РЕГИОНАЛЬНОЕ ПАЛОМНИЧЕСТВО МУСУЛЬМАН РУССКОГО ТУРКЕСТАНА: МАЛОИЗВЕСТНЫЕ СТРАНИЦЫ
Regional pilgrimage of Muslims of Russian Turkestan: little-known pages

Когда речь заходит о Русском Туркестане, то отпадает необходимость в указании хронологических рамок исследования, поскольку общеизвестно, что регион с таким названием существовал с февраля 1865 г., когда была учреждена Туркестанская область, преобразованная в 1867 г. в одноименное генерал-губернаторство (край) до февраля 1917 г. – времени окончательного падения царизма. Кое-кому из националистически ориентированных историков стран т.н. «Центральной Азии» не нравится термин «Русский Туркестан», так как он напоминает им о каком-то «российском колониализме». При этом у них не вызывают никакого раздражения термины: «Китайский Туркестан» и «Афганский Туркестан», которые широко употреблялись до революции и сегодня тоже нередко вводятся в научный и публицистический оборот.

О Русском Туркестане было написано немало, особенно в досоветские времена. Проблемы края рассматривались всесторонне – в экономическом, политическом, социальном и проч. отношениях. О «святых местах» мусульман региона писали намного меньше, а проблема их использования зарубежными спецслужбами в антироссийских целях, вообще, была предана забвению. Данная статья нацелена на восполнение этого пробела в истории дореволюционной Средней Азии.

Османская империя была наиболее ярым противником на южных рубежах Российской империи. Действительно, история российско-турецких отношений изобиловала разного рода военными конфликтами – от масштабных войн до мелких пограничных стычек. Подрывная деятельность турок особенно обострилась после того, как во второй половине XIX в. Россия начала наступление на Среднюю Азию, присоединив к концу столетия огромные пространства Туркестана.

Об истории русско-турецких отношений существует весьма богатая литература. В одних только учебниках эта проблема рассматривается во многих десятках случаев, но ни один из них не находит эти отношения безоблачными и дружественными. Так, например, видный отечественный историк российской дипломатии, В.М. Хвостов отмечал, что в рассматриваемый период в геополитической структуре Восточного вопроса Порта всегда имела недружественную позицию по отношению к России¹. В постсоветский период научная и учебная литература не вынашивала никаких иллюзий относительно прошлого российско-турецких отношений². И в дореволюционный, и в советский, и в постсоветский период вопрос о подрывной деятельности турецких спецслужб в Русском Туркестане, в среднеазиатских ханствах – Бухарском, Хивинском и Кокандском (до 1876 г.) – рассматривался в исторической литературе, однако как-то «мимоходом», без углубленного исследования проблемы, в основном – через призму распространения идей панисламизма и пантюркизма в мусульманских анклавах царской России³. Понятно, что целостной картины деятельности агентуры Османской империи в Туркестане так и не было создано, тем более, применительно к «святым местам» ислама в регионе. В настоящей статье будет рассмотрен именно этот аспект указанной проблемы, нуждающейся, конечно, в более масштабной и глубокой разработке.

Туркестанская модель религии Пророка издавна именовалась «исламом гробниц». Несмотря на то, что Мухаммед категорически осуждал культ «святых», адепты его вероучения в Средней Азии изначально были привержены паломничеству к «мазарам» – местам захоронения разного рода «праведников». Таких объектов в регионе было великое множество и нам приходилось писать об этом подробно⁴.

«Пионером» агентурного освоения турками Средней Азии можно считать шейха Эфенди-Таура. Султан Мехмет II Фатих (1451–1481), захватив в 1453 г. Константинополь, отправил последнего в места, откуда пришел со своими полчищами хромой «язычник» Тимур, разгромивший в 1402 г. при Анкаре войска тогдашнего турецкого правителя Баязида I Йылдырыма (Молниеносного). Разумеется, Эфенди-Таур тогда еще не вел антироссийской пропаганды, однако, часто и охотно посещая «святые места» ислама в Туркестане, он проповедовал среди паломников идею о том, что турецкий султан – победитель христиан стал «халифом» всех «правоверных» (мусульман) мира. В конце XV в. шейх упокоился в Ташкенте, а его могила была объявлена «святой». Она никогда не была центром многолюдного паломничества, но, тем не менее, одна из 4-х частей города называлась «Шейхантаурской» (другие три: Кукча, Себзор и Беш-Агач)⁵.

