С 1958 г. складывалась горьковская (нижегородская) традиция жизнеописания урожденного нижегородца, члена-корреспондента АН СССР, «отца-основателя» исторических факультетов (Горьковского государственного педагогического института (ГГПИ) и Горьковского государственного университета (ГГУ)), ученого, к наследию которого можно возвести истоки нижегородских историко-краеведческой школы и школы всеобщей истории – Сергея Ивановича Архангельского (1882–1958)1. Данная традиция избавляет от необходимости давать общую справку об Архангельском и позволяет заострить внимание на неизвестных фактах жизненного пути ученого.

Есть и оборотная сторона создания «мегатекста» об Архангельском. Своеобразным итогом этого процесса стал устойчивый биографический нарратив. Учитывая исследования подобных нарративов о Т.Н. Грановском, В.О. Ключевском2, такой текст можно назвать «миф об Архангельском». Миф в данном случае понимается как «социально и исторически обусловленное знание, существующее неотрефлексированно и некритически принимаемое “на веру”»3. Такое знание об Архангельском отличается от мифов о Грановском и Ключевском и по механизму формирования, и по масштабу охватываемой аудитории, и по когнитивным последствиям. Сформировавшиеся в общественном мнении и историографии стереотипы о Грановском и Ключевском активно отторгают сведения, противоречащие сложившимся реноме историков, и подталкивают к поиску новых подтверждений устоявшейся модели. «Миф об Архангельском» представляет собой законченный системный набор сведений, не отторгающий, но и не вбирающий новых сведений, оставаясь к ним равнодушным.

Такая ситуация обусловлена использованием конкретных источников, среди которых на первом месте стоят автобиография Архангельского, хранящаяся в его личном фонде Центрального архива Нижегородской области, и свидетельства его коллег, учеников. Под автобиографию подыскиваются (иногда подбираются) сведения других документов фонда ученого. Иные сведения просто не востребованы. Источники освоены поколением учеников Архангельского, и ими создан его биографический миф-нарратив. Однако в уже прочитанных и в обнаруживающихся новых источниках (личные дела Архангельского с массивом его анкет, автобиографий разных лет, впечатления его коллег, официальные партийные и государственные документы и др.) выявляются «свежие» сведения. Они требуют включения в биографию и ее переосмысления в контексте историографии XIX–XX вв., эпохи, семьи и Дома, друзей и коллег. Эти исследовательские процедуры оптимальны в аспекте рассмотрения проблемных «узлов» жизнеописания С.И. Архангельского.

Первый проблемный «узел» – это семья. В фонде историка крайне мало сведений о его родителях. Самыми информативными оказываются записи на оборотах фотографий родителей. Из них можно узнать, что мать умерла в 1889 г. в Семенове, что на фото подросток Архангельский запечатлен вместе с отцом 12 апреля 1896 г., о чем свидетельствует трогательная строчка «Мой папа»4. И нет отчеств родителей, указаний на их родню. Эта лакуна восстанавливается Автобиографией 1946 г. Отец – Иван Дмитриевич, а мать – Вера Константиновна. Там же указывается, что после смерти родителей сироту воспитывала тетка (сестра отца)5. Видимо, речь идет о Митропольской (в замужестве). Ее семья проживала в доме по улице Ошарской (не сохранился). Он был родовым гнездом Архангельских. Двоюродный брат историка Алексей Андреевич Архангельский в письме вспоминал, что у Сергея в этом доме была своя комната. После свадьбы С.И. Архангельский и молодая жена поселились в этом доме. В конце 1917 г. туда вернулся еще один двоюродный брат Николай Васильевич Митропольский.

Дом оказался в недолгом владении С.И. Архангельского. В годы Гражданской войны была угроза реквизиции дома. Вот что писал сын Сергея Ивановича – Константин – матери в Тамбов в 1918–19 г.: «Комнаты у нас все еще не заняты, п.ч. папа не соглашается отапливать их своими дровами, поэтому возможен для нас очень дурной исход: реквизиция всей квартиры и выселение на новое место жительства, что здесь практикуется. Лидию Эрастовну [личность не установлена] уже «вытряхнули»»6. Уже после этого в 1920-е гг. у С.И. Архангельского отобрали часть комнат – уплотнили. Он даже судился из-за квартирного вопроса. Разбирательство было вызвано тем, что владелец дома сдавал комнату приезжавшему из другого города для преподавания в пединституте коллеге (имя не установлено). В судебном постановлении от 4 апреля 1930 г. прописано, что из 58 кв.м Архангельского изъято 12 кв.м7. Но фактически дом остался во владении Сергея Ивановича. И посетители этого дома вспоминали роскошный цветник, бывший страстью Сергея Ивановича. Разведение цветов было его душевной потребностью: если он уезжал в командировки или отпуск, то всегда поручал кому-то из близких следить за палисадником.

