ТЕКТОНИКА ФРАНЦУЗСКОГО ОБЩЕСТВА ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ ХХ – ПЕРВОМ ДВАДЦАТИЛЕТИИ XXI ВЕКА
Тectonics of French society in the second half of the ХХ – first decade of the XXI centuries

«Каждый француз создает свою собственную систему ценностей»¹.

То, что в истории западных, или либеральных, демократий с конца ХХ в. наметился и далеко ещё не завершился процесс трансформации социокультурной и общественно-политической модели, не вызывает сомнений и острых разногласий в учёном сообществе. По поводу Франции один из крупнейших французских историков С. Берстайн пишет: «Во французской истории начался непредвиденный период крушения традиционных политических сил, ставших жертвами собственной несостоятельности в понимании изменений мира XXI века, вызвавших социальный, моральный и интеллектуальный раскол между двумя Франциями, не имеющими больше общих ценностей. Ясно, что мы вступили в период транзита, и никто не знает, куда он нас приведёт»².

Размышляя над происходящим, специалисты разного профиля – историки, политологи, социологи и др. – не столько ведут дискуссии между собой, сколько стремятся дополнить интеллектуальный дискурс, опираясь на собственные методологические приёмы, чем существенно обогащают междисциплинарный подход в изучении волнующей проблемы. Среди ведущих французских исследователей, переосмысливающих историю своей страны за последние 50 лет в таком ключе, назовём Э. Тодда, Ж-Ф. Сиринелли, Ж. Ришара³. Работы Э. Тодда в концептуальном плане трактуют эволюцию французской демократии и взаимодействия между гражданским обществом и государством через призму исторической антропологии и этнокультурной парадигмы. Ж-Ф. Сиринелли, один из основоположников «культуральной» истории, опираясь на социокультурный подход, первым определил период 1960–1980-х гг. в истории Пятой республики как «решающее двадцатилетие»⁴. Ж. Ришар продолжил политико-культурный метод изучения «политических семей» Франции, заложенный в 1950-е гг. его учителем и мэтром Р. Ремоном⁵.

Рецензируемый труд Ж. Фурке с подзаголовком «Рождение смешанной и разобщённой нации» (Naissance d’une nation multiple et divisée) и вынесенным на обложку вопросом «Куда мы идём?» (Où allons nous?) можно считать достойным вкладом в углубление дискурсивного анализа современной французской действительности. Фурке расширил исследовательское поле своих коллег привнесением на его почву методов социальной антропологии. Главный посыл книги состоит в том, чтобы показать, почему и как произошло, что, как он пишет, «галло-романская светско-католическая социокультурная матрица» французского общества, наметившаяся с XVIII в. и просуществовавшая на протяжении 200 лет (с. 13, 15), начала размываться с 1960-х гг. В трёх частях книги Ж. Фурке блестяще показал динамику происходившей эволюции на новых примерах, остававшихся в тени у других исследователей. Так, он убеждает, что «имя – культурный маркер. Оно есть неотъемлемая составляющая социологического комплекса, уводящего нас к пониманию региональной (или национальной) чувствительности, логики семейных отношений, манерам поведения и образу жизни. Под влиянием обстоятельств трансформация имен выступает существенным элементом и точным индикатором изменений общественной жизни» (с. 17), и подчёркивает значительное влияние политической конъюнктуры на выбор имен в семье (с. 34-36). В этом контексте любопытную и не лишённую оснований корреляцию увидел Фурке между «дехристианизацией», уходом в прошлое героических страниц истории страны и убыванием популярности таких девичьих имен, как Мари и Франс (с. 29-36), между распространением поп- и масс-культуры и появлением «поколения Кевинов и Диланов» среди мальчиков и Синди среди девочек (с. 120-126), а также между притоком иммигрантов и появлением кварталов с преобладанием арабо-мусульманских имен (с.133-136; 162-163).

