ИДЕНТИТАРНЫЕ ПРОЦЕССЫ В СРЕДНЕВЕКОВОМ УЭЛЬСЕ: ТЕРМИНОЛОГИЯ, ДИСКУРСЫ И СИТУАЦИЯ БИЛИНГВИЗМА (ПРОИЗВОДНЫЕ ОТ WĒALAS ОПРЕДЕЛЕНИЯ)
The Identity processes in Medieval Wales. Terminology, Discourses, and Context of Bilingualism (Wēalas-based nomenclature)

Отождествление отдельных этнокультурных и этнополитических общностей с географическими пределами острова, было характерно для раннесредневековой истории пиктов, гэлов, а позднее и англосаксов¹. При этом за инсулярной фазой обычно следовали определения, лишенные такого обобщенного взгляда, рассчитанные главным образом на «внешнее» использование. Исследования Х. Приса и Р. Дэвиса показали, что валлийская традиция не являлась в этом смысле исключением².

В «Книге из Лландава», составленной на протяжении середины – второй половины XII века, но включающей фрагменты, датируемые более ранним периодом,³ встречаются две разновидности конструкций, проясняющих смысл ярко выраженных синонимичных параллелей.

С одной стороны, латинские тексты книги закономерно воспроизводят смысловой ряд, в котором «Kymry» и «Britannia» позиционируются как тождественные в территориальном смысле понятия⁴. Подавляющая часть этих текстов переписаны рукою «А» и датируются 1136–1154 гг.⁵; при этом только один случай был зафиксирован рукою «F~a~», датируемой палеографически 1160–1180 гг.⁶ С другойстороны, в латинских текстах присутствует иная параллель, указывающая на произошедший смысловой сдвиг в определении, благодаря которому территория равная современному Уэльсу стала обозначаться с использованием названия “Guallia” (производное от древнеанглийского wēalas обозначение). При этом максимальное число употреблений датируется 1136–1154 гг. (рука «А»);⁷ два случая приходятся на период 1160–1180 годов (рука «D~b~»), а еще один на 1154–1175 (рука «B^51^»)⁸.

Распределение указанных параллелей в «Книге из Лландава» показывает, что практика воспроизведения смысловой связки “Kymry-Britannia” соответствовала определенному этапу в территориализации этнического самосознания западных бриттов, проживавших в пределах современного Уэльса. При этом речь идет о процессе, протекавшем в условиях сокращения географических пределов когда-то однородного в этническом отношении британского мира. В этой связи упомянутые выше догадки Кормака о существовании единого языка бриттов и факт лингвистической близости (возможно, единства) валлийцев и стратклайдцев, как представляется, могут указывать на частичную аккультурацию, на начальной стадии которой валлийский язык не воспринимался современниками как самостоятельный⁹ и оставался неразличимым на уровне понимания в рамках общебриттского языкового субстрата.

Отождествление “Kymry” и “Britannia”, игравшее на понятийном уровне особую роль в коммеморативных практиках и пророчествах западных бриттов вплоть до конца Средневековья, оказывалось в связи с экстериоризацией инструментально слабой параллелью. Определявший подобную категоризацию прием лишал собственно Kymry желательной спецификации, поскольку акцентировал их бриттское происхождение, указывая на тот тип гентилизации, на который могли претен-довать и прочие бриттские народы. При этом в рамках характерных для интериоризации приемов такая параллель могла оставаться и, как показывает анализ текстов, оставалась вполне востребованным ресурсом. Претензия Kymry на самость и собственно этнический профиль западных бриттов оставались в этом смысле самодостаточными для ориентированного на «внутреннее» потребление дискурса, но размывались, когда, к примеру, возникала потребность к их сопоставлению с проживавшими за пределами современного Уэльса родственными анклавами. Смысловая параллель “Kymry-Guallia” была «усиленным», предназначенным для «внешнего» дискурса приемом и предполагала прежде всего экстериоризацию самосознания западных бриттов, как правило, в более широком этнокультурном и этнополитическом контексте. При этом после появления обозначения “Guallia” ориентированный на использование латинских обозначений дискурс и основанный на вернакулярных понятиях ресурс уже более никогда не соприкасались¹⁰.