В опытах биографии С.И. Архангельского не учитывался важный источник – автобиографический роман Н.И. Кочина «Нижегородский откос». Будущий писатель учился в Нижегородском педагогическом институте в первой половине 1920-х гг. и свои впечатления о преподавателях перенес в книгу. Архангельский выведен в романе под именем профессора Астраханского (на тот момент Архангельский не был профессором)8. Вот как описывает дом Архангельского 1920-х гг. писатель: «Профессор заметил рвение Пахарева и пригласил его к себе. Деревянный домик на окраине города [дом Архангельского в 1920-е гг., находился на вогнутой границе города] был весь завален книгами и заставлен цветами. – Есть только одна наука наук – история, – сказал профессор, поливая амариллис, – история мироздания, а значит, и природы, и человечества, и его дел: общества, науки, искусства…»9. А вот цитата из письма С.Н. Чернова10 от 4.07.1939: «Буду всегда вспоминать Вас в ГПИ среди прекрасных молодых лиц, а на Ошаре – среди книг и прелестных цветов»11. Своеобразно «отчитывался» (сообщал как понимающему коллеге Архангельскому) о состоянии флористических дел Е.А. Косминский: «У меня мало многолетних цветов. Они прикрыты на зиму листьями. Этой осенью посадил около 100 декорат. кустов, неск. плодовых деревьев, 500 корней клубники» (из письма от 15.10.1949); «С цветами у меня в этом году не очень ладно, как и у Сергея Даниловича [Сказкина] и у большинства наших новоявленных садоводов. Холода задерживают развитие растений. Плохо цвела сирень, на жасмине только теперь появились бутоны в очень небольшом количестве. Высадил в этом году довольно много георгин и гладиолусов» (из письма от 12.06.1950); «Цветоводство мое замерло из-за холодной погоды» (из письма от 12.05.1951)12. Ученики Архангельского писали: «Ученый любил природу, выращивал в крохотном садике возле дома цветы. «Если бы я не был историком, – говорил он, – я бы стал биологом»»13.

С.И. Архангельский заботился о состоянии дома, по сути «вел» его. В годы войны заготовка дров была задачей, равной продовольственной (21.11.1943 он писал сыну о перебоях с дровами14). Да и в первые послевоенные годы ситуация была не лучше. Двоюродный брат Алексей Андреевич Архангельский возмущался: «Неужели украли ворота и забор? Ведь они были такие солидные» (письмо 14.04.1947); «Вспомнил тебя, не могли академику и профессору сделать ремонта. Мерзавцы и хамье, везде магарыч, взятки» (письмо 24.11.1948)15.

Клан Архангельских, судя по семинарским фамилиям, был связан с духовенством. Три двоюродных брата пополнили ряды студенчества на рубеже XIX–XX вв. Митропольский пошел по делопроизводственной линии. В Первую мировую войну работал делопроизводителем в Финляндии в Комитете по оказанию помощи русским военнопленным16, но в конце 1917 г. вернулся в Нижний Новгород. В 1918 г. он умер от туберкулеза. Алексей Андреевич Архангельский, учившийся в нижегородской гимназии на несколько лет младше Я.М. Свердлова, получил специальность правоведа в Московском университете. Его судьба не сложилась. Став юристом, Алексей Андреевич уехал на Северный Кавказ, где работал в Госбанке, входил в состав ревизионной комиссии созданного при его участии потребительского общества. В период 1916–1922 гг. эпистолярное общение двоюродных братьев было прервано из-за Гражданской войны. А.А. Архангельский оказался на территории, контролируемой белыми, и, видимо, не возражал против их режима. Сергей Иванович писал ему в январе 1918 г.: «Господствуют большевики.., забравшие в свои руки банки, закрывшие все буржуазные газеты. Нет у нас ни «Волгаря», ни «Нижегородского листка», живем в темноте и питаемся слухами»17. Очевидно, что в первой и искренней реакции на Советскую власть братья были единомышленниками.

После 1922 г. А.А. Архангельский работал финансистом18. В 1920–30-х гг. он, так или иначе, преследовался Советской властью. В 1933 г. последовала драматичная высылка в Барнаул19. В 1934 г. А.А. Архангельский вернулся в Пятигорск, чуть позже туда приехали жена с сыном. В 1940 г. случилась беда, о которой написала его жена Лидия Леонидовна: «Сообщаю Вам печальную новость… 10 октября Алексея Андреевича арестовали. По своему обыкновению, вошедшему у него в привычку за последнее время, после службы он зашел в винницу, где изрядно выпил, развязал язык, стал «критиковать», в результате чего и был арестован… Алексей Андреевич просил меня пригласить защитника. Не знаю хватит-ли у меня денег»20.

С.И. Архангельский и Лидия Леонидовна искали денег, нанимали московских адвокатов, но ничего не помогло: «Приговор вынесли очень жестокий: лишение свободы на 10 л.»21. А.А. Архангельскому довелось пройти этапы лагерного кошмара: Георгиевская пересыльная тюрьма – Боровичи Ленинградской области – лагеря Коми. До конца 1943 г. А.А. Архангельский болел, страдал от притеснений уголовников, голода. За это время его сын Святослав женился, летом 1942 г. был призван в РККА, воевал под Ростовом, и пропал без вести22. 26 декабря 1943 г. А.А. Архангельский написал двоюродному брату в Горький, что досрочно освобожден по состоянию здоровья и остановился в Рыбинске. К нему приехала жена. Потом они перебрались на Кавказ.

Часть родственников С.И. Архангельского проживала в Семенове (районный центр Нижегородской области). В письме невесте С.И. Архангельский писал в 1903 г.: «Я люблю природу Семенова, его окрестности…; люблю его сосновые и еловые леса, люблю то поле – знаете, которое тянется от Семенова по направлению к деревушке Васильеву»23. В голодные годы революции и Гражданской войны Архангельский ездил в Семенов за провизией. Одно из его краеведческих исследований посвящено истории Семенова24.