Особо хотелось бы поставить в заслугу Ж. Фурке то, как умело и убедительно, оперируя методом сравнительного анализа, он подтверждает собственные выводы, снабдив работу данными опросов общественного мнения и политической географии. Схемы, таблицы, карты, которыми обильно насыщена книга, и где отражена панорама буквально всех регионов страны, исчерпывающим образом, с научной точки зрения, не только подтверждают авторскую позицию, но и предоставляют читателю необходимый визуально сопоставимый фактологический материал для самостоятельных оценок.

Рисуя социокультурную и политическую картину современной Франции, Ж. Фурке охарактеризовал многочисленные факторы, под влиянием которых, начиная с со второй половины ХХ в., раскалывалась страна, и в обществе разрушился прежний, хотя «незримо и неосознанно», но прочно укрепившийся к XIX веку республиканский «цоколь» (с. 15) единой нации, согласно которому все граждане страны, невзирая на их этнические и религиозные корни, считались французами и так же, вне зависимости от этих различий, объединялись в партии по линии левые–правые в плане политическом (с. 9-10). Скрупулёзный анализ этого феномена убедил Фурке в том, что сегодняшнюю Францию логичнее назвать «архипелагом». Сам автор поясняет свою мысль следующим образом: «Географы определяют архипелаг как группу расположенных вблизи друг от друга островов с общим геологическим происхождением. Это представление как нельзя лучше применимо к сегодняшним процессам во французском обществе. По сути, сегодня это общество представляет собой разрозненные группы, каждая со своим стилем жизни, особыми нравами и своеобразными представлениями о мире. Подоб-но островам архипелага, населяющие их люди живут вдали друг от друга, контактируя, правда, время от времени между собой… Конечно, у этих островов сохраняются общие культурные черты, но с присущими только им особенностями. А со временем островное положение разрушает общую матрицу, и каждый её фрагмент начинает усиленно культивировать свою специфику» (с. 309).

Важный период «дислокации католической матрицы» и «антропологического сдвига» (с. 21-72) автор датирует 1950–1970 гг. (с. 76). Раскрывая его, Фурке называет нынешнюю Францию «дехристианизированной страной», или, как он уточняет, «снова ставшей землей «нехристианской» (achrétienne) (с. 22). Примеры разрушения прежней религиозной практики и «перехода французского общества на путь нравственной модернизации» (с. 22) красноречивы и убедительны. Не вдаваясь в детальный анализ, что блестяще удалось Ж. Фурке, перечислим их: сокращение количества крещений, посещений месс, «банализация» (с. 26) церковных праздников, уменьшение штата священников. На основе этих фактов автор книги делает справедливый вывод: если «Церковь Франции в конце 1950 и в начале 1960 годов ещё имела “государственный масштаб” как институт», то отныне «как институт со своим социальным корпусом Церковь больше не играет сопоставимой с Государством роли» (с. 29). Католиков Фурке называет «отныне меньшинством во французском архипелаге» (с. 67).

Тщательно проанализированы и детально изложены в книге линии «антропологического сдвига», подточившего французскую социальную матрицу (с. 36-67). Ж. Фурке пишет: «Среди институтов, структурирующих социальную жизнь, факт вступления в брак долгое время считался одним из главных. Однако, параллельно с упадком католицизма процесс ослабевания этой социетальный опоры шёл доселе невиданными темпами на протяжении чуть более сорока последних лет» (с. 37). К чис-лу социальных практик, подрывающих основы института брака и идущих вразрез с установками католической церкви, автор относит рост числа разводов, гражданских браков и рождения внебрачных детей, аборты и экстракорпоральное оплодотворение, терпимость по отношению к гомосексуалистам и признание их прав на вступление в брак и усыновление детей. Среди подобных практик Фурке вполне обоснованно отмечает такое «новое отношение к телу» (с. 56), как кремация, татуаж, сексуальное поведение. В таких проявлениях он усматривает стремление «выделиться и полностью распоряжаться своим телом» (с. 60). «Парадокс в том, – пишет он, – что это служит иллюстрацией роста индивидуализма в современном обществе, и в то же время господства стереотипов, исходящих от масс-медиа» (с. 60). Весьма красноречив пример эволюции отношения французов к животным как социальное явление, названное Ж. Фурке «анимализмом» (с. 66). Под ним подразумевается «окрепшее идейное течение, нацеленное на прекращение всякого господства человека над животными, исходя из постулата об общности природы и равенстве всех её обитателей» (с. 66). Сторонники «анимализма», в частности, выступают против корриды, откармливания уток и гусей. Фурке приводит такие цифры: «В марте 2017 г. за несколько недель до первого тура президентских голосований 9% французов заявляли, что их выбор кандидата будет зависеть от позиции по вопросу защиты животных» (с. 66). А во время парламентских выборов в июне того же года партия защитников животных в некоторых округах собрала 1% голосов, «и хоть это немного, но столько же, сколько получила христианско-демократическая партия в этих же округах» (с. 67).