Возникшее в результате разграничение традиций во многом объясняет идентитарные процессы, протекавшие на территории современного Уэльса уже в эпоху зрелого Средневековья и характеризовавшиеся постепенной кристаллизацией собственно валлийского самосознания. Роль внешнего фактора, предопределившего необходимость в экстериоризации идентитарных процессов, оставалась в этот период весьма значительной. Именно под влиянием этого фактора в созданных на территории современного Уэльса латинских текстах постепенно адаптируются производные от древнеанглийского wēalas определения с их четко выраженной направленностью на раздельное использование этнических и территориальных обозначений.

Согласно общепринятой в современной литературе гипотезе, слово “wealh” появляется в древнегерманском языке и уже на этой стадии используется как обозначение племени вольков (лат. Volcae),¹¹ первоначально обитавшего на территории современной Моравии, западнее зоны традиционного проживания бойев, а затем расселившегося в южной Франции, долине реки Эбро и малоазиатской Галатии¹². Применявшийся первоначально для обозначения одного конкретного племени, этот термин позднее стал использоваться для указания на кельтские, а затем и италийские племена, говорившие, как известно, на очень схожих и родственных языках и, судя по всему, воспринимавшихся именно тогда без строгих лингвистических отличий. После того, как область применения этого обозначения была расширена до характеристики находившихся в зоне непосредственного контакта с германцами романских народов, он получил дополнительное значение¹³.

Вся совокупность соприкасавшихся с германскими племенами народов приобрела оттенок чужеродности, ее смысловые границы, как представляется, оставались сугубо лингвистическими, а за самим термином закрепилось определение «инородец». При этом оба значения были не только взаимосвязаны, но и выполняли самостоятельную роль в различных языковых и культурно-исторических ситуациях¹⁴. Использование этого термина в значении «инородец» определялось не столько благодаря дистанции или же границам сопредельных территорий (в таком случае значение «чужеземец» было бы уместнее), сколько его соотнесенностью с определенной родственной группой, говорившей на отличавшем ее от германцев языке¹⁵. Обозначение применялось исключительно к тем родственным, лингвистически обособленным группам, которые проживали в пределах Римской империи и, следовательно, по формальным признакам считались туземным населением¹⁶. Словарные статьи, фиксируя варианты употребления этого термина, выделяют наиболее характерные для них значения (иностранец – кельт, валлиец), но опускают не менее принципиальные для эволюции понятия смысловые оттенки (соплеменник вольков (вольк) – житель Римской империи – носитель различных кельтских и/или, но отчасти, сначала италийских, а затем и романских языков). При этом независимо как от объема воспроизводимых в словарных статьях значений, так и от предпочтений, согласно которым выстраивается основная эволюция самого термина, лексикографы указывают в качестве конечных две позиции – «валлиец» (без отмечаемого Х. Кларком и Д. Ричардом оттенка)¹⁷ и «раб»¹⁸. Область применения этих значений, сформировавшаяся в условиях средневекового британского мультилингвизма, но оставшаяся за пределами интересов Х. Приса и Р. Дэвиса¹⁹, сыграла решающую роль не только в дискурсивной аккультурации²⁰ западных бриттов.

Не менее значимыми были последствия, связанные с развитием особых форм и вариантов их употребления в историко-культурной традиции, ориентированной на латиноязычную и соответствующую ей терминологию, и, как представляется, позволяющие противопоставлять оформлявшийся таким образом дискурс другому, по мнению исследователей, собственно «валлийскому» дискурсу. Благодаря вытеснению сервильного элемента в определении “wealh” к концу XI в.²¹ и сужению семантического поля в обозначении рабства до значений, обычно связываемых с понятиями “ƿræl” и “esne”²², ориентированные на ситуацию би-лингвизма формы саморепрезентации западных бриттов приобретут особый характер. Речь идет прежде всего о том, что характерные для западных бриттов идентитарные связи будут выстраиваться с использованием различных языковых ресурсов. Интериоризация – процесс, направленный «на себя» или же «на себе подобных» будет развивать вернакулярный дискурс. Напротив, экстериоризация потребует мобилизации более универсальных лингвистических средств (сначала латынь, а затем, но намного позднее – английский язык).

