«ЖЕЛАЮЩИЕ МАШИНЫ», СЕТЕВАЯ АКСИОМАТИКА И КВАНТОВАЯ МЕХАНИКА
Desiring-machines, network axiomatics and quantum mechanics

Мир стремительно меняется на наших глазах и, хотя причиной этих изменений считается революция в информационно-технологиче-ской сфере, первой, с чего все началось, была все же гуманитарная сфера, т.е. все то, что связано с бытием человека – онтология, мораль, культура, социальность, психология и политика. Человек все больше осознает себя человеком. Расширялись горизонты его разума, а, значит, множились научные открытия, теоретические разработки и практические результаты. Возникают закономерные вопросы – кто мы, по какой дороге и куда идем? Ведь революции случались и раньше, кардинально меняя общество, его политику, экономику и психологию.

В результате Английской революции открылся путь к промышленной революции. Великая французская революция, с ее знаменитым и по прежнему актуальным лозунгом «свобода, равенство, братство», показала всему миру новую модель социального устройства. Американская революция, положила начало единому федеративному государству, республике с сильной центральной властью и полным отсутствием сословий и сословных привилегий. Русская революция инициировала вал взаимосвязанных событий и процессов, которые прокатились по всему миру – военный коммунизм, германский национал-социализм, антифашизм, деколонизация, китайский и северокорейский национальный социализм, антитоталитаризм, и, в конце концов, перестройка, завершившаяся новым революционным потрясением – распадом государства и его возрождением в новом качестве.

Каждая из революций происходила из человеческой коллизии – «давления неустранимой социально-политической заданности», автором которой был сам человек, возможности и границы которого были до конца не ясны¹. Религиозный человек, поддерживаемый верой, признавал Бога как «другого», политический человек, поддерживаемый той или иной идеологией, признавал власть как «другого», психологический человек уже сам по себе был сознателен и рационален, в результате чего каждая его социальная «итерация» неизбежно подходила к своему закономерному концу. Человеку всегда казалось, что он – результат собст-венного сознательного выбора, а, значит, способен создать такую идеальную модель социума, которая бы могла изменить его самого. Правда для этого нужно было отказаться от «лапласовского» исторического де-терминизма социальной системы, которая должна быть устойчивой к «малым» возмущениям, и следовать прямо противоположному принципу – ее зависимости от управляющего воздействия каждого человека. Согласимся с Бодийяром в том, что каждый новый порядок отделяется от порядка предыдущего революцией, но все они так или иначе привяза-ны к предыдущей фазе системы, а значит «оружие каждой из них» – это «ностальгически воскрешаемая реальность во всех ее формах» – диалектика, потребительная стоимость, прозрачность и целенаправленность производства, «освобождение» бессознательного, вытесненного смысла (т.е. означающего и означаемого по имени «желание») и т.д. Отсюда, идеальным содержанием любых революционных освобождений оказываются «призраки, поглощенные системой в ходе ее прежних революций и искусно воскрешаемые ею в виде революционных фантазмов»².

Дабы избежать замкнутого круга, человеку придется прекратить рефлектировать наличную данность и создавать понятия о том, что уже есть, а попытаться заглянуть за горизонт и понять то, чего еще нет, но что, даже в противовес здравому смыслу, способно возникнуть и проявиться. Ведь как доказала современная физика, знания о мироустройстве невозможно получить только благодаря непосредственным наблюдениям за вещами, видимыми и воспринимаемыми человеком. Квантовая теория, как фундаментальная теория микрообъектов оказалась столь фундаментальной, что область ее применения расширилась от описания наблюдаемых явлений до пределов, которые пока невозможно даже установить³. Графические фейнмоновские диаграммы взаимодействия, потоки в ренормализационной группе и пространство преобразования симметрии, интуитивно понятны человеку, хотя и крайне сложны для рационального технического представления и описания. Теория просто начала опережать практику.

Заметим, что многие на первый взгляд «завиральные» идеи физиков нашли свое продолжение в философии. Бергсоновское понимание интуиции как «вполне развитого метода» в философии, который имеет свои строгие правила, позволило в конечном счете показать, что интеллект человека – это способность интуитивно ставить проблемы и интуитивно различать в них истинное и ложное, тогда как инстинкт позволяет их решать. Проблема обретает решение в зависимости от способа ее постановки, условий возникновения и располагаемых к этому моменту терминов и средств. История человека в этом контексте «как с теоретической, так и с практической точек зрения» видится как «история конструирования проблем» и «осознание такой деятельности подобно обретению свободы»⁴. Следуя по этому пути, попробуем определить, как интуитивная смена общественной аксиоматики в пользу сети повлияла на смыслы событий и процессов, инициируемых ее узлами, роль которых будут играть делезовские «желающие машины».