Размышляя о «дехристианизации» своей страны, автор приходит к выводу о том, что католики во французском «архипелаге» не только оказались в меньшинстве, но раскололись, с одной стороны, на традиционалистов и модернистов, а с другой – по линии поколенческой. «В некоторых старых бастионах католицизма, – отмечает Фурке, –он ещё сохраняет свою марку, что подтверждают преобладание влияния ВКХТ [христианский профсоюз] над ВКТ [профсоюз рабочих]), проевропейские настроения и более высокий уровень бакалавриата [аналог российскому ЕГЭ – Г.К.]… Однако, за исключением этих косвенных локализованных проявлений, которые можно классифицировать как в целом остаточные во французском обществе, официальное влияние католицизма воистину находится на грани исчезновения» (с. 69). И далее Фурке цитирует упомянутого выше Э. Тодда: «Для такой страны, как Франция, присутствие миноритарной, но социально значимой католической Церкви придавало резон существованию неверия, атеизма или, как более осторожно говорили, светскости. Исчезновение этого ориентира раз-рушило весь идеологический фундамент Франции» (с. 74).

Проявление ещё одного важного этапа «архипелагизации» Франции автор датирует 1981–1983 гг., когда, как он пишет, пали авторитет и влияние «красной церкви», т.е. ФКП (с. 75), и коммунистической парадигмы в целом⁶. По меткому замечанию Фурке, антиподы – католическая Церковь и ФКП долгое время были двумя сторонами одной монеты, или главными мировоззренческими компонентами социокультурной матрицы. Их упадок рикошетом сфокусировался на другие её составляющие. Падение влияния и престижа прессы на примерах тиражей газет «Юманите» и «Лё Монд», сокращение просмотра ведущих телевизионных каналов в условиях господства Интернета, замена берущего истоки от эпохи Просвещения картезианского рационализма неверием в прогресс и релятивизмом (с. 79-85) – всё это привело к тому, что в общественном дискурсе «всё больше под сомнение ставятся официальные научные взгляды и расцвели всякого рода конспирологические заговорщические теории и альтернативные интерпретации» (с. 82). Наиболее восприимчива к новым постулатам молодёжь, внося дополнительный элемент в «хаотичность французского архипелага» (с. 78).

