Сообщения арабских географов X в. ал-Истахри и Ибн Хаукала о Руси неоднократно переводились на русский язык1 и прочно вошли в корпус иностранных известий о Древнерусском государстве. В сочинениях этих авторов наряду с разрозненными сведениями о русах содержится связный рассказ о внутреннем устройстве Руси (о «трех группах русов»), который неизменно привлекает главное внимание исследователей. Между тем этот рассказ целесообразно рассматривать в контексте сочинений ал-Истахри и Ибн Хаукала в целом, принимая во внимание их рассуждения о месте Руси в системе мировых империй, а также изображение Руси на входящей в состав их трудов карте мира.
Благодаря тому, что сочинения ал-Истахри и Ибн Хаукала включали в себя не только описательную часть, но и карты, можно сравнить между собой разные способы презентации, интерпретации и концептуализации информации о Руси, бытовавшей в середине X в. в исламском мире. Это важно не только для изучения древнерусской истории, но и для рассмотрения общей проблемы соотношения карты и словесного описания в античных и средневековых источниках географического толка. Необходимость дифференцированного отношения к описанию какого-либо географического объекта, с одной стороны, и к его же картографическому изображению – с другой, связана с тем, что составитель текста и картограф пользуются разными способами презентации информации и производства нового знания. Как показывают новейшие исследования по истории картографии, карты следует оценивать не с точки зрения «точности», а через призму их культурно-исторической и художественной специфики. Изучение социокультурного и политического контекста, в рамках которого карты производились и использовались, привели к выводу о многофункциональности карт и, соответственно, к признанию сложного характера картографического изобра-жения как такового. В настоящее время карта рассматривается как более или менее ангажированная концептуализация географического пространства, как культурный текст, наполненный смыслами, выходящими за рамки собственно пространственных отношений, как форма политического дискурса и способ манифестации власти2.
Не случайно создание т.н. «Ма’муновской карты» мира – первого арабского картографического произведения, о котором имеются сравнительно достоверные, хотя и очень скудные, сведения, – было связано с прекращением масштабных внешних завоеваний в эпоху Аббасидов, когда на первый план вышла проблема интеллектуального освоения внутреннего пространства империи и консолидации входивших в нее народов на основе исламских ценностей.
Сама карта, изготовленная для халифа ал-Ма’муна (813–833), не сохранилась, но она известна по описаниям более поздних авторов3. По мнению видевшего ее арабского энциклопедиста середины X века ал-Мас‘уди, «Мамуновская карта» превосходила карты Птолемея и Марина Тирского: «Лучшее, что я видел в таком роде, было в книге “Географии” Марина, – а география значит пересечение земли, – и в “Ма’мунов-ской карте”, исполненной для ал-Ма’муна, в составлении которой участвовало несколько ученых его времени. На ней был изображен мир с его сферами и планетами, сушей и морями, обитаемыми и необитаемыми частями, поселениями народов и прочим. Она лучше упомянутых раньше “Географии” Птолемея и “Географии” Марина и других»4. Если ал-Мас‘уди уверенно связывал «Ма’муновскую карту» с традицией Пто-лемея, то другой знакомый с нею ученый, испано-арабский географ XII века аз-Зухри, описывал карту совершенно иначе. «Ма’муновская карта», которую видел аз-Зухри, хотя и была разделена на семь широтных зон-климатов, – что в принципе согласуется с птолемеевской традицией, – но расположение климатов на ней было иным, чем у Птолемея: они были изображены в виде шести кругов, окружавших помещенный в середине седьмой5, т.е. следовали персидской системе деления ойкумены на изолированные одна от другой географические области-кишвары.
Первые дошедшие до нас исламские карты были созданы учеными т.н. «классической школы» арабских географов, или школы ал-Балхи. Ее основателем считается среднеазиатский ученый ал-Балхи (ум. 934), который около 920 г. написал сочинение, известное под разными названиями: «Картины климатов» (Сувар ал-акалим), «Виды стран» (Ашкал ал-билад) или «Упорядочение стран» (Таквим ал-булдан). Оно состояло из собрания географических карт, сопровождавшихся кратким пояснительным текстом. Труд ал-Балхи в подлиннике не дошел до наших дней, но послужил основой для произведений других исламских ученых6.