Никто не планировал заранее ни информационный взрыв, ни сетевое общество. Мы просто стали свидетелями стихийной бифуркации в осмыслении сущности социальной системы по мере роста ее открытости. Способность социальной системы обмениваться материей, энергией и информацией с внешним миром, ее неравновесность в силу возникновения многополярности и ее нелинейность в силу усиливающегося влияния действий человека на действия других существенно возросли. На-учные открытия и информационные технологии лишь подстегнули процесс создания новых связей не только между людьми как агентами, но и между ними и «невитальными» «квазиагентами» и силами-актантами, ранее воспринимаемыми исключительно в терминах объектов человеческого «желания»⁵. Возникли объективные предпосылки для возникновения новой версии комплексной социальности, воспринимаемой теперь как диссипативная система, сложность которой локализуется «на уровне интеракций между индивидами»⁶. Поскольку характерный размер флуктуаций, т.е. откликов на внешние воздействия, в этом случае, стал сравним с масштабом системы, она начинает реагировать на любое внешнее воздействие уже как целостная структура.

Рассуждая об источниках возникновения и развития сетевого общества, М. Кастельс отметил, что его генезис был обусловлен ходом истории. В начале 1970-х гг. в мире, по его мнению, параллельно протекали три важнейших, независимых друг от друга процесса – «информационно-технологическая революция»; «культурные и социальные движения» и кризис, «приведший к переструктурированию существовавших в то время социально-экономических систем» – капитализма и этатизма⁷. Остановимся на этом поподробнее, ибо невозможно избавиться от интуитивного ощущения взаимосвязанности этих процессов, один из которых, в результате окажется «ведущим». Несомненно, что капитализм как единственный существующий на настоящий момент способ устроения социальности со своими знаменитыми «300 процентами», ради которых «даже под страхом виселицы» стоит рискнуть, а также готовностью способствовать «шуму и брани» ради прибыли, можно рассматривать в роли социальной машины суицида, разрушающей мораль, культуру, и заодно, саму себя⁸. Поскольку задача социальной машины всегда сводилась к «кодированию» потоков желания, их записи и регистрации таким образом «чтобы никакой поток не оставался незакрытым, неканализированным, неупорядоченным»⁹, речь, как мы видим, идет как раз об обратном – о раскодировании потоков, «компенсируемых пережитками и преобразованиями государства» как власти, пребывающей в состоянии перманентного риска со стороны их скрытых способностей, мощи и энергии¹⁰. Стремление человека окончательно освободиться от всякого влияния власти и оказаться, наконец, в циничном, прагматичном и бесконтрольном мире, в конечном счете, разрушит любую из его привязанностей к государству, последнему бастиону власти в современном социуме. В результате мыслимым пределом подобного десоциализированного экспериментирования видится анархия. Поскольку любое «дионисическое освобождение от оков индивида», ведет к исчезновению «principii individuationis» без которого не могут жить ни государство, ни патриотизм, человек окончательно избавляется от ностальгии по принадлежности и от всех модусов своей цивилизованности¹¹.

Все более и более абсурдная рационализация человеческого поведения вкупе с абстрактным трудом способствует «новой» конъюнкции в социальной машине, в корне изменяя ее аксиоматику на «машинную». Человек и машины, которые перестают быть инструментами, в ней оцениваются одинаково – как машины – с точки зрения выгоды инвестиций. Социум фактически «растворяется» в машинах, которые в свою очередь детерриторизуются на обломках социума – в людях. Благодаря этому бессознательное как «безличный машинизм», превращает человеческое желание в «положительный нерепрезентативный поток»¹².

Согласимся с Делезом в том, что «общая для них теория – это об-общенная теория потоков»¹³. И если это так, то мы имеем дело с кибернетикой – «новым взглядом на технику связи и на автоматы как устройства связи (курсив наш – О.М., А.Н.)» с ее происходящим, усугубляющим самое себя»¹⁴. Человеческое действие становится тем, что его к этому действию побудило – «желание», которому можно придать тот или иной смысл. Делезовское восприятие человека в качестве объекта – бинарной «желающей машины» с ассоциативным режимом функционирования, делает поток «желания» непрерывным, но фрагментированным, поскольку «каждая машина-орган интерпретирует весь мир со-гласно своему собственному потоку, согласно энергии, которая истекает из нее»¹⁵. Все это очень напоминает квантовую механику в которой все фундаментальные взаимодействия между частицами осуществляются посредством испускания или поглощения ими «безличного» кванта поля, в результате чего они, в зависимости от их первоначальной внутренней степени свободы, превращаются в другие частицы¹⁶.