Обращает на себя внимание то, как Ж. Фурке оценил «отрыв элит» от «народной Франции» (с. 93), обозначив этот этап как «ошеломительное изменение социальной морфологии» (с. 95) французского общества. Авторская аргументация заслуживает полного признания. В качестве подтверждения своего вывода о замкнутости элит Фурке приводит такие примеры, как образовательный и профессиональный отрыв, начиная со школьного возраста, стремление обособленно проживать в центре метрополии, тогда как народные кварталы составляют периферию, не смешиваться во время досуговых мероприятий. Катализаторами «идеологической и психологической атомизации элиты» он не без основания счи-тает исчезновение таких социальных институтов, где прежде контактировали выходцы из разных социальных слоёв, как лагеря во время школьных каникул и армия по призыву, отменённая в 1996 г. президентом Ж. Шираком (с. 100-116). Наряду с этим Ж. Фурке верно заключает, что «эра глобальной экономики, привела к другому расколу во французском обществе: между той частью населения, которая обладает необходимым культурным и психологическим капиталом для того, чтобы представиться за границей, и большим количеством тех, кто продолжает жить и рассуждать в национальных рамках». На этой лестнице социальной пирамиды, пишет автор, произошла «интернационализация элит» (с. 116). Народные массы также оказались задеты «архипелагизацией». Возникновение «островов» в этой социальной категории Ж. Фурке оценивает через призму «идеологического и культурного высвобождения» (с. 119). Под этим он подразумевает проникновение поп-культуры и американизации в народные массы, начиная с середины 1960-х. В книге любопытно проиллюстрирован этот процесс сначала на примере популярности англо-саксонских имен для новорождённых, а затем убедительно доказано, что это «поколение Кевинов и Диланов» (с. 123), проживающее в основном в четверти рабочих регионов Северо-Востока страны, «порвало с традиционными ценностными ориентирами» (с. 122) и в большом количестве голосовало в 2017 г. за Национальный фронт Марин Ле Пен, «продемонстрировав “фи” другим официальным лидерам» (с. 123-126). Автор счел весьма симптоматичным то обстоятельство, что эти северо-восточные агломерации настолько отличаются от сельскохозяйственных и периферийных городских районов, как будто их разделяет непреодолимая граница, это как два разных мира, живущих по соседству – каждый со своей системой ценностей. И ярчайший пример архипелагизации французского общества» (с. 126).

В книге проделан тщательный анализ процесса превращения Франции в мультикультурную страну, шедшего параллельно с описанными выше явлениями: «В 1983 г. иммиграция из Магриба заявила о себе. Проживая во Франции долгое время без права на жительство, эта социальная группа вдруг резко проявилась в пейзаже страны и коллективных представлениях. После длительных забастовок в этом году в ав-томобильной промышленности, “марша коричневых”⁷, успеха фильмов, песен и других событий, Франция вдруг осознала, что эта группа иммигрантов весьма многочисленна, что она составляет особый слой (как по-казывает «второе поколение») и не собирается «возвращаться в страну», а намерена навсегда внедриться в нашу почву» (с. 222). Это осознание и привело к росту популярности в стране Национального фронта, впервые успешно выступившего на выборах в Европейский парламент в 1984 г., а ещё раньше заявившего о себе на национальном уровне, сыграв на «опасении французов за собственную безопасность из-за иммигрантов» (с. 235). Ж. Фурке наглядно продемонстрировал на примере таких городов, как Марсель, Перпиньян и Мюлуз, территориальную связь голосования за Национальный фронт с местами, где проживает «этнически разнообразное население» (с. 234-244).

Дополнительными штрихами к пониманию новых линий раскола во французском обществе автор справедливо считает провал проекта Конституции Европы в мае 2005 года и волнения в городских пригородах в октябре-ноябре 2005 года. Речь идёт, во-первых, о том, что прояви-лась «оппозиция между рабочими коммунами, в массе проголосовавшими «против», и зажиточными городами, активно выступившими «за» (с. 248). Во-вторых, сравнив волнения в «социальных гетто» Франции с волнениями в негритянских кварталах США, Фурке делает важный вывод о сложившейся «социально-экономической» и «этнокультурной» разнице между «неблагополучными окраинами» и «остальным сообществом», а также о наличии «дефицита интеграции их населения во фран-цузское общество» (с. 253-254).

Остро критично в отношении официальных заявлений о «сплочении нации вокруг демократических и республиканских ценностей» после расстрела в январе 2015 г. редакции еженедельного журнала «Шарли эбдо» (Charlie Hebdo) написана часть книги, где автор наглядно пока-зывает, что, напротив, в момент, когда в Париже на площади Республики состоялась миллионная манифестация в знак солидарности с журналом, отчетливо проявилась идеологическая, социологическая и этнокультурная фрагментация французского общества, так как не очень был задействован электорат фронтистский, равно как и категории населения мало дипломированные и представляющие народные массы (с. 255-261). «Таким образом, – утверждает Ж.Фурке, – с 1983–1984 гг. и до 2015 г. Францию одолевали сильные конвульсии. Исторически организованный вокруг антагонизма мощных традиционных партий политический пейзаж, всё более и более ослабевал, ибо всё менее и менее учитывалось реальное воздействие новых антагонизмов, раскалывавших общество. Под влиянием этих новых особенностей и дополнительных проявлений разломов в 2017 г. и треснуло лакированное снаружи общество, а политический пейзаж потрясён» (с. 261).