В начале 930-х гг. сочинение ал-Балхи обработал выходец из Южного Ирана ал-Истахри – первый представитель «классической» школы географов, сочинение которого сохранилось. Вторую редакцию своей «Книги путей и государств» (Китаб ал-масалик ва ал-мамалик)7 ал-Истахри составил около 950 г. Она получила большое распространение в исламской историографии, в особенности в восточной части халифата, где она бытовала и в переводах на персидский и турецкий языки.
Продолжателем ал-Истахри стал Ибн Хаукал, уроженец города Нисибина в Верхней Месопотамии. В середине X в. он объехал почти весь исламский мир от Испании до Индии, причем сделал это, по некоторым свидетельствам, в качестве политического агента сначала египетских Фатимидов, а позднее – багдадских Аббасидов и испанских Омейядов. Свое сочинение «Книга картины земли» (Китаб сурат ал-ард)8 Ибн Хаукал начал писать под впечатлением от встречи с ал-Истахри и задумал его как исправленную переработку труда последнего. Однако работа над книгой, продолжавшаяся в течение 950–970-х гг., привела его к созданию вполне самостоятельного географического сочинения, пусть и включавшего многие материалы ал-Истахри.
Хотя представители «классической школы» писали на арабском языке, ее основоположники, ал-Балхи и ал-Истахри, были этническими персами, выходцами – о чем говорят их нисбы, – из иранских городов Балха и Истахра. Укорененность в персидской культуре повлияла на композицию их сочинений, в которых центральное место в структуре Халифата занимает Иран, а географическое деление Земли, несмотря на формальное использование ими принятого большинством мусульманских географов греческого термина «климат» (араб. иклим), фактически основано на системе иранских областей-кишваров.
Сочинения географов «классической школы» сопровождались на-бором карт, а текстовая часть сочинений была построена как развернутый комментарий к ним. Количество и тематика карт, а также их порядок были строго регламентированы. Полный комплект включал в себя одну общую карту мира, карты трех морей – Средиземного, Персидского (Индийский океан) и Хазарского (Каспийского), а также 17 карт различных областей халифата: Аравии; Магриба; Египта; Сирии; ал-Джазиры (Верхней Месопотамии); Ирака; Хузистана; Фарса; Кирмана; Синда; Армении, Аррана и Азербайджана; Джибала; Дайлама и Табаристана; Персидской пустыни; Сиджистана; Хорасана; Мавараннахра9. Карты предельно схематичны: градусная сетка и масштаб на них отсутствуют, моря и острова представлены в виде геометрически правильных кругов или эллипсов, береговые линии условны, а реки нанесены прямыми линиями. Как и подавляющее большинство арабских карт, карты географов «классической школы» ориентированы на юг10.
Карты отдельных областей, по всей вероятности, мыслились как самостоятельные изображения, не состыкованные друг с другом. Их схематизм, отсутствие единого масштаба, а также ярко выраженный «иранский акцент» не позволяли составить из них в совокупности карту мира, в связи с чем последняя вычерчивалась специально.
Хотя для «классической школы» арабских географов было характерно преимущественное внимание к описанию исламских стран, в сочинениях ал-Истахри и особенно Ибн Хаукала имеется немало сведений о странах и народах Европы, о немусульманских районах Азии и Африки. При этом, если в основном тексте данные о немусульманских народах и государствах сообщаются лишь в связи с характеристикой тех или иных областей Халифата, то во введении к своим трудам они дают общее описание всей ойкумены – стран, народов и морей, – и излагают свои представления об устройстве мирового порядка.
Таким образом, то или иное государство в сочинениях географов «классической школы» предстает в разных масштабах: мировом – как составная часть одной из империй; региональном – как область какого-либо историко-культурного региона; и наконец, само по себе. Текстовая характеристика страны дополняется ее картографическим изображением на карте мира и – для исламских стран – на региональной карте. Так, на круглой карте Русь показана как одна из стран мира; во введении – как часть византийского имперского пространства; в основной части сочинения (в разделе, посвященном описанию Каспийского моря) – как самостоятельное государство, состоящее их трех областей.