Стоит заметить, что до прихода России в Туркестан среднеазиатские ханы относились отрицательно к признанию турецкого султана халифом всех «правоверных» планеты – они не хотели делить с ним власть над подданными, а, тем более, подчиняться ему. Так, в 1780-х гг. бухарский правитель Сейид Шах-Мурад Бохадыр-хан присвоил себе титул: «амир эль-муменин» («повелитель правоверных»). В начале XIХ в. его примеру последовал кокандский правитель Алим-хан. Не остался в долгу и хивинский хан. Понятно, что это неприятно отразилось на претензиях турецких султанов быть халифами мусульман Туркестана.

Антироссийская деятельность турецкой агентуры в регионе началась после того, как в 1830-х гг. царское правительство стало устраивать форты на северо-восточном побережье Каспийского моря. Напуганные столь опасной стратегией России, власти Османской империи в начале 1840-х гг. направили в Туркестан трех агентов из числа турецких офицеров-накшбендийцев⁶. Старшим в «команде» был Кутлуг-хаджи, ему помогали Мухаммед-Шериф и Юсуф-ишан. Поскольку русские форты появились на полуострове Мангышлак, то и турецкие «мис-сионеры» обосновались здесь же. Условия для «работы» были благодатными – на полуострове насчитывалось 363 «святых» могилы одних только учеников Ходжа Ахмеда Яссави, проповедовавшего ислам среди номадов Туркестана в XII в. Кроме них были мазары накшбендийцев, и даже «святых» выходцев из Персии – Масат-Ата и Данишменда⁷. Со временем турецкая агентура пополнялась за счет новых эмиссаров, привозивших деньги для подкупа номадов полуострова, оружие и боеприпасы, поэтому деятельность турок разворачивалась уже именно во второй половине XIX в. Их контакты с аборигенами происходили, как правило, у тех или иных «святых мест», где всегда пребывало немало паломников. На Мангышлаке кочевали казахи («адаевцы») и туркмены. Настроить «адаевцев» против России было несложно – в 1836–1838 гг. в Казахстане было антирусское, восстание под предводительством Исатая Тайманова и Махамбета Утемисова, а в 1840-х гг. против России восстал казахский султан Кенесары Касымов, одновременно жестоко избивавший кыргызов, которыми и был убит в 1847 г. Именно турецкая агентура организовала в 1870 г. антироссийское выступление казахов на Мангышлаке; его лидеры были, однако, прощены царским правительством, а в 1873 г. приняли активное участие в Хивинском походе туркестанского генерал-губернатора К.П. фон Кауфмана. Османской агентуре удалось завоевать доверие и туркмен, напоминая им о том, что они являются близкими «сородичами» турок. Кутлуг-хаджи был даже объявлен «Каракум-ишаном». После смерти, он и его товарищи по «команде» были признаны «святыми», а их могилы превратились в объекты паломничества. Звание «Каракум-ишана» стало наследственным, и в 1916 г. туркестанская «охранка» арестовала правнука Кутлуг-хаджи в этом статусе – Идрис-хан Максума, открыто призывавшего мусульман собирать деньги в фонд Турции и Германии, воюющих вместе против «неверных» русских⁸.