Имеющиеся на сегодняшний день варианты биографии С.И. Архангельского оставляют открытым вопрос о его браках и числе детей. Изучение личных дел С.И. Архангельского и писем в его фонде позволяют решить эту проблему. Первый раз Архангельский женился после 1903 г.: это было в 1904 г. Жена – Александра Владимировна Давыдова – имела тамбовские корни. В 1909 г. у Архангельских родился Константин, около 1910 г. – дочь Наталья. В 1917 г. Александра Владимировна уехала с дочерью в Тамбов к больным родителям. Сергей Иванович, оставшись с сыном в Нижнем Новгороде, вел хозяйство и ездил в Тамбов. В личном деле среди документов 1921 г. хранится его заявление на имя ректора Нижегородского университета: «В виду того, что проживавшая в Тамбове моя жена Александра Владимировна скончалась, и мне нужно перевезти оттуда мою дочь Наталью 11 лет, я обращаюсь к Вам с просьбой дать мне командировку в г. Тамбов сроком на 3 недели»25. Впоследствии Константин в письмах из Петрограда передавал приветы сестре – до февраля 1924 г. После этого любые упоминания Натальи Сергеевны Архангельской в документах исчезают. Ее судьба неизвестна.

Константин окончил в Ленинграде электротехнический институт, женился, защитил кандидатскую диссертацию, а в июле 1941 г. – докторскую. С началом войны его семья – жена и сын Лев жили у Сергея Ивановича в Горьком. Позже они перебрались ближе к Константину, эвакуированному в Киргизию. 25 ноября 1943 г. в командировке Константин скончался от аппендицита. В фонде С.И. Архангельского отложились его письма к сыну конца 1943 г., полные тревоги по поводу его молчания26. Сергей Иванович еще не знал о смерти сына. Вдова Константина с сыном после войны вернулись в Ленинград. Лев Константинович Архангельский стал доктором химических наук.

После смерти первой жены – Александры Владимировны – в судьбе Сергея Ивановича появилась Анна Богумиловна. Немка, родившаяся в Плоцке Царства Польского, преподавательница немецкого языка в гимназии, оказалась в Нижнем Новгороде в ходе эвакуации во время Первой мировой войны. Под стать мужу она была полиглотом – знала еще французский, английский, украинский и польский языки27. Она осталась в России и в Нижнем Новгороде, а ее сестры и брат в 1919 г. уехали в Германию, причем сестра оставила ей сына Георга (Юрия) на воспитание. Так у Сергея Ивановича появился пасынок. Анна Богумиловна была заботливой супругой, помощницей в переводе английских текстов. В середине 1930-х гг. резко и непонятно для врачей ухудшилось ее здоровье, и в конце 1936 г. она скоропостижно скончалась. В феврале 1937 г. врач, проводивший вскрытие, написал вдовцу, что у покойной был рак. На руках у Архангельского остался Юрий. После школы он поступил на исторический факультет МГУ, на один курс с С.О. Шмидтом. Летом 2010 г. на конференции, посвященной 150-летию академика С.Ф. Платонова, С.О. Шмидт спросил автора этих строк о судьбе Юрия Архангельского, в 1939 г. призванного в армию. Информация, извлеченная из писем Юрия28, такова. В 1940 г. он вернулся в университет. В мае 1941 г. возник какой-то спор в комсомольской организации, и Юрий положил комсомольский билет на стол. Следующее по дате (28.06.1941) письмо Юрия написано на клочке серой бумаги из пересыльного пункта Новосибирска. Пасынок Архангельского был осужден на 10 лет и отсидел весь срок. Попытки добиться помилования разбивались о пресловутую «немецкую национальность», как писал Юрий-Георг.

В 1939 г. женой С.И. Архангельского стала Анна Михайловна. Ей было суждено готовить и сдавать в архивы его бумаги. С Анной Михайловной в дом Архангельского пришла ее дочь Маргарита. С.Н. Чернов называл ее «богоданной дочкой» С.И. Архангельского.

Судьбы родственников показывают, что жизнь Архангельского была наполнена потерями, совпавшими с революцией и Гражданской войной, с репрессиями 1930-х гг., с Великой Отечественной войной. Поэтому нельзя представлять научную и преподавательскую деятельность Архангельского как работу в башне из слоновой кости. Перипетии Советской истории вторгались в нее. Возможно, научная и учебная работа Архангельского, результативностью которой восхищались его коллеги в Москве и Ленинграде29, позволяла ему компенсировать утраты. Надо упомянуть и репрессии в отношении коллег Архангельского по ГГПИ в 1930-е гг.30, политико-идеологические нападки на ученого в те же годы. Чего стоит и разнузданная травля Архангельского в 1949 г. в связи с изысканием в его трудах «безродного космополитизма»31!

Резкие общественно-политические переломы обусловили и крайне расплывчатые знания о том, с кем учился С.И. Архангельский в гимназии и в университете. Это тоже надо считать отдельным блоком проблем его биографии. Двумя годами позже Архангельского нижегородскую гимназию закончил Вячеслав Федорович Ржига32, в будущем известный советский филолог, за ним – один из «отцов отечественной археологии» Борис Сергеевич Жуков33. Все три имени золотом нанесены на медальоны нижегородской гимназии, в здании которой сейчас находится областная библиотека. С Б.С. Жуковым до его ареста Архангельский переписывался, как с коллегой по организации вузовского образования и краеведческого движения в Нижнем Новгороде34. Из писем Жукова35, соотнесенных с другими сведениями, следует, что Архангельский олицетворял в Нижегородской губернской ученой архивной комиссии (НГУАК) новую генерацию исследователей (А.К. Кабанов36, А.Н. Свободов, Н.А. Саввин37, М.Н. Кутузов38), ориентирующуюся на Московский университет, в противовес старшему поколению (А.Я. Садовский, С.М. Парийский, А.П. Мельников), чьим ориентиром был академик С.Ф. Платонов39. После 1917 г. старшее поколение создаст Нижегородскую археолого-этнологическую комиссию, а младшее, получившее профильное историко-филологическое образование, сконцентрируется в Нижегородском научном обществе по изучению местного края40.