Первое из дошедших до нас исламских картографических изображений Руси содержится на карте мира из сочинения Ибн Хаукала в рукописи 1086 г. из Музея Топкапы в Стамбуле. Вот как сам Ибн Хаукал описывал фрагмент карты, на котором изображена Русь: «В этой части [карты] позади слова “север” расположена страна Йаджуджа и Маджуджа, затем, выше – славяне (ас-сакалиба)... Потом за ними к востоку – булгары и русь (ар-рус). Затем на побережье [Константинопольского] пролива – области Трапезунда, а над протекающей рядом рекой – булгары, русь, башкиры, буртасы, хазары, печенеги, еще одни булгары, затем земля Сарир, а над ними – Внутренняя и Внешняя Армения. А слева – Азербайджан и Арран, а справа от Армении – река Тигр»11.
Карта мира Ибн Хаукала по рукописи 1086 г. из Музея Топкапы в Стамбуле (Istanbul, Topkapı Sarayı Müzesi Kütüphanesi, A. 3346, fols. 3b–4a). Ориентация южная.
Воспроизведено по: http://www.myoldmaps.com/early-medieval-monographs/213-ibn-hawqals-world-map/213-ibn-hawqal.pdf
На карте Ибн Хаукала Русь, как и другие страны и народы, обозначена в виде этнотопонима, а географическими маркерами ее местоположения являются, прежде всего, наименования соседних с нею народов, а также изображение реки Атил, «над» которой, по словам Ибн Хаукала, и помещаются русы. На первый взгляд, карта не слишком информативна, но не следует забывать о специфике работы картографа. Если автор географического описания, говоря о русах, мог ограничиться фразой о том, что они везут свои товары «из самых отдаленных окраин страны славян»12, предоставляя читателям возможность самим вообразить, где именно живут русы, то картограф, желавший нанести на карту сведения о Руси, должен был найти для нее точно определенное место. И чтобы понять, почему Русь изображена на карте Ибн Хаукала так, а не иначе, надо обратиться к тому дискурсу о славянах, русах и других восточноевропейских народах, который развивали предшественники школы ал-Балхи – ученые IX – начала X века Ибн Хордадбех и Ибн Русте, а также путешественник в Волжскую Булгарию в 922 г. Ибн Фадлан.
Сведения этих авторов о местонахождении русов весьма неопределенны. Ибн Хордадбех, которому принадлежит первое в исламской литературе упоминание о русах, говорил лишь о маршрутах, которыми они пользовались для транспортировки своих товаров в пределы Византии и Халифата. При этом он ничего не сообщил ни о стране русов, ни о каком-либо месте их проживания. Ему было известно лишь то, что русы везли свои товары из «самых отдаленных [окраин страны] славян», причем в Хазарию они попадали по «Реке славян», а о том, каким путем они добирались до Черного («Румийского») моря, он не знал. То есть на международном рынке русы появились, можно сказать, из ниоткуда, и единственной частью пространства, маркируемой Ибн Хордадбехом как «русская», оказывался торговый маршрут, по которому они шли. При этом по мере удаления от Багдада этот путь русов становился все менее и менее отчетливым для их исламских контрагентов, теряясь где-то у «самых отдаленных [окраин страны] славян».
Первые сведения о месте обитания русов появились в исламском мире в конце IX в., когда создавалась т.н. «Анонимная записка» о северных народах, дошедшая до нас в изложении Ибн Русте. На основе этих сведений в арабо-персидской литературе X–XVI вв. сформировался устойчивый географический образ «острова русов»13. В отличие от сообщения Ибн Хордадбеха, в рассказе об «острове русов» основное внимание уделялось не торговым путям, а показу русов, так сказать, у себя дома, в тех «самых отдаленных [окраинах страны] славян», откуда русы везли свои товары на исламский Восток и в Византию.