Деятельность турецкой агентуры на Мангышлаке была в значительной мере пресечена учреждением в 1874 г. Закаспийского военного отдела⁹. Русские военные, отлавливая у «святых мест» полуострова турецких агентов, как правило, выдворяли их без права появления здесь вновь. Однако турецкие шпионы возвращались в неподвластные пока еще России районы Туркмении, орудуя так же у «святых мест». Признано, что турецкие «советники» безуспешно помогали туркменам сопротивляться войскам генерала М.Д. Скобелева, присоединявшим Закаспийский регион целиком к России в 1880–1881 гг. В мае 1881 г. была учреждена Закаспийская область¹⁰. Военная разведка вскоре установила «святые места», бывшие центрами деятельности турецких агентов, и изгнала многих османских «миссионеров» за пределы России. Как ни странно, но русским властям помогали в этом деле сами туркмены. Так, например, в 1883 г. старейшина иолотанских туркмен Сары-хан арестовал прибывшего к нему с проповедью «газавата» («священной войны») против русских турецкого агента – ишана Мансура. Позже выяснилось, что последнего, по заданию турецких спецслужб, выкупил у туркмена за 3 тыс. тенег бухарский еврей Исмаил. После этого ишан исчез, о чем туркестанскому генерал-губернатору М.Г. Черняеву сообщал 8 сентября 1883 г. лично бухарский Музаффар¹¹.

Понятно, что это не остановило турецких шпионов, которые продолжали проникать в Русский Туркестан. Примеров тому немало, но приведем один. С начала 1890 г. начальником Закаспийской области стал генерал-лейтенант А.Н. Куропаткин (1890–1897), участник присоединения Туркмении. Он прекрасно понимал политическое значение «святых мест» ислама на фоне нараставшего в мире панисламистского и пантюркистского движения. Куропаткин приказал начальникам уездов и приставам области усилить контроль за мусульманским паломничеством и ограничить его определенными днями почитания могил «праведников». Так, например, при учреждении «святой» могилы Хасан-ишана в местности Сумбар, Куропаткин поставил местным мусульманам условие – совершать паломничество к гробнице только в годовщину смерти «праведника» и не допускать к нему «неблагонадежных» иностранцев¹². Поскольку в такие дни у «святых мест» присутствовали русские приставы, то турецкой агентуре стало трудно работать. Однако, после того как Куропаткин стал военным министром, его преемники ослабили наблюдение за «святыми местами» в области, вследствие чего здесь снова стала плодиться турецкая агентура. Уже летом 1898 г. начальник Мангышлакского уезда, подполковник Данилович арестовал 4-х турецких шпионов, которые переезжали от одного «святого места» к другому, выдавая себя за уроженцев Мекки и пропагандируя сбор средств в пользу Турции. При этом они собирали не только деньги, но и скот – от мелкого до крупного рогатого. Все это было у них конфисковано, а сами шпионы отправлены в тюрьму¹³.

Понятно, что османские агенты осуществляли подрывную антироссийскую деятельность не только в Закаспийском регионе, но и на территории всего Русского Туркестана. В 1868 г. турецкие «советники» агитировали мусульман у «святых мест» идти на помощь войскам бухарского эмира Музаффара, пытавшимся отбить у русских Самарканд. Безуспешно. В 1872 г. мусульмане Ходжента выступили против кампании по оспопрививанию. Хотя конфликт был вскоре разрешен проведением разъяснительной работы, тем не менее, турецкие агенты сумели использовать административные огрехи русских для «подогрева» ситуации. И в последующем они придерживались такой же «методы».

Османская агентура принимала деятельное участие в Кокандском восстании 1873–1875 гг., приведшем к полному разрушению одноименного ханства. На его землях в феврале 1876 г. была образована Ферганская область в составе Туркестанского генерал-губернаторства (края)¹⁴. В том же году турки инспирировали движение т.н. «джетым-ханов» («лжеханов»), которые объявляли себя потомками кокандских правителей и претендентами на престол. Они действовали у «святых мест», поскольку нигде более не могли собрать «благодарную» аудиторию. Движение «лжеханов» было быстро подавлено, причем одного из них поймал лично первый военный губернатор Ферганской области, генерал-майор М.Д. Скобелев, о чем он 5 октября 1876 г. рапортовал генерал-губернатору фон Кауфману¹⁵. Подействовали и строгие меры. Так, в 1876 г. были оштрафованы жители трех кишлаков Ферганской области, собиравшиеся у «святых мест», чтобы послушать турецкого шпиона Абдул-Керим-бека, призывавшего к «газавату» («священной войне») против русской власти. Три кишлачных аксакала (сельские старшины) были преданы суду за то, что вовремя не сообщили администрации о появлении турецкого агента у «святых мест»¹⁶. Оперативность действий против «джетым-ханов» и турецких агентов объяснялась тем, что в Русском Туркестане всем управляли военные власти, подчинявшиеся военному министерству, а не МВД, как все прочие края.