Характер и специфика каждого из дискурсов отражала еще, по меньшей мере, два существенных момента, непосредственно связанных с последующей эволюцией кельтского мира после крушения Римской империи. С одной стороны, речь идет о постепенной аккультурации, затем исчезновении очагов кельтской культуры и, как следствие, носителей кельтских языков на континенте. С другой – существенной оказывается динамика этнических процессов собственно на территории Британских островов и более конкретно – на самом крупном острове архипелага. Романизация кельтских групп на континенте, как представляется, сместила культурный центр кельтского мира на территорию Альбиона, превратив его, прежде автономный инсулярный вариант, в единственно актуальный. Adventus Saxonum, став причиной масштабной аккультурации местного кельтского населения в восточной, юго-западной и центральной областях бывшей римской провинции, почти не затронул очаги кельтской культуры в ее западной и северо-западной части. Мир бриттов или собственно бритты – wēalas, как теперь их называли англосаксы, предельно сузился сначала до границ этих территорий, а затем после падения бриттского Алт Клута в XI в. стал, как уже отмечалось, исключительно «валлийским» по своей сути.

Наиболее показательными с точки зрения интересующей нас эволюции являются случаи употребления wealh и его производных в Англосаксонской хронике, содержащихся в ее составе поэтических текстов («Битва при Брунанбурге», «Смерть Эдуарда»), связанных с нею фрагментов (Анналы Рочестера) и «Ордонансах, касающихся народа на холмах» (Dunsæte),²³ включая сохранившиеся королевские и частные хартии. Все встречающиеся в этих текстах варианты употребления дериватов, образованных от или с помощью weal(h), соотносятся с реалиями, среди которых отношения между различными народами, населявшими территорию Британских островов, занимают особую роль.

В наиболее ранних из описываемых в хронике эпизодов wealh используется в тех случаях, когда речь идет главным образом о группах кельтских племен, населявших территорию римской провинции, но без естественного для более предметных сообщений уточнения. Так, в одной из записей отмечается, что «в этот год Клавдий, король римлян, переправился в Британию, покорил этот остров и сделал пиктов и wēalas [в данном случае по смыслу – бриттов] подвластными римскому королевству»²⁴. Wēalas употребляется и в сложных словах, причем, несмотря на присутствие в тексте хроники таких форм как “Galwalas”, обозначавшей континентальных галлов²⁵, все прочие составные дериваты используются в основном для указания на островные этнические группы. Среди такого рода указаний различаются два варианта обозначения бриттского населения при помощи сложносоставных слов. Первый указывает на присутствие в языке хрониста определенного синонимического ряда, когда сложные по составу термины разнообразят лексику повествования, но не создают при этом дополнительных значений. Примером может служить понятие «Bretwēalas» (Brytwalas), заменявшее более простое определение «бритты»²⁶ и в этом смысле не привносившее ничего семантически существенного по сравнению с более привычной формой «wēalas».

Напротив, в использовании таких сложных дериватов как ‘Nordwēalas’, ‘Stræcledwēalas’, ‘Westwēalas’, ‘Cornwealan’ наблюдается противоположная тенденция, связанная с конкретизацией историко-культурной и территориальной специфики той или иной кельтской, но при этом островной языковой группы.²⁷ Практически во всех известных случаях такого рода уточнения относятся к более поздним по времени сюжетам и совпадают так или иначе с периодом создания самой хроники, отражая при этом не только изменившуюся к концу X – началу XI в. социальную реальность, но и более полные знания саксов об этнической специфике острова.