Образы, задающие внутренние параметры «острова русов», все до одного безымянные: Ибн Русте не знает наименования ни одного их го-рода, реки или горы; ему неизвестен язык русов; не указано даже название того моря (или озера), в пределах которого находился «остров русов». Внешними географическими маркерами активности русов являются города Хазаран и Булгар, куда, согласно Ибн Русте, русы везли свои товары на продажу. Все конкретные данные, сообщаемые «Анонимной запиской» о русах, касаются организации их общества и верховной власти или являются сведениями этнографического толка (нравы, обычаи, одежда), которые мусульманские информаторы узнавали либо от самих русов, доходивших с купеческими караванами до ближневосточных го-родов, либо от своих хазарских и булгарских контрагентов, поддерживавших торговые отношения с областями русов14. Даже единственный арабский путешественник по Восточной Европе X в. Ибн Фадлан, видевший русов своими глазами, встретился с ними в Булгаре, т.е. за пределами собственно русской территории15. В рассказе о русах Ибн Русте, в отличие от сообщений о всех других народах региона, нет указаний на расстояния между землей русов и другими народами. Можно говорить даже о своего рода экстерриториальности «острова русов»: на политической карте региона страна русов присутствует, но в географическом смысле ее как бы и нет, так как совершенно не ясно, где она находится.
Из состава сообщений о русах у Ибн Хордадбеха и в «Анонимной записке», а также из свидетельства Ибн Фадлана очевидно, что основными центрами получения информации о русах в исламском мире во второй половине IX – начале X века были не сами русские земли, а городские центры (прежде всего, Булгар и Итиль), лежавшие на Волго-Каспийском пути, по которому осуществлялись торговые и некоммерческие контакты Восточной Европы с исламскими странами. Наряду с Булгаром и Итилем, где регулярно появлялись купцы-русы, еще одним известным в исламском мире географическим объектом, тесно связанным с присутствием русов, была «Река славян», которая, согласно Ибн Хордадбеху, позволяла добраться из русских земель до Хазарии и далее по Каспийскому морю до городов на территории халифата.
Что касается сообщений о Руси в сочинениях ал-Истахри и Ибн Хаукала, то содержательно они продолжают сложившийся в IX – начале X в. дискурс о Руси, источниками которого были сведения, циркулировавшие в районе Средней и Нижней Волги и на Каспии, о чем свидетельствует то, что практически все сведения о русах в этих сочинениях приведены в главе, посвященной описанию Каспийского моря16. Роль Волго-Каспийского пути в аккумуляции данных о Руси очевидна и из того, что почти все упоминания о русах у рассматриваемых авторов так или иначе связаны с известиями о Хазарии, Булгаре или реке Атил, которую Ибн Хаукал называет «Рекой русов»17.
В то же время, в отличие от Ибн Хордадбеха и Ибн Русте, говоривших о русах как о народе, ученые школы ал-Балхи проблематизировали термин ар-рус как этноним. И ал-Истахри, и Ибн Хаукал утверждали, что ар-рус – это наименование государства, а не название народа, племени или города18. Это заявление базировалось на новых сведениях о Руси, получивших распространение в исламском мире к середине X в. В частности, стало известно, что государство русов не было унитарным, но имело сложный состав, включавший три группы (джинс, синф) русов. Каждая группа была территориально отделена от других и имела свой городской центр – Куйабу, Славу и Арсу. Иерархия этих центров, с точки зрения внешних контрагентов русов, очевидна: Куйаба описана как самый бойкий и известный вне Руси центр, сопоставимый по размерам с Булгаром, Слава – как второй по известности, но менее доступный город, Арса – как малодоступная территория, связанная с внешним миром лишь через Куйабу19. Если сравнивать данные о трех группах русов с рассказом об «острове» русов, то окажется, что ал-Истахри и Ибн Хаукал, как и Ибн Русте, не приводили никаких сведений ни о географическом положении русов относительно других народов, ни о границах Руси – ни внешних, ни внутренних между группами русов. Они знали лишь центры власти русов, но ничего не сообщали о территориальных границах их власти. Однако тут важно, что три группы русов не были изолированы одна от другой и, в силу того, что находились в иерархических отношениях между собой, могли быть описаны как целое, как территориально-политическая общность русов. О том, что арабские географы понимали русов именно как общность, говорят первые же фразы их описания и у ал-Истахри, и у Ибн Хаукала: «Русы. Их три группы»20.