В ходе русско-турецкой войны 1877–1878 гг. османские шпионы в Туркестане пытались поднять восстания в разных местах края, привычно действуя у «святых мест». Но результаты были незначительными. Более успешно турецкие агенты действовали после печальных для них итогов указанной войны. Им удалось устроить новую волну движения «джетым-ханов» в Русском Туркестане, причем, преимущественно в недавно образованной Ферганской области. С начала 1880-х гг. в разных местах края начались волнения, организованные турками. Первое время военные власти успокаивали их мирными средствами, но вскоре потребовалось применение войск. В конце 1883 г., в Турук-Наукатской волости, Ошского уезда, Ферганской области у «святого места» – мазара «Ходжа-Калян» появился некий мусульманский проповедник, объявлявший себя ишаном и «диваной» (блаженным). В начале 1884 г. начальник Ошского уезда, капитан Томич в рапорте военному губернатору Ферганской области, генерал-майору В. Медынскому сообщал: «проповедник» призывает паломников к «газавату» против русских, славит турецкого султана и раздает им листовки с угрозами в адрес тех, «которые будут верить кафирам»¹⁷. Медынский доложил об этом генерал-губернатору Черняеву, и тот приказал немедленно задержать «проповедника», но на сторону диваны» встали кыргызы-мюриды (послушники). К делу привлекли взвод солдат из Ошского линейного баталь-она. Завидев их, кыргызы в страхе разбежались, сдав «ишана» без боя. На допросе он показал, что носит имя Мулла Сейид-хальфа, обучался в Турции и был направлен её разведкой в Туркестан для возбуждения местных мусульман к «священной войне» против русских. После кратковременной «отсидки», турецкий агент был выдворен из края с запретом появляться вновь на его территории.

Большие надежды турецкие агенты возлагали на «джетым-хана» Дервиш-хана-тюрю. Он объявил себя прямым наследником кокандских ханов и призывал людей к «газавату» против русских с целью восстановления независимости Кокандского ханства, обещая помощь в этом деле со стороны Османской империи. Лжехан объезжал «святые места», агитировал паломников, вручая им «Воззвание Мухаммеда к священной войне с неверными»¹⁸. Но выступление Дервиш-хан-тюри сорвалось в самом начале: в ночь с 16 на 17 августа 1885 г. он был схвачен с помощью прорусски настроенных кыргызов, причем именно у «святого» мазара. Сформированные им шайки мусульманских фанатиков были разогнаны отрядом капитана Брянова. Многие участники мятежа были арестованы и отданы под суд. Следствие длилось четыре года (до августа 1889 г.), 15 человек были приговорены к лишению всех прав состояния и смертной казни, но никто не был казнен – Правительствующий Сенат их помиловал, снизив наказание до лишения всех прав состояния и ссылки в Сибирь¹⁹. Было бы, однако, ошибочным считать, что движение «джетым-ханов» в Туркестане было безуспешным и провальным для турецкой агентуры. Видный советский историк национально-освободительного движения в Средней Азии А.В. Пясковский отмечал, что в течение 1876–1916 гг. только в Ферганской области было около 600 выступлений, возглавляемых «джетым-ханами»²⁰.