Поскольку «внутреннее» объекта программирует его же перепрограммирование через внешнее, т.е. «не только порождение вторично по отношению к циклу, но и передача вторична по отношению к информации или коммуникации», можно говорить о том, что человек действительно оказался на пороге настоящей кибернетической революции. Вывод о том, что «не существует передачи потоков в собственном смысле, а существует коммуникация кода или аксиоматики и комбинаторики, оформляющей потоки» (именно это исходно «определяют в нем коммуникацию бессознательных»), заставляет взглянуть на причины генезиса сетевого общества по-другому¹⁷. По нашему мнению, все дело в законо-мерной, хотя и интуитивной, смене общественной аксиоматики в пользу сети, рассматриваемой как совокупность связей между ее узлами – «желающими машинами», подкрепленной «помощью» со стороны «мощных рычагов техники»¹⁸. Подобная интуитивная смена аксиоматики, но основательно подкрепленная математикой, произошла и в физике, благодаря чему были разрушены классические «лапласовские» предрассудки, прочно ассоциируемые со здравым смыслом, к квантовой механике, которая была способна дать основу для понимания того, что происходило, происходит и может происходить на атомном и субатомном уровнях. То есть позволило заглянуть за «горизонт событий» – вперед и назад.

Нельзя сбрасывать со счета «кризисы» и «социально-культурные» движения, но в свете вышесказанного они приобретают не причинную, а несколько иную, событийную интерпретацию. Капитализм как «социальная машина суицида», оказался «бессмертным» благодаря переходу с внешнего уровня капитала на внутренний – на уровень «желающих машин». Социальные различия полностью «растворились», переходя в имманентную интенсивность «желания». Стремление современного че-ловека, включенного в производственные цепочки, к «совершенству» подводит его к пределу, за которым он превращается в желающего «зомби», а значит путь от социальных вершин к «изгою» может оказаться весьма коротким. «Социальная смерть» не означает смерти физической. Ее можно рассматривать как переход к другому состоянию внешнему и внутреннему – человек остается жить, но в другом качестве. В этом контексте любые протестные «социально-культурные» движения окажутся направленными не на борьбу с обществом потребления, а на восстановление «многочисленных» человеческих ценностей, разрушенных безличной продуктивностью «желающей машины». По меткому выражению У. Эко, «достаточно одной правильно выбранной цитаты», чтобы из одной социальной группы человеку «пришлось перейти в противоположную». Если его немного перефразировать: на улицу всегда выходят структуры, тогда как «постструктуры» всегда остаются внутри безопасного и тихого места – человека, до момента, когда его желание и им же искусственно созданное совпадут между собой ¹⁹.

Что касается «информационно-технологической революции», то тут оказалось все сложнее, поскольку далее речь пойдет о достаточно неоднозначной роли «мощных рычагов техники», заявленных выше в качестве помощников сетевой аксиоматики. Информационно-техноло-гическая революция, действительно открыла перед человеком немыслимые прежде возможности и горизонты знаний о себе и окружающем мире в контексте «желания». Вместе с тем возникли и ограничители со стороны – «цифры», которая лежит в основе всей современной техники. Архитектура и вычислительные мощности, обеспечивающие ее функци-онирование, достигли такого триумфа количественности, что неизбежно их превращение в средства прославления оккультной качественности «цифры». Вопрос в том, как ее интерпретировать, по каким правилам? Поскольку мы рассуждаем о возможностях вычислительной техники, оперирующей «цифрой», можно говорить не об открытии и изобретении новых математических правил в угоду человеческим желаниям, а о конструировании правил толкования цифрового текста в соответствии с ни-ми. Ведь процесс вычислений можно представить как «игру» по правилам, диктуемым «желающей машиной», поступать именно так. Это еще больше усугубляет процесс абсурдной рационализации человеческого поведения, ибо «машина, заключенная в свое структурное единство», и «живое, заключенное в свое специфичное и даже персональное единство», становятся массовыми внешними феноменами или молярными системами, отсылающими друг к другу²⁰.