Появление сложных по своему составу обозначений различных групп кельтского населения Британии указывало на еще одну особенность понятийного аппарата саксонских хронистов. Отсутствие в их арсенале аналогичных по характеру терминов, обозначавших туземное население Уэльса, могло свидетельствовать и об известном сужении семантического поля самого понятия “wēalas”, и о его избирательном использовании в связи с этой группой бриттского населения острова. При этом обозначение прочих родственных западным бриттам образований сопровождалось использованием префиксов, облегчавших их идентификацию и уточнявших их этнокультурную и, как правило, территориальную дислокацию.

Отсутствие префиксов в словообразованиях, уточняющих ту или иную форму в определении западных, могло указывать и, по всей видимости, указывало на использование иного рода лексических и грамматических приемов, служивших для менее очевидной конкретизации используемых в хронике значений. В отдельных, относящихся к X–XI вв. фрагментах наблюдается известный сдвиг, связанный с удвоением смысла не только предлогов (в частности предлога on)²⁸, используемых для указания на направление движения, но и следовавших за ними определений. Так, например, в фразе «Ætelflæd sende fyrde on Wealas» (916 г.) смысл выражения «on Wealas»²⁹ мог одновременно указывать и на «валлийцев» (буквально – «к валлийцам»), к которым Этелфледа, королева Мерсии (ум. 918), направила свои войска, и на Уэльс (буквально – в Уэльс), который ожидала такая же участь³⁰.

Показательна в этой связи и практика использования в качестве прилагательного производной от “wealas” формы “wielisc” или “wylisc”³¹. Так, в пассаже, повествующем о прибытии ирландских кораблей «on Wylisce Axa» сообщается об ущербе, нанесенном их экипажам Гриффидом ап Ридерхом (ум. 1055), «waeliscan cynges»³². Поскольку и сам Гриффид, и упоминаемый в пассаже Уск (Axa) имели прямое отношение к Уэльсу, то использование формы «wylisc» могло одновременно указывать и на их связь с определенной этнической группой, и на их сопричастность заселенной этой группой территории. При этом означала ли фраза «on Wylisce Axa» географическое или же территориальное положение этого города, а «waeliscan cynges» – этническое происхождение упоминавшегося в пассаже монарха или же наоборот речь шла о короле Уэльса и принадлежавшем валлийцам городе – судить достаточно сложно. Так или иначе, но употребление wielisc подразумевало амбивалентность описываемой ситуации, допускавшей известное «переключение» смысла между присутствующими в тексте этнически и территориально окрашенными обозначениями. Акцент на территориальной составляющей определения был в практике использования различных форм wēalas новацией и отражал, как представляется, сугубо островную специфику.

Тексты королевских хартий и договоров, сконцентрированные, как правило, на регулировании локальных явлений и событий, используют wēalas в связи с обозначением тех языковых групп, среда обитания которых была первоначально связана не только с территорией современного Уэльса, но и c Девоном, и Корнуоллом³³. Так, в одном из наиболее ранних примеров употребления этого термина – тексте завещания Альфреда (849–901) перечисляется ряд владений, которые король передает после своей смерти младшему сыну. Речь идет о землях, принадлежавших королю «on Wealcynne». М. Лапидж и С. Кейнис, исходя из упоминаемых в тексте завещания топонимов, справедливо переводят это выражение как «у корнуолльцев», подтверждая тем самым отсутствие у саксов этого времени строгого разграничения не только между различными островными кельтскими группами, но и собственно между «валлийскими» и иными юго-западными территориями³⁴.

В тексте договора «Dunsæte» (вторая половина X в.) ситуация, казалось бы, меняется, поскольку речь идет о разграничении зон влияния (юрисдикции) по реке Уай, служившей на определенном участке естественной границей между саксонскими (английскими) и собственно валлийскими владениями. Но какой смысл вкладывался в выражение «wealhðeode readboran» и были ли эти советники – советниками «от валлийцев», однозначно судить затруднительно³⁵. При этом употребление в тексте договора двух взаимозаменяемых определений wealh и wylsic для обозначения «валлийцев», в известной степени указывает не только на те же закономерности, что были характерны для отдельных пассажей «Англосаксонской хроники», но и в принципе на существование основанной на схожих принципах традиции.