Турецкая агентура использовала в своих корыстных целях холерную эпидемию 1892 г. в ташкентском регионе. Действуя в интересах спасения людей от смертельной угрозы, военные власти приняли серьезные санитарно-гигиенические меры (хлорную известь и проч.) и запретили скопления людей в мечетях, на похоронах и у «святых мест». Но турецкие агенты и их приспешники из числа местного исламского духовенства стали утверждать, что все мусульмане, напротив, должны идти к могилам «святых» и просить у них спасения от болезни. В истории Русского Туркестана уже был такой прецедент. В 1872 г., во время холерной эпидемии в Ташкенте, протурецки настроенное духовенство предлагало русским властям сгонять людей в мечети и разрешить ритуальные шествия к «святым местам». Но военные власти края, понимая последствия больших скоплений людей во время эпидемии, отказали, хотя и «не запретили мусульманам молиться в мечетях»²¹. В 1892 г. запретительные меры были жестче, и потому турки надеялись на «пожар» народного недовольства. Однако передовая часть ташкентских мусульман, понимавшая опасность эпидемии и гуманную суть санитарно-гигиенических мер, выступила на стороне русской власти. Делегация исламских лидеров города во главе с шейхом накшбендийского ордена 80-летним Абул-Касим-ханом посетила 30 июня 1892 г. туркестанского генерал-губернатора А.Б. Вревского и вручила ему документ, поддерживавший мероприятия администрации и изобличавший врагов России²². В итоге, в Ташкенте случился только кратковременный бунт, а не широкомасштабное восстание, которого ожидали турки.

Наибольший резонанс действия турецкой агентуры получили во время Андижанского восстания, начавшегося с того, что в мае 1898 г. группа мусульманских фанатиков вырезала спящих в казарме русских солдат: жертвами оказались 21 убитых и 14 тяжелораненых «нижних чинов». Позже волны восстания прокатились по Ферганской долине, но были пресечены оперативными действиями военных властей края. Об Андижанском бунте мусульман написано достаточно много, и вряд ли есть нужда обращаться к его подробностям.

Вернемся к теме исследования. Как и в большинстве случаев, кадры мусульманских «инсургентов» вербовались у «святых мест» из числа паломников. К такой практике прибег вождь андижанских изуверов Мухаммед-Али, прозванный в народе «Дукчи-ишаном» («ишаном-веретенщиком»). Он совершил хадж в Мекку, а на обратном пути задержался в Стамбуле, где проходил, видимо, специальное обучение в органах турецкой разведки. Известно, что перед восстанием его дважды посещал турецкий эмиссар, уроженец Средней Азии Хаджи Абду-Джалиль Мир-Салык Кариев, доставивший «Дукчи-ишану» подарки от самого султана – священный волос из бороды Пророка, грамоту и халат с «царственного» плеча. Военный прокурор Туркестанского военно-окружного суда, генерал-майор Долинский в рапорте от 21 августа 1898 г. писал о том, что Абду-Джалиль «в молодости отправился в Мекку, а потом много лет жил в Константинополе»²³. Он отмечал, что за неделю до мятежа турецкий посланец вручил Мухаммеду-Али новые султанские дары – золотое кольцо и зеленое знамя «газавата». Таким образом, турецкий «след» в андижанском мятеже 1898 г. более чем очевиден. Туркестанский генерал-губернатор С.М. Духовской справедливо замечал 5 августа 1898 г. в рапорте военному министру А.Н. Куропаткину, что главной причиной Андижанского бунта «явилось вмешательство внешних антирусских сил»²⁴.

Андижанское восстание 1898 г. еще раз подтвердило, что нельзя оставлять без постоянного надзора «святые места» в Туркестане, всегда выступавшие центрами подготовки антирусских бунтов. Военные власти Туркестана не раз обращались по этому поводу в Петербург, указывая на недостаток участковых полицейских приставов, которые могли бы обеспечивать такой надзор, но им отказывали, ссылаясь на отсутствие средств. Неудивительно, что после андижанской «встряски» правительство нашло их и учредило в Туркестанском крае сразу 32 новых должности участковых приставов. Естественно, турецкой агентуре стало намного труднее вести свою подрывную деятельность. В частности, именно участковые приставы поймали в 1899 г. в Мерве вышеупомянутого турецкого шпиона Абду-Джалиля и препроводили его в Ташкент²⁵. В 1899 г. в Туркестанском военном округе были образованы два армейских корпуса, разведка которых повсеместно отслеживала действия турецкой агентуры. В 1903 г. в штабе округа было открыто VI (контрразведывательное) отделение, выявлявшее шпионов. В конце 1907 г. в Русском Туркестане были учреждены органы «охранки», занимавшейся, как известно, и контрразведкой. Казалось бы, турецкая агентура была «обложена» со всех сторон и должна была свернуть свою деятельность в регионе, но это не так. На волне растущих панисламистских настроений в Средней Азии в начале ХХ в., турецким спецслужбам удалось придать им и пантюркистский характер. Агенты Османской империи, действуя в основном у «святых мест» Туркестана, спровоцировали восстание 1916 г. в Туркестане, которое стало «ударом в спину» России, сражавшейся на фронтах Первой мировой войны.