Ал-Истахри и Ибн Хаукал первыми в исламской литературе показали место Руси в системе мировых империй (мамлака), являвшихся, по их мнению, столпами миропорядка: это Халифат, которым управляет из Багдада повелитель правоверных (амир ал-му▒минин); Византия (ар-Рум), во главе которой стоит царь (малик), живущий в Константинополе; Китай (ас-Син) – его правитель (сахиб) проживает в городе Кайфэн; Индия (ал-Хинд) во главе с царем (малик), резиденцией которого является город Канаудж21. Арабские географы сформулировали и принципы, которые позволяли отнести ту или иную страну к категории «империй», в отличие от «стран» и «земель»: имперскую государственность, по их мнению, создает органическое сочетание религии (дин), культуры (адаб) и власти (хукм)22. И действительно, выделенные ими четыре империи в целом соответствовали цивилизационным ареалам, сложившимся на основе ислама, христианства, конфуцианства и индуизма. Так, пестрота европейской политической карты представлялась арабским географам несущественной по сравнению с причастностью народов Европы к христианству: «Что касается того, что мы присоединили к странам ар-Рума [земли] франков, галисийцев и других [народов], то язык их различен, однако религия и государство едины, подобно тому как в государстве ислама языки различаются, а владыка (малик) один»23. Точно так же, располагая данными о лингвистических различиях между жителями Китая и окружавшими его племенами тюрок, ал-Истахри и Ибн Хаукал считали их всех подданными одного государя – правителя Китая.
В этой идеальной модели миропорядка, существовавшей в представлениях арабских географов, Русь включалась в сферу влияния Византии. До какой-то степени это было сделано чисто механически: «Что касается государства ар-Рум, то к востоку от него страны ислама, к западу и югу – Окружающее море, а к северу – границы области ас-Син, так как то, что находится между тюрками и страной ар-Рум из славян и других народов, мы присоединили к стране ар-Рум»24. То есть русы попадали в сферу влияния Византии на основании того, что их земли лежали между Византией и тюрками, которых ал-Истахри и Ибн Хаукал относили к сфере влияния Китая. Вместе с тем арабские авторы имели данные о том, что, по крайней мере, часть русов исповедовала христианство – достаточно вспомнить утверждение Ибн Хордадбеха о том, что приходившие в Багдад купцы-русы платили джизью, поскольку, по их утверждению, были христианами25. Поэтому в другом месте ал-Истахри и Ибн Хаукал уточняют, что в орбите влияния Византии находились именно христианские народы: «В государство ар-Рум входят пределы славян и соседних с ними русов, ас-Сарира, алан, армян и [других народов], исповедующих христианство»26.
Таким образом, первое картографическое изображение Руси в исламской географии опирается на существовавшую с IX в. традицию описания русов как народа. Реальная информация, лежавшая в основе этой традиции, по своему происхождению была самым тесным образом связана с функционированием Волго-Каспийского торгового пути, участок которого от Булгара и ниже до впадения в Каспийское море был хорошо знаком исламским купцам. Поэтому локализация Руси на карте Ибн Хаукала «привязана» к изображению реки Атил. Новизна информации о Руси в сочинениях ал-Истахри и Ибн Хаукала была связана с трактовкой термина ар-рус не только как этнонима, но и как политонима, с показом тройственной структуры Древнерусского государства, но и с концептуализацией места Руси на карте мира. Эта концептуализация выражалась, во-первых, в четкой географической локализации русов, которая была неведома более ранним исламским авторам, и во-вторых, в позиционировании Руси на политической карте мира как государства, относящегося к византийскому культурному пространству, куда географы школы ал-Балхи включали все европейские страны и тюркские народы, а также христианские народы Закавказья.