Пристального внимания заслуживает многомерный «в проекции 3D» (с. 270), как пишет Фурке, анализ эффекта победы Э. Макрона на президентских выборах мая-июня 2017 г. и результатов его правления в первой половине пятилетнего срока (с. 263-368). C методологической точки зрения интересен трёхмерный подход Фурке, изучившего электорат Макрона через «социально-демографическую призму» по половозрастному и профессиональному признаку, по вертикали и по горизонтали – через территориальное и региональное деление голосования, или, наконец, через социокультурные проявления, позволяющие понять, «почему те или иные категории населения голосуют неодинаково в масштабе всей страны» (с. 271).

Рассуждения и выводы Ж. Фурке требуют вдумчивого прочтения. Остановимся в общем виде на трёх главных посылах. Во-первых, победа Э. Макрона в 2017 г. не открывает, а, наоборот, завершает минимум тридцатилетний цикл тектонических сдвигов во французском обществе, очевидность которых стала реальной уже в 2015 г. Во-вторых, в результате этих сдвигов сложилось новое деление французов по признаку «победители – открытые глобализации» и «проигравшие – замкнутые в на-циональных рамках» (с. 271-273). В-третьих, намечается новое «классовое» расслоение во Франции, по старой линии «левые-правые», и уже вокруг Э. Макрона сложился «либерально-элитарный блок реформаторов», тогда как оппозиционному блоку в условиях «многокультурной и расколотой нации» ещё надлежит определиться (с. 361-379). Предстоящие в марте 2020 г. муниципальные выборы могут оказаться исходным пунктом в этом направлении.

БИБЛИОГРАФИЯ / REFERENCES

Канинская Г.Н. Современные правые во Франции: кто они? // Диалог со временем. Альманах интеллектуальной истории. 2019. Вып. 67. М.: ИВИ РАН. С.411-417 [Kaninskaya G.N. Sovremennye pravye vo Frantcii: kto oni? // Dialog so vremenem. Al’manah intellektual’noj istorii. 2019. Vyp. 67. M.: IVI RAN. S. 411-417].

Канинская Г.Н. Что стало с Пятой республикой? О книге «Понять Пятую республику» под ред. Ж. Гаррига, С. Гийом, Ж-Ф. Сиринелли // Французский ежегодник 2012. М., 2012. С.446-451. [Kaninskaya G.N. Chto stalo s Pyatoj respublikoj? O knige “Ponyat’ Pyatuju respubliku” pod red. Zh. Garriga, S. Gijom, Zh.-F. Sirinelli // Frantcuzskij ezhegodnik 2012. M, 2012. S. 446-451].

Comprendre la V-e République (s.l.d. de J. Garrigues, S. Guillaume, J-F. Sirinelli)., Paris, PUF, 2010. 554 p.

Fourquet J.. «Chaque Français bricole son propre système de valeurs» // L’Obs, № 2867 du 17 au 23 octobre 2019, p.69.

Le Bras E, Todd E. Le Mistère français. Paris, Seuil, 2013. 448 p.

Richard G. Histoire des droites en France. De 1815 à nos jours, 2017. Paris, Perrin, 2017. 640 p.

Sirinelli J-F. Comprendre le XX-e siècle français. Paris, Fayard, 2005. 527 p.

Sirinelli J-F. Révolutions françaises: 1962-2017. Paris, Odile Jacob, 2017. 521 p.

Todd E. Après la démocratie. Paris, Gallimard, 2008. 447 p.