Как показали Х. Прис и Р. Дэвис, именно эта традиция и характерный для нее дискурс определили контекст использования производных от wēalas обозначений в латинских текстах, начиная с середины XII в.³⁶ Поскольку весь объем сохранившихся памятников относится исключительно к официальным, ориентированным на «внешнее» восприятие текстам и при этом неизвестны случаи вернакулярного транскрибирования восходящих к саксонским свидетельствам обозначений, практика употребления таких определений может характеризовать уникальный процесс. Связанный, как представляется, с формами репрезентации западно-бриттских правителей и подвластной им территорий, ориентированными на внешнюю (в основном – английскую, реже – континентальную³⁷ аудиторию), такой процесс указывал на дискурсивную аккультурацию, судя по всему, весьма ограниченной части туземного населения, проживавшего на территории современного Уэльса. При этом ориентированный на «внутреннее» потребление дискурс продолжал воспроизводить использующие бриттский контекст терминологические ресурсы и оставался в этом смысле консервативным и ретроспективно оформленным. Вопрос о том, под влиянием каких факторов произошло отделение значений Kymry и образовался самостоятельный, зафиксированный в валлийских словарях комплекс обозначений, остается открытым и нуждается в дальнейшем специальном исследовании.

БИБЛИОГРАФИЯ / REFERENCES

Кузьменко Ю.К. Ранние германцы и их соседи. Лингвистика, археология, генетика. СПб., 2011.

Федоров С.Е. Идентитарные процессы в средневековом Уэльсе. Терминология, дискурсы и ситуация билингвизма // Диалог со временем. 2017. Вып. 61. С. 25-40.

Kuz'menko Yu.K. Rannie germantsy i ikh sosedi. Lingvistika, arkheologiya, genetika. SPb., 2011.

Fyodorov S.E. Identiarnui processui v srednevekovom Yelse // Dialog so vremenem. 2017. Vuip. 61. S. 25-40.

A Dictionary in Englyshe and Welshe Moche Necessary to All Suche Welshemen As Wil Spedly Learne the Englyshe Tõgue Thought Vnto the Kynges Maiestie ... in Wales: Wherevnto Is Pfixed a Litle Trea. Imprynted at London in Foster Lane, by me John Waley, 1547. London: Printed for the Cymmrodorion society by T. Richards, 1877. 182p.

Ælfrics Grammatik und Glossar: Text und Variaten / Ed. J. Zupitza. Berlin: Weidmann, 1966. 332 p.

An Eighth-Century Latin-Anglo-Saxon Glossary Preserved in the Library of Leiden University (Ms. Voss. Qo Lat. No. 69)/ Ed. J. Hessels . Cambridge: CUP, 1890. 308 p.

Jones A. Darogan. Prophecy, Lament and Absent Heroes in Medieval Welsh Literature. Cardiff: Wales University Press, 2013. 334 p.

An Etymological Dictionary of the English Language / Ed. W.W. Skeat. 2Vols. Oxford: Clarendon Press, 1879 – 1882. Vol. 2. 780 p.

Annales Cambriae / Ed. J. Williams ab Itel. London: Longman & Green, 1860.172 p.

Asser’s Life of King Alfred / Ed. W. Stevenson. Oxford: The Clarendon Press, 1904. 368 p.

Book of Llan Dâv / Ed. J. Rhys and J.G. Evans. Oxford: Clarendon Press, 1883. 428 p.

Bosworth J., Toller T. Anglo-Saxon Dictionary. Oxford: Clarendon Press, 1882. 1316 p.

Broun D. Britain and the Beginning of Scotland. Sir Jonh Rhŷs Memorial Lecture // Journal of the British Academy.2015 (а). Vol. 3. P.107-137.

Broun D. Rethinking Scottish Origins // Barbour’s Bruce abd its Cultural Context. Politics, Chivalry and Literature in Late Medieval Scotland/ Ed. S. Boardman and S. Foran. Woodbridge: Boydell & Brewer, 2015 (b). P. 163-190.