БИБЛИОГРАФИЯ / REFERENCES
Bibliotheca geographorum arabicorum / Ed. M.J. de Goeje. Lugduni Batavorum, 1870. T. 1; 1889. T. 6; 1892. T. 7; 1894. T. 8.
Kitāb al-Dja‘rāfiyya: Mappemonde du calife al-Ma’mun reproduite par Fazari (III^e^/IX^e^ s.) rééditée et commentée par Zuhri (VI^e^/XII^e^ s.) / Texte arabe tabli avec introduction en franais par M. Hadj-Sadok // Bulletin d’Études Orientales. 1968. T. 21. P. 7–312.
Opus geographicum auctore Ibn Ḥauḳal (Abū’l-Ḳāsim Ibn Ḥauḳal al-Naṣībī): Secundum textum et imagines codicis constantinopolitani conservati in Bibliotheca Antiqui Palatii N 3346 cui titulus est “Liber imaginis terrae” / Ed. collato textu primae editionis aliisque fontibus adhibitis J.H. Kramers. Lugduni Batavorum, 1938–1939. Fasc. 1–2. 526 p.
Большаков О.Г. Ал-Истахри — Ибн Хаукаль // История татар с древнейших времен в семи томах / Под ред. М. Усманова и Р. Хакимова. Казань: РухИЛ, 2006. Т. II: Волжская Булгария и Великая Степь. С. 745–752 [Bol’shakov O.G. Al-Istakhri — Ibn Khaukal’ // Istoriya tatar s drevneyshikh vremen v semi tomakh / Pod red. M. Usmanova i R. Khakimova. Kazan’: RukhIL, 2006. T. II: Volzhskaya Bulgariya i Velikaya Step’. S. 745–752].
Древняя Русь в свете зарубежных источников. Хрестоматия / Сост. Т.Н. Джаксон, И.Г. Коновалова, А.В. Подосинов. М.: Русский Фонд Содействия Образованию и Науке, 2009. Т. III: Восточные источники / Сост. Т.М. Калинина, И.Г. Коновалова, В.Я. Петрухин. 264 с. [Drevnyaya Rus’ v svete zarubezhnykh istochnikov. Khrestomatiya / Sost. T.N. Dzhakson, I.G. Konovalova, A.V. Podosinov. M.: Russkiy Fond Sodeystviya Obrazovaniyu i Nauke, 2009. T. III: Vostochnyye istochniki / Sost. T.M. Kalinina, I.G. Konovalova, V.Ya. Petrukhin. 264 s.]
Ковалевский А.П. Книга Ахмеда Ибн-Фадлана о его путешествии на Волгу в 921–922 гг.: Статьи, переводы и комментарии / Отв. ред. Б.А. Шрамко Харьков: Харьковский университет, 1956. 348 с. [Kovalevskiy A.P. Kniga Akhmeda Ibn-Fadlana o yego puteshestvii na Volgu v 921–922 gg.: Stat’i, perevody i kommentarii / Otv. red. B.A. Shramko Khar’kov: Khar’kovskiy universitet, 1956. 348 s.]
Коновалова И.Г. Состав рассказа об «острове русов» в сочинениях арабо-персидских авторов X–XVI вв. // Древнейшие государства Восточной Европы. 1999 г.: Восточная и Северная Европа в средневековье / Отв. ред. Г.В. Глазырина. М.: Восточная литература, 2001. С. 169–189 [Konovalova I.G. Sostav rasskaza ob “ostrove rusov” v sochineniyakh arabo-persidskikh avtorov X–XVI vv. // Drevneyshiye gosudarstva Vostochnoy Yevropy. 1999 g.: Vostochnaya i Severnaya Yevropa v srednevekov’ye / Otv. red. G.V. Glazyrina. M.: Vostochnaya literatura, 2001. S. 169–189].
Крачковский И.Ю. Избранные сочинения. М.; Л.: Издательство Академии наук СССР, 1957. Т. IV. 919 с. [Krachkovskiy I.Yu. Izbrannyye sochineniya. M.; L.: Izdatel’stvo Akademii nauk SSSR, 1957. T. IV. 919 s.]