В Московском университете Архангельский оказался однокурсником С.В. Бахрушина. Удалось выяснить, что после тюремного заключения в 1902 г. и восстановления в университете Архангельский учился вместе с Ильей Николаевичем Бороздиным, впоследствии профессором, отбывшим большой срок в лагерях. В письмах И.Н. Бороздина читаем, что перевод книги Пиренна Архангельский пытался издать еще в 1925 г., что оба они осознавали себя принадлежащими к корпорации учеников П.Г. Виноградова, а свою научную генеалогию возводили к П.Н. Кудрявцеву, С.В. Ешевскому и П.Г. Виноградову41.

Можно значительно расширить круг коллег и друзей, с которыми Архангельский общался после 1907 г. Из нижегородцев – А.К. Кабанов, А.Н. Свободов, В.Т. Илларионов, Н.П. Соколов42 и др. (изучение биографии Архангельского дало новые сведения и по их биографиям). Работая в пединституте, Архангельский привлекал к учебному процессу таких крупных ученых как А.К. Бергер, В.М. Лавровский, В.Н. Бочкарев, С.Н. Чернов, А.С. Самойло и др. Его стараниями 10 лет проработал в Горьковском государственном университете С.В. Фрязинов43. Тесно и плодотворно общался Архангельский с Н.И. Кареевым, И.М. Гревсом, Р.Ю. Виппером, Д.М. Петрушевским, Н.П. Грацианским, И.И. Любименко, С.Д. Сказкиным, Е.А. Косминским, А.Е. Кудрявцевым, Г.Р. Левиным, А.Д. Люблинской, М.А. Баргом и др. Письма этих историков, хранящиеся в фонде Архангельского в ЦАНО, содержат ценную информацию о нем, его корреспондентах и времени, в котором они жили, развитии исторической науки в России и в Нижнем Новгороде. Изучение данной информации в контексте других источников позволило решить ряд смежных с биографией Архангельского проблем.

Открытым является вопрос об учителях и наставниках Архангельского в университете. За время обучения Архангельский, судя по его Автобиографии, прослушал лекции великого В.О. Ключевского, испытал влияние «всеобщников» П.Г. Виноградова, Р.Ю. Виппера, А.Н. Савина44. Их перечень, приведенный в Автобиографии второй половины 1940-х гг., являет собой дань времени, когда нельзя было употреблять те или иные фамилии. А вот в «куррикулюм витэ» 1921 г. Архангельский писал: «поступил на историко-филологический факультет Московского университета; при переходе на 3ий курс избрал историческое отделение, где работал по всеобщей истории под руководством Виппера и Герье, по русской истории под руководством Любавского, Богословского45 и Кизеветтера»; в 1923 г.: «На мои научные интересы и занятия оказал большое влияние Р.Ю. Виппер, которому я писал кандидатское сочинение и у которого брал вопросы для магистрантского экзамена» (сразу вспоминается письмо Виппера Архангельскому в 1942 г.: «Наше знакомство с Вами (неправда ли в Москве 1903–1904 гг.?) представляется мне теперь в виде чего-то молниеносно мелькнувшего и исчезнувшего. Не писали ли Вы реферата о capitulare de villis? Подвижный, остро-наблюдательный студент. Как жалел я потом, что Вы не остались в Москве. С каким удовольствием узнал я 25 лет спустя о Ваших блестящих работах по аграрной истории Англии, где Вы открыли новые пути исследования. Честь и слава Вам, что Вы сумели развить такую богатую содержанием научную деятельность вдали от университетских и библиотечных центров»46). Видимо, Виппер забыл, что Архангельский «Писал дипломную работу Р.Ю. Випперу на тему «Социальная история Флоренции и политическое учение Макиавелли» – для этой работы учил ит. язык у лектора Брауна»47. В 1928 г. Архангельский писал в автобиографии: «Готовился к магистерским экзаменам, консультируясь с Виппером Р.Юр. и Петрушевским Д.М., но их не держал»48. В автобиографиях второй половины 1940-х гг. в числе наставников появятся фамилии Савина и Виноградова. Указал Архангельский и то, как он учил языки: «Поступив в университет с приличным знанием французского языка, я стал изучать под руководством Брауна итальянский язык… Немецкий язык я изучал самостоятельно»49.

Возвращение Архангельского в 1907 г. в Нижний Новгород после окончания Московского университета ознаменовалось преподаванием в гимназии, исследованиями в НГУАК. Журналы «манкирования занятий»50 в Мариинской женской гимназии показали, что Сергей Иванович Архангельский, преподававший там историю, русский язык и литературу был самым дисциплинированным преподавателем.