Bryt y Tywysogion, or The Chronicle of the Princes. Red Book of Hergest Version / Ed. T. Jones. Cardiff: Gwasg Prifysgol Cymru, 1973. 246 p.

Bryt y Tywysogyon. Peniarth MS 20. Version/ Ed. T. Jones. Caerdydd: Gwasg Prifysgol Cymru, 1941. 225 p.

Campbell A. Old English Grammar. Oxford,: Clarendon Press 1959. 423 p.

Clark H., Richard J. A Concise Anglo-Saxon Dictionary Cambridge: Cambridge University Press, 1960. 567 p.

Conceptualizing Multilingualism in Medieval England, c. 800 – c. 1250 / Ed. E. Tylor. Turnhout: Brepolis, 2011. 368 p.

Davies J. Liber Landavensis: Its Date and the Identity of its Editor // Cambrian Celtic Studies. 1998. Vol. XXXV. P. 1-11.

Davies R. The Identity of Wales in the Thirteenth Century // From Medieval To Modern Wales. Historical Essays in Honour of Kenneth O. Morgan and Ralph A. Griffiths / Ed. R. Davies & G. Jenkins. Cardiff: Wales University Press, 2004. P. 45-64.

Davies W. Braint Teilo // Bulletin of the Board of Celtic Studies. 1974-1976. Vol. XXVI. P. 123-137.

Dictionary of Continental Celtic Place-Names: A Celtic Companion to the Barrington Atlas of the Greek and Roman World / Ed. A. Falileyev et al. Aberystwyth: CMCS Publications, 2010. 285 p.

Die Gasetze der Angelsachsen / Ed. F. Liebermann. 3Bds. Halle: S., M. Niemeyer, 1903-1916. Bd. 1. 667 S.

Faull M. The Semantic Development of Old English wealh // Leeds Studies in English. 1975. No. 8.

Fulton H. Negotiating Welshness: Multilingualism in Wales before and after 1066 // Conceptualizing Multilingualism in Medieval England, c. 800 – c. 1250 / Ed. E. Tylor .Turnhout: Brepolis, 2011. P. 145-171.

Fulton H. The Status of the Welsh Language in Medieval Wales // The Land beneath the Sea
Essays in Honour of Anders Ahlqvist’s Contribution to Celtic Studies in Australia Ed. P. O’Neill. Sydney: Celtic Studies Foundation, University of Sydney Press, 2013. P. 3-19.

Hogg R. A Grammar of Old English. 2 vols. Oxford: Wiley-Blackwell, 1992–2011. Vol. I: Phonology. 364 p.

Holthausen F. Altsächsisches Elementarbuch / Germanische Bibliothek. Bd. 5. Heidelberg: Carl Winter, 1921. 260 p.

Hunter J. Soffestri'r Saeson. Hanesyddiaeth a Hunaniaeth yn Oes y Tuduriaid. Caerdydd: Gwasg Prifysgol Cymru, 2000. 160 p.

Hunter J. The Literary Nation: Textual Construction of Welsh Nationhood c. 1282 to 1997 // Proceedings of the Harvard Celtic Colloqium. 1999. Vol. 18 (19). P. 73-144.

Isaac G. Armes Pydain Fawr and St David // St David of Wales: Cult, Church and Nation / Ed. J.W. Evans & J.M. Wooding. Woodbridge: Boydell Press, 2007. P. 161-184.

Jackson K. Language and History in Early Britain. Edinburgh: Edinburgh University Press, 1953. 752 p.

Jackson K. Two Early Scottish Names // Scottish Historical Review. 1954. Vol. XXIII. P. 16-18.

Jenkins D. Gwalch: Welsh // Cambridge Medieval Celtic Studies. 1990. Vol. 19.

Kortlandt, F. More Evidence for Italo-Celti // Ériu. 1981. Vol. 32. P. 1-22.

King’s Alfred’s West-Saxon Version of Gregory’s Pastoral Care / Ed. H. Sweet. L.: EETS, 1871. 288 p.