Правда, нельзя обойти и еще один факт. Речь идет о попытках развернуть машинное «желание» к эмпатии, причем не к старым призракам, которые продолжают его подталкивать к «клише» – к организации в очередную молярную социальную машину, а к новым культурным и социальным формам, позволяющим представить себя и мир иначе. Трудно не согласиться с делезовской интерпретацией «образов движения» при субъективизации «желающей машины». Несмотря на то, что его рассуждения проистекают из несколько другой сферы – кино, именно творческое начало, лежащее в его основе, и позволяет заглянуть за горизонт «машинной» реальности и переосмыслить ключевые проблемы нашего времени – субъективность, восприятие и время. Если «желающие машины» «являются схватываниями тотальными и объективными», то их восприятия могут быть «частичными и частными, субъективными»²¹. Освобождение от тотального «схватывания» образа «желающей машины» ведет к появлению субъективного центра неопределенности – «образа-перцепции» как первому перевоплощению ее «образа-движения». Мир начинает «искривляться» вокруг «перцептивного центра». Вторым перевоплощением «образа-движения» «желающей машины», является ее «образ-действие», «искривляющий» мир, от «которого происходят сразу и виртуальное воздействие вещей» на нее, и «возможное воздействие ее на вещи». Интервал между «перцептивной» и «активной» гранью «желающей машины» занимает эмоция, возникающая в центре неопределенности, «то есть в субъекте, между в определенных отношениях смущающей перцепцией и нерешительным действием». Эмоция «представляет собой совпадение субъекта и объекта, или же способ, которым субъект воспринимает самого себя, а скорее, даже то, как субъект ощущает или чувствует себя «изнутри». То есть, всегда есть какая-то часть внешних движений «желающей машины», которыми «отмечается совпадение субъекта и объекта в беспримесном качестве», не преобразующих ни объектов перцепции, ни ее действий как субъекта. Таково третье, и последнее, перевоплощение «образа-дви-жения», «образ-эмоция». «Желающие машины» «будучи живой материей или же центрами неопределенности», специализировали одну из своих граней и определенные точки, «превратив их в рецептивные органы» в то время как свою «активность делегировали органам реагирования, именно тогда освободив их»²². Можно говорить о том, что процесс «машинной» рационализации человеческого поведения на субъективном уровне замещается эмоциональным. То есть этика обрела потенциальную возможность трансформироваться из абстрактного набора учений об эмоциях и чувственности в комплекс связей и передаточных механизмов между содержанием «желаний», эмоционально-аффективно-рациональным поведением и общественными настроениями.

Остается еще один момент, связанный с информационно-техноло-гической революцией – закономерная «дематериализация» «образа дви-жения» «желающей машины» посредством «образа времени», который является «виртуальным». Благодаря возможностям современной вычислительной техники, позволяющей обеспечивать оккультную качественность «цифры» и конструировать математические правила толкования цифрового текста в соответствии с «желаниями» человека, появилась реальная возможность соединять виртуальный «образ-время» с актуальным «образом-движения» посредством «монтажа». Даже если представить, что эти «образы» противостоят друг другу, то очевидно, что «виртуальное» никак не противостоит реальному. Это очень важное положение, полностью совпадающее с положением квантовой теории о реальности, описываемой как суперпозиция «макроскопически различных со-стояний. То есть «сослагательное наклонение» в квантовой «многомировой истории» реализуется в бесчисленных вариантах, «в различных параллельных мирах»²³. Возможность монтажа «виртуальности» дает возможность изменить его смысл, благодаря новой функции – «вместо того чтобы быть направленным на образы-движения, из которых он извлекал косвенный образ-время, он указывает на сам образ-время и извлекает из него отношения времени, от которых аберрирующее движение теперь может лишь зависеть»²⁴. «Желающая машина» получила возможность переходить из одного мира в другой, вход в другой мир, «взламывать» и «разведывать» его, поскольку речь больше не идет «о переходе из одного обобщенного реального мира в частные призрачные миры, поскольку единственный реальный мир уже предполагал бы некие сходни, которые не даны нам в мирах, состоящих из образов грез»²⁵. Множественная «виртуальность» заставляет, в частности, взглянуть на социальную и культурную память, как на «образ-время», предполагающий аберрацию от распространенной вертикальной иерархической формы «подлинной истории»²⁶.

Из всего вышеизложенного напрашивается один вывод. Интуитивная смена общественной аксиоматики в пользу сети, подобно квантовой теории позволила взглянуть на происходящие в мире процессы с другого ракурса, с микроуровня, который в конечном счете определяет макроуровень. Мы видим, что субъективные «макросуждения» линейны, но ненаправлены, в то время как объективные «машинные» «микросуждения», наоборот – нелинейны, но направлены. То есть возможен реальный переход – замещение линейных цепей, нелинейными, а ненаправленных логических связей, направленными материальными потоками. То есть, при сетевой аксиоматике наблюдается кибернетический распад суждений – переход от трансцендентности к имманентности, от смыслов к функциям, и от господства к контролю. Все это напоминает падение Алисы в кроличью нору, где происходит бифуркация «желаний», которые обретают