Факты свидетельствуют о том, что на всем протяжении своего развития русско-турецкие отношения отличались напряженностью, нередко разрешавшейся открытыми военными конфликтами. На проникновение России в Туркестан в середине XIX в. правящие круги Османской империи отреагировали засылкой своих агентов в Прикаспийский регион. Присоединение Средней Азии к России в 1860-х гг. усилило антироссийскую направленность политики Турции. Численность турецких агентов в Русском Туркестане возросла. Османская агентура осуществляла свою подрывную деятельность, как правило, у «святых мест» ислама в Средней Азии, поскольку именно у них собирались значительные массы паломников-мусульман. Фактически все антирусские бунты в регионе «вырастали» у могил исламских «праведников». Несмотря на серьезные меры противодействия, царским властям Туркестана так и не удалось вырвать с корнем турецкую агентуру из государственной и общественно-политической жизни края и свести на нет всю её подрывную деятельность.

БИБЛИОГРАФИЯ

Аршаруни А., Габидуллин Х. Очерки панисламизма и пантюркизма в России. М.: Безбожник, 1931.

Басилов В.Н., Кармышева Дж.Х. Ислам у казахов. М.: Наука, 1997.

Евдокимов Л.В. Панисламизм и пантюркизм // Военный сборник. 1911, декабрь.

Литвинов В.П. Религиозное паломничество: региональный аспект (на примере Туркестана эпохи средневековья и нового времени). Елец: ЕГУ им. И.А. Бунина, 2006.

Османская империя… // Новая история стран Азии (вторая половина XIX – начало ХХ вв. М., 1995. С. 85-166.

Пясковский А.В. Революция 1905–1907 гг. в Туркестане. М., 1958.

Россель Ю. Среднеазиатская культура и наша политика на Востоке. // Вестник Европы. 1878. Т. XIII. Кн.7, июль.

Сабитов Н. Панисламизм и пантюркизм на службе империалистической реакции // Вестник АН Казахской ССР. 1951. № 11. С 37-45.

Т-ов С. Андижанское восстание и его причины // Исторический вестник. 1908, май.

Хвостов В.М. Дипломатия в Новое время // История дипломатии / Сост. А. Лактионов. М., 2006. С. 577-818.

REFERENCES

Arsharuni A., Gabidullin Kh. Ocherki panislamizma i pantyurkizma v Rossii. M.: Bez-bozhnik, 1931.

Basilov V.N., Karmysheva Dzh.Kh. Islam u kazakhov. M.: Nauka, 1997.

Evdokimov L.V. Panislamizm i pantyurkizm // Voennyi sbornik. 1911, dekabr'.

Litvinov V.P. Religioznoe palomnichestvo: regional'nyi aspekt (na primere Tur-kestana epokhi srednevekov'ya i novogo vremeni). Elets: EGU im. I.A. Bunina, 2006.

Osmanskaya imperiya… // Novaya istoriya stran Azii (vtoraya polovina XIX – nacha-lo KhKh vv. M., 1995. S. 85-166.

Pyaskovskii A.V. Revolyutsiya 1905–1907 gg. v Turkestane. M., 1958.

Rossel' Yu. Sredneaziatskaya kul'tura i nasha politika na Vostoke. // Vestnik Evro-py. 1878. T. XIII. Kn.7, iyul'.

Sabitov N. Panislamizm i pantyurkizm na sluzhbe imperialisticheskoi reaktsii // Vestnik AN Kazakhskoi SSR. 1951. № 11. S 37-45.

T-ov S. Andizhanskoe vosstanie i ego prichiny // Istoricheskii vestnik. 1908, mai.

Khvostov V.M. Diplomatiya v Novoe vremya // Istoriya diplomatii / Sost. A. Laktio-nov. M., 2006. S. 577-818.