Восстанавливаются также послужной список и научное творчество Архангельского в годы Первой мировой и Гражданской войн, «военного коммунизма». «В 1916 году был избран преподавателем истории в Нижегородский Народный Университет, где был председателем гуманитарного отделения; на академическом отделении этого университета вел семинарий по русской истории «Законодательные акты о крестьянах 18 и п. половины 19 века»51. Возможно оказалось заполнить биографическую лакуну 1917 г. в связи с деятельностью Архангельского в партии кадетов, с просветительской деятельностью. Им были написаны статьи для газет о переписях, ревизиях в Петровскую эпоху, о революционной Франции, по русской истории: ««Учредительные собрания во Франции 18 и 19 веков»; «Выборы в учредительное собрание во Франции в 1848 году»; «Нижегородский депутат 18 века в екатерининской комиссии», Конспект лекций по истории земского и городского самоуправления в России»52. К сожалению, комплекты газет «Нижегородский листок», «Нижегородская земская газета», «Кооперативный календарь» за 1917 г. полностью не сохранились, и статьи Архангельского, печатавшиеся в них, пока читаются фрагментарно. Он в «1918 году был избран преподавателем истории в Нижегородский Педагогический Институт, а в 1919 г. в Нижегородский Институт народного образования, где читал лекции и вел практические занятия по русской и всеобщей истории. Неоднократно вел занятия по отдельным вопросам русской истории и по методике истории на учительских курсах»53; «в 1920 году – преподавателем всеобщей истории на историко-филологический факультет (ныне закрытый) Нижегородского Государственного Университета и тогда же – в нижегородское отделение Московского Арх. Института. С закрытием городского народного университета я был приглашен преподавать историю на рабочий факультет Нижегородского Университета. Наконец в январе 1922 года был избран преподавателем истории в Нижегородскую литературную студию. Неоднократно выступал с публичными лекциями от Нижегородского общества распространения народного образования; на педагогических курсах организуемых прежде земствами, теперь отнаробами [отделами народного образования – А. К.] вел занятия по истории и ее методике»54. В 1920-е гг. Архангельский в Нижегородском педагогическом институте читал курсы «История Западной Европы эпохи феодализма и торгового капитала», «История античной культуры»; на рабфаке Нижегородского университета – «История классовой борьбы».

В начале 1920-х гг. Архангельский резко повысил количество издаваемых научных работ по отечественной и всеобщей истории. Это время взрывоподобного скачка в жизни начинающего ученого, которому уже за 40, знаменовало вступление его в академическую науку. Он руководит движением по изучению Нижегородчины, преподает, организует учебный процесс, удачно сочетает качественные труды по истории России, историографии и истории Запада (античность, средневековье и Английская революция). Большое подспорье – советы Н.И. Кареева, Е.А. Косминского, Д.М. Петрушевского, И.М. Гревса.

Неразрывность отечественной и всеобщей истории красной нитью пройдет через творчество Архангельского. Даже 1930-е гг., когда, казалось, ничем, кроме Английской революции, Архангельский не занимался, он переписывался с издательствами и журналами о публикации работ по истории России. В конце 1920-х гг. он подготовил «Очерки по истории промышленного пролетариата Нижнего Новгорода и Нижегородской области в XVII–XIX вв.». В 1930-е гг. предпринял ряд неудачных попыток их издать. Рукопись без воли автора даже вывезли в Москву:

«Сергей Иванович,
Прошу извинения за нанесенное Вам беспокойство!
Совершенно случайно мы увезли рукопись, оберегаемую Горьковским Партиздатом от взоров читателей с 1929 г.
Рукопись Ваша чрезвычайно ценная и интересная, для нас особенно в той части, которой мы занимаемся. Насыщенность ее конкретными, до сих пор неизвестными в литературе, фактами вызывает чувство недовольства и возмущения за консервирование этой столь ценной рукописи.
Сергей Иванович, Вы, может быть, разрешите воспользоваться ее материалом, имеющим отношение к Сормову, на соответствующих условиях?
С получением Вашего ответа, рукопись возвращаем немедленно по указанному Вами адресу. С чувством глубочайшего огорчения по случаю Вашего беспокойства. 19 3/IV–34 г. Анна Лаврова»55.

Книга была издана в 1951 г., вызвав оживленный интерес, прежде всего, историков-всеобщников. В 1930-е гг. Архангельский стал готовить материалы по истории Нижегородского края XVII–XIX вв. Эта работа получила дополнительный импульс во второй половине 1940-х гг., после празднования в 1946 г. 725-летия основания Нижнего Новгорода. В силу разных обстоятельств эта деятельность вылилась лишь в подготовленный С.И. Архангельским и Н.И. Приваловой сборник документов «Нижний Новгород в XVII в.» (Горький, 1961), остающийся и по сей день непревзойденным в Нижнем Новгороде образцом археографии56.

Архангельскому было тесно как ученому в Нижнем Новгороде. Перевод книги Пиренна с середины 1920-х гг. Архангельский хотел опубликовать в Москве или Ленинграде, и ему в этом помогали Н.И. Кареев, Д.М. Петрушевский, Е.А. Косминский, В.М. Лавровский, И.Н. Бороздин, В.Н. Бочкарев. И.М. Гревс пытался издать «Закон Диоклетиана о таксах» в трудах Академии Наук, но не сумел преодолеть сопротивление Ф.И. Успенского, предлагавшего опубликовать лишь исследование. Только после ряда неудачных попыток и «Закон Диоклетиана», и перевод книги Пиренна вышли в Горьком57. Наверное, Архангельский хотел широкой огласки для этих трудов и считал, что ее они получат, будучи изданы в академических центрах. И Кареев, и Косминский, одобрив выбор темы – аграрное законодательство Английской революции – без обиняков сказали, что для ее изучения надо ехать в Оксфорд, к П.Г. Виноградову. Выяснилось, что многие книги из московских библиотек нижегородцу привозил В.М. Лавровский под свою ответственность. В конце 1930-х гг. Архангельский всерьез задумывался о переезде в Ленинград, чтобы работать в институте им. М.Н. Покровского. Справки об этом вузе для Архангельского наводил С.Н. Чернов, а И.И. Любименко в 1941 г. радовалась, что эта затея не удалась58. Юрий Архангельский писал: «Кстати, сегодня, когда сдавал последний экзамен по археологии у Арциховского, был удивлен, когда он спросил, не буду ли я Твоим сыном. Он… был удивлен, что “такой крупный ученый живет в провинции”»59. После войны Архангельский подумывал о переезде и в Ленинград, и в Москву. Тогда же близкие ученому люди, коллеги писали, что теперь его будут выпускать за границу – в Англию – для работы с архивами. Эти надежды не оправдались. Однако из документов в ЦАНО, выяснилось, что Архангельскому удалось побывать за границей – в начале XX в. Два месяца в 1904 г. он был в Греции, в Афинах, Коринфе, Дельфах, Олимпии и в Турции, в Константинополе и Смирне с научной целью (изучение археологии и искусства Древней Греции). Эта информация имеется в биографической справке, приложенной к Описи дел личного фонда Архангельского в Архиве РАН.

С.И. Архангельского отличала высокая работоспособность: масса научных работ, преподавание и руководство факультетами, кафедрами. К этому можно добавить щепетильность и аккуратность Архангельского в ведении переписки. Отметить надо и высокую гражданственность ученого. В начале второй декады июня 1941 г. Архангельский чуть ли не первым из нижегородцев пожертвовал большую сумму денег и облигации для Красной Армии60, в выступлении на городском собрании в Доме Партийного просвещения в начале ноября 1942 г. он отметил руководящую роль ВКП(б) в борьбе с Германией. 9 мая 1945 г. «Старейший работник института, профессор, доктор исторических наук С.И. Архангельский, радостно пожимая руки своим коллегам, говорил: “Вот это победа так победа. Это великая историческая победа! Поздравляю!”»61. Архангельский не раз заявлял и подтверждал (это отмечалось и в партийных документах), что руководствуется в преподавании и в науке марксисткой методологией, но в то же время отказывался вести атеистическую пропаганду62. В письме невестке в начале 1944 г. он спрашивал, отпели ли сына Константина.

Архангельский был удостоен медали за доблестный труд в годы Великой Отечественной войны. В 1943 г. Архангельский выдвигался кандидатом для избрания в члены-корреспонденты АН СССР, но выбран был только в 1946 г. Во время работы Архангельского в ГГУ в 1950-е гг. были поданы документы для награждения ученого Орденами Ленина и Трудового Красного Знамени. И была еще одна награда, о которой ученый не упоминал – это орден Станислава III степени, полученный в 1916 г. (о нем сообщили нижегородские газеты той поры).

Смерть С.И. Архангельского за рабочим столом в сентябре 1958 г. не дала осуществиться многим замыслам, значительная часть которых уже была в рукописях. Из ненапечатанного акцент надо сделать на истории внешней политики Британии эпохи протектората Кромвеля. Незамеченный биографами Архангельского переход к этой теме произошел после защиты докторской диссертации. Историк отметил: «С 1940 г. начал изучать Английскую революцию по двум линиям – крестьянские движения в Англии и внешняя политика Англии в годы революции»63. Харьковский историк В.М. Пакуль 22.09.1940 писал: «От души желаю достигнуть подобных же результатов и по той новой теме, которую Вы себе наметили (внешняя политика Англии в 40–50 гг. XVII в.), хотя над этой темой и в частности над донесениями венец. послов уже работали другие исследователи (Ранке, может быть не помню – Гардинер). Конечно, в изучении внешней политики много интересного открывается, до такой степени интересного, что не хочется жить или с горечью думать, что же такое человек, есть ли предел его подлости… Мне известно, что англичане производили выборку в иностранных архивах материалов по англ. истории, вероятно, то издание донесений венец. послов, которым Вы пользуетесь, относится к собранию подобных материалов»64. В 2011 г. в бумагах Исторического факультета ГГПИ были обнаружены машинопись неизвестной ныне статьи С.И. Архангельского (1952 г.) и отзыв о ней Н.П. Соколова. Статья посвящена донесениям венецианских послов из революционной Англии. Британский коллега Кристофер Хилл писал Архангельскому в 1944 г.: «Я нетерпеливо жду Вашу книгу о внешней политике Англии во время революции»65. Полностью результаты этой работы ученого не были обнародованы, кроме фрагментов, рассыпанных в статьях и главах сборников и коллективных монографий. Насущной задачей биографов С.И. Архангельского является обработка массивов его текстов о внешней политике Англии и публикации законченных из них. То же относится и к исследованиям историком других проблем.

Комплекс приведенных здесь новых данных об С.И. Архангельском извлечен из документов нижегородских архивов. Более массивная подборка документов хранится в архиве РАН, она нуждается в исследовании и включении в общий историографический контекст.


БИБЛИОГРАФИЯ
  • Архангельский С. И. Крестьянское движение в Семеновском уезде в 1825 г. // Каторга и ссылка. 1929. № 6. С. 75–85.
  • Архангельский С. И. Указ Диоклетиана о таксах // Известия Нижегородского государственного университета. 1928. № 2. Нижний Новгород. С. 365–401.
  • Воробьева И. Г., Кузнецов А. А. Историк Запада в российском провинциальном вузе // Диалог со временем. 2011. Вып. 36. С. 377–402.
  • Григорьева Е. А., Кузнецов А. А. Представители петербургской исторической школы в Горьковском педагогическом институте (проблема адаптации традиций исторических школ в советском образовании 1930–1950-х гг.) // Мир историка: историографический сборник. Вып. 7. Омск, 2011. С. 205–223.
  • Гришина Н. В. Миф о В.О. Ключевском в исторической науке конца XIX–XX в. // Полиэтничность России в контексте исторического дискурса и образовательных практик XIX–XXI вв. Чебоксары, 2010. С. 115–124.
  • Гудзий Н. К. В.Ф. Ржига (некролог) // Труды Отдела древнерусской литературы. Т. XVII. Л., 1961. С. 685–692.
  • Зеленцов В. Д., Селезнев Г. К., Русов Ю. В., Саблин А. Д. Горьковский педагогический институт за 50 лет. Краткий исторический очерк. Горький: Волго-Вятское книжное издательство, 1961. С. 71.
  • Кауркин Р. В., Кузнецов А. А., Сапон В. П. и др. Век на педагогической ниве. К 100-летнему юбилею НГПУ. Нижний Новгород: НГПУ, 2011. 168 с.
  • Кочин Н. И. Нижегородский откос. М.: Советская Россия, 1982. 304 с.
  • Кузнецов А. А. Еще раз о биографии нижегородского архивиста А.К. Кабанова // Материалы V нижегородской межрегиональной архивоведческой конференции «Святыни земли Нижегородской. Нижегородский кремль». Нижний Новгород: ЦАНО, 2010. С. 172–179.
  • Кузнецов А. А. Сергей Иванович Архангельский (1882–1958): вехи научного пути // Пиренн А. Средневековые города и возрождение торговли / Пер. с англ. С.И. Архангельского. Нижний Новгород: НГПУ, 2009. С. 146–168.
  • Кузнецов А. А. За малейшее проявление протеста следовала ругань..., ответ, что нужно смотреть на нас как на арестованных, лишенцев" (документ о высылке из Пятигорска в 1933 г.) // Ставропольский альманах Российского общества интеллектуальной истории. Вып. 12. Ставрополь, 2011. С. 285–292.
  • Кузнецов А. А. «Ошибки космополитического порядка налицо…»: к истории одной идеологической кампании в г. Горьком // Альманах по истории Средних веков и раннего Нового времени. Н.Новгород, 2011а. С. 82–102.
  • Кузнецов А. А. Неизвестные страницы изучения истории ополчения 1611–1612 гг. в Нижнем Новгороде (Горьком) // Мининские чтения: Сборник научных трудов по истории Восточной Европы в XI–XVII вв. Н.Новгород: Кварц, 2011б. С. 231–247.
  • Кузнецов А. А. Письма С. И. Архангельского С. Ф. Платонову (1923–1925) как историографический источник // Памяти академика Сергея Федоровича Платонова: исследования и материалы. СПб.: Любавич, 2011в. С. 470–476.
  • Кузнецов А. А., Мельников А. В. Новые данные о судьбе нижегородского историка А.К. Кабанова // Материалы II Нижегородской архивоведческой конференции. Чтения памяти А. Я. Садовского. Н. Новгород: Комитет по делам архивов Нижегородской области, 2006. С. 160–164.
  • Кузнецов А. А., Мельников А. В. Новые источники по научной биографии С.И. Архангельского // Материалы II Нижегородской архивоведческой конференции. Чтения памяти А. Я. Садовского. Н. Новгород: Изд-во Комитета по делам архивов Нижегородской области, 2006б. С. 169–194.
  • Кузнецов А. А., Уткина Н. А. Письма Б. С. Жукова А. Я. Садовскому и С. И. Архангельскому как источник по истории краеведческого движения в Нижнем Новгороде в 1920 – первой половине 1930-х гг. // Материалы VI Нижегородской межрегиональной архивоведческой конференции «Человек и документ». Нижний Новгород: ЦАНО, 2011. С. 154–163.
  • Нижегородский государственный педагогический университет: этапы большого пути. 1911–2011. Нижний Новгород: НГПУ, 2011. 168 с.
  • Митрофанов В. В. С. Ф. Платонов и научно-краеведческие общества, архивные комиссии России. Челябинск: ЮУрГУ, 2011. 322 с.
  • Свешников А. В. Миф о Грановском. Попытка дискурсного анализа // Тимофей Николаевич Грановский: идея всеобщей истории (1813–1855). М., 2006. С. 69–81.
  • Седов А. В., Телегина Э. П. Сергей Иванович Архангельский (1882–1958) // Выдающиеся ученые. Горький: Волго-Вятское книжное издательство, 1988. С. 23–38.
  • Творогов О. В. Ржига Вячеслав Федорович // Энциклопедия «Слова о полку Игореве». Т. 4. СПб.: Дмитрий Буланин, 1995. С. 212–214.
  • Формозов А. А. О Борисе Сергеевиче Жукове (материалы к биографии) // Формозов А.А. Статьи разных лет. Курск, 2008. С. 75–88.


  1. См. неполный список работ, посвященных биографии С.И. Архангельского: Кузнецов. 2009. С. 146. 

  2. Свешников. 2006. С. 69–81; Гришина. 2010. С. 115–124. 

  3. Свешников. 2006. С. 70. 

  4. Центральный архив Нижегородской области (ЦАНО). Ф. 6299. Оп. 1. Д. 2. Л. 2 об. Д. 3. 

  5. ЦАНО. Ф. 377. Оп. 8а. Д. 6. Л.1. 

  6. ЦАНО. Ф, 6299. Оп. 1. Д. 61. Л. 12. 

  7. ЦАНО. Ф. 6299. Оп. 1. Д. 21. 

  8. На это ценное обстоятельство указал д.и.н., зав. кафедрой истории России Нижегородского педагогического университета Владимир Петрович Сапон. 

  9. Кочин. 1982. С. 38. 

  10. О работе С.Н. Чернова в Горьковском педагогическом институте в 1937–1939 гг. и обстоятельствах его ухода см.: Григорьева, Кузнецов. 2011. С. 205–223. 

  11. ЦАНО. Ф. 6299. Оп. 1. Д. 325. Л. 8 об. 

  12. ЦАНО. Ф. 6299. Оп. 1. Д. Л. 21, 30, 32. 

  13. Седов, Телегина. 1988. С. 36. 

  14. ЦАНО. Ф. 6299. Оп. 1. Д. 86. Л. 569. 

  15. ЦАНО. Ф. 6299. Оп. 1. Д. 84. Л. 401 об.; 521 об. 

  16. ЦАНО. Ф. 6299. Оп. 1. Д. 223. Л. 2–3. 

  17. ЦАНО. Ф. 6299. Оп. 1. Д. 84. Л. 9об.–10. 

  18. ЦАНО. Ф. 6299. Оп. 1. Д. 84. Л. 12–15, 19, 22–27, 30, 35, 43 об. 

  19. См. подробнее: Кузнецов. 2011. С. 285–292. 

  20. ЦАНО. Ф. 6299. Оп. 1. Д. 83. Л. 7. 

  21. ЦАНО. Ф. 6299. Оп. 1 Д. 83. Л. 15–15 об., 19. 

  22. ЦАНО. Ф. 6299. Оп. 1 Д. 83. Л. 22 – 24 об., 26–27, 29 об.; Д. 84. Л. 256–258. 

  23. ЦАНО. Ф. 6299. Оп. 61. Л. 1 об. 

  24. Архангельский. 1929. 

  25. ЦАНО. Ф. 2734. Оп. 9а. Д. 9. Л. 2 а. 

  26. ЦАНО. Ф. 6299. Оп. 1. Д. 86. Л. 565–570. 

  27. ЦАНО. Ф. 2734. Оп. 9а. Д. 8. Л. 22 об.–25. 

  28. ЦАНО. Ф. 6299. Оп. 1. Д. 85. 

  29. Из письма И.И. Любименко 22.10.1950: «Конечно, Вы слишком утомляетесь с двумя кафедрами, тем более, что ухитряетесь еще не мало работать». ЦАНО. Ф. 6299. Оп. 1. Д. 215. Л. 90 об. 

  30. Кауркин, Кузнецов, Сапон и др. 2011. С. 64–69, 76–78, 86. 

  31. Кузнецов. 2011а. 

  32. О В.Ф. Ржиге см.: Гудзий. 1961; Творогов. 1995. Его отец Ф.Н. Ржига, выпускник историко-филологического факультета Пражского университета, сотрудник Нижегородской губернской ученой комиссии; специализировавшйся на переводах источников, преподавал древние языки Архангельскому в гимназии: Кузнецов. 2009. С. 147–148. 

  33. Формозов. 2008. 

  34. Кузнецов, Уткина. 2011. 

  35. ЦАНО. Ф. 6299. Оп. 1. Д. 168. 

  36. См.: Кузнецов, Мельников. 2006; Кузнецов. 2010. 

  37. О Н.А. Саввине и А.Н. Свободове см.: Кузнецов. 2011б. 

  38. О М.Н. Кутузове см.: Нижегородский государственный педагогический университет. 2011. С. 120–121. 

  39. Митрофанов. 2011. С. 103–167. 

  40. Кузнецов. 2011в. С. 474–475. 

  41. В письме Бороздина: «Задумал писать научную биографию (вернее опыт биографии) нашего общего учителя П.Г. Виноградова». ЦАНО. Ф. 6299. Оп.1. Д. 113. Л. 5. 

  42. См.: Григорьева, Кузнецов. 2011. С. 205–223. 

  43. Воробьева, Кузнецов. 2011. 

  44. ЦАНО. Ф. 6299. Оп. 1. Д. 1. Л. 1. 

  45. О М.М. Богословском – наставнике С.И. Архангельского см.: Кузнецов А.А.,Мельников А.В. 2006б. С. 169–194. 

  46. ЦАНО. Ф. 6299. Оп. 1. Д. 127. Л. 1. 

  47. ЦАНО. Ф. 377. Оп. 8а. Д. 6. Л. 1. 

  48. ЦАНО. Ф. 2734. Оп. 9а. Д. 9. Л. 5, 13, 36 об. 

  49. ЦАНО. Ф. 2734. Оп. 9а. Д. 9. Л. 174. 

  50. ЦАНО. Ф. 534. Оп. 471. Д. 715, 754. 

  51. ЦАНО. Ф. 2734. Оп. 9а. Д. 9. Л. 5. 

  52. ЦАНО. Ф. 2734. Оп. 9а. Д. 9. Л. 5 об., 5а. Большинство из них обнаружить пока не удалось. 

  53. ЦАНО. Ф. 2734. Оп. 9а. Д. 9. Л. 5. 

  54. ЦАНО. Ф. 2734. Оп. 9а. Д. 9. Л. 13. 

  55. ЦАНО. Ф. 6299. Оп. 1. Д. 200. Л. 1. 

  56. Кузнецов, Мельников. 2006 б. 

  57. Архангельский. 1928. 

  58. ЦАНО. Ф. 6299. Оп. 1. Д. 215. Л. 34 об.; Д. 325. Л. 24. 

  59. ЦАНО. Ф. 6299. Оп. 1. Д. 85. Л. 50. 

  60. Зеленцов, Селезнев, Русов, Саблин. 1961. С. 71. 

  61. Там же. С. 109. 

  62. Государственный общественно-политический архив Нижегородской области. Ф. 932. Оп. 1. Д. 35. Л. 5. 

  63. ЦАНО. Ф. 377. Оп. 8а. Д. 6. Л. 2. 

  64. ЦАНО. Ф. 6299. Оп.1. Д. 249. Л. 30–30 об. 

  65. ЦАНО. Ф. 6299. Оп. 1. Д. 315. Л. 23.