Kruta V. Celts: History and Civilization. London: Hachette Illustrated UK, 2004. 240 p.

Lass R. Old English: A Historical Linguistic Companion. Cambridge: CUP, 1994. 324 p.

Life of St Cadog // Vita Sanctorum Britanniae et Genealogiae / Ed. A. Wade-Evans. Cardiff: Wales University Press, 1944. P. 24-142.

Langenvove G. van. Adhelm’s De Laudibus Virginitatis with Latin and Old English Glosses. Bruges: Bruges, 1941. 342 p.

McManus D. Linguarum Diversitas: Latin and the Vernaculars in Early Medieval Britain // Peritia. 1983. Vol. 3. P. 151-188.

Noble F. Offa’s Dyke Reviewed / Ed. by M. Gelling // British Archaeological Reports. British Series. 1983. Vol. 114. 34 p.

Old English Glosses: Chiefly Unpublished / Ed. A. S. Napier // Anecdota Oxoniensia, Mediaeval and Modern Series. Vol. 11. Oxford: Clarendon Press, 1900. 432 p.

Oxford Dictionary of English Etymology / Ed. C. Talbot et al. Oxford: Clarendon Press, 1966. 1042 p.

Pelteret D. Slavery in Early Mediaeval England. Woodbridge: Boydell, 1995. 395 p.

Phillimore E., Edwards W. The Settlement of Brittany // Y Cymmrodor. 1892. Vol. XI. P. 42-100.

Pryce H. British or Welsh? National Identity in Twelfth-Century Wales // English Historical Review. 2001. Vol. 116. P. 775-801.

Pryce H. Owain Gwynned and Louis VII // Welsh History Review. 1998. Vol. 19. P. 1-28.

Searle W. Onomasticon Anglo-Saxonicum: a List of Anglo-Saxon Proper Names from the Time of Beda to that of King John. Cambridge: Cambridge University Press, 1897. 601 p.

The Anglo-Saxon Chronicle: A Collaborative Edition. Volume 3: MS. A: A Semi-Diplomatic Edition with Introduction and Indices/ Ed. J. M. Bately. Cambridge: Brewer, 1986. 126 p.

The Anglo-Saxon Chronicle: A Collaborative Edition. Volume 5: MS. C: A Semi-Diplomatic Edition with Introduction and Indices / Ed. K. O’Brien O’Keeffe. Cambridge: Brewer, 2001. 124p.

The Anglo-Saxon Chronicle: A Collaborative Edition. Volume 6: MS. D: A Semi-Diplomatic Edition with Introduction and Indices/ Ed. G. P. Cubbin. Cambridge: Brewer, 2001. 123p.

The Anglo-Saxon Chronicle: A Collaborative Edition. Volume 7: MS E: A Semi-Diplomatic Edition with Introduction and Indices / Ed. S. Irvine. Cambridge: Brewer, 2004. 174p.

The Anglo-Saxon Chronicle: A Collaborative Edition. Volume 8: MS. F: A Semi-Diplomatic Edition with Introduction and Indices / Ed. P. S. Baker. Cambridge: Brewer, 2000. 158p.

The Old English Glosses of MS. Brussels, Royal Library 1650 / ed. by L. Goossens // Verhandelingen van de Koninklijke Academie voor Wetenschappen, Letteren en Schone Kunsten van België, Klasse der Letteren. Bd. 74. Brussels: Paleis der Academiën, 1974. 611p.

Watkins C. Italo-Celtic Revisited // Ancient Indo-European Dialects / Ed. H. Birnbaum and J. Puhvel. Berkeley, 1966. P. 29-50.

Weisberger L. von. Walhisk. Die geschichtiche Leistung des wortes welsch // Rheinische Vierteljahrs-blätter. 1948. Jahr. 13. S. 87-146.

Wright T. Anglo-Saxon and Old English Vocabularies. 2 vols. L.: Rogan, 1884. Vol. I. 883 p.

The Electronic Sawyer / Online Catalogue of Anglo-Saxon Charters (http: // www. sawyer.uk).