Новосельцев А.П. Восточные источники о восточных славянах и Руси VI–IX вв. // Древнейшие государства Восточной Европы. 1998 г.: Памяти чл.-корр. РАН А.П. Новосельцева / Отв. ред. Т.М. Калинина. М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 2000. С. 264–323 [Novosel’tsev A.P. Vostochnyye istochniki o vostochnykh slavyanakh i Rusi VI–IX vv. // Drevneyshiye gosudarstva Vostochnoy Yevropy. 1998 g.: Pamyati chl.-korr. RAN A.P. Novosel’tseva / Otv. red. T.M. Kalinina. M.: Izdatel’skaya firma “Vostochnaya literatura” RAN, 2000. S. 264–323].
Delano-Smith C., Kain R.J.P. Cartography, History of // International Encyclopedia of Human Geography / Ed. by R. Kitchin, N. Thrift. Amsterdam; Oxford: Elsevier, 2009. P. 428–440.
Edney M.H. Cartography: The Ideal and Its History. Chicago; London: The University of Chicago Press, 2019. 309 p.
Tibbets J.R. The Balkhī School of Geographers // History of Cartography / Ed. by J.B. Harley and D. Woodward. Chicago; London: The University of Chicago Press, 1992. Vol. II. Book 1: Cartography in the traditional Islamic and South Asian societies. P. 108–136.
-
См. последние переводы с библиографией предыдущих: Новосельцев 2000. С. 313–323; Большаков. 2006. С. 745–752; Древняя Русь. 2009. С. 81–94. ↩
-
Из последних обобщающих работ см.: Delano-Smith, Kain 2009; Edney 2019 (с обширной библиографией). ↩
-
Крачковский 1957. С. 87. ↩
-
Bibliotheca geographorum arabicorum 1894. P. 33. Рус. пер.: Крачковский 1957. С. 87. ↩
-
Kitāb al-Dja‘rāfiyya 1968. P. 306. ↩
-
Tibbets. 1992. P. 108–111. ↩
-
Bibliotheca geographorum arabicorum 1870. ↩
-
Bibliotheca geographorum arabicorum 1873; Opus geographicum 1938–1939. ↩
-
Tibbets. 1992. P. 114. ↩
-
Tibbets. 1992. P. 112–129. ↩
-
Opus geographicum 1938–1939. P. 9. ↩
-
Как это сделал Ибн Хордадбех: Bibliotheca geographorum arabicorum 1889. P. 154. ↩
-
Об «Анонимной записке» и «острове русов» подробнее см.: Коновалова 2001. ↩
-
Bibliotheca geographorum arabicorum 1892. P. 145–147. ↩
-
Ковалевский 1956. С. 141–146. ↩
-
Bibliotheca geographorum arabicorum 1870. P. 217–227; Opus geographicum 1938–1939. P. 387–397. ↩
-
Opus geographicum 1938–1939. P. 13, 15, 388, 389. ↩
-
Ibid. P. 394; Bibliotheca geographorum arabicorum 1870. P. 223. ↩
-
Bibliotheca geographorum arabicorum 1870. P. 225–226; Opus geographicum 1938–1939. P. 397–398. ↩
-
Bibliotheca geographorum arabicorum 1870. P. 225; Opus geographicum 1938–1939. P. 397. ↩
-
Bibliotheca geographorum arabicorum 1870. P. 4; Opus geographicum 1938–1939. P. 9. ↩
-
Bibliotheca geographorum arabicorum 1870. P. 4; Opus geographicum 1938–1939. P. 10. ↩
-
Bibliotheca geographorum arabicorum 1870. P. 9; Opus geographicum 1938–1939. P. 14. ↩
-
Bibliotheca geographorum arabicorum 1870. P. 5; Opus geographicum 1938–1939. P. 11. ↩
-
Bibliotheca geographorum arabicorum 1889. P. 154. ↩
-
Bibliotheca geographorum arabicorum 1870. P. 4; Opus geographicum 1938–1939. P. 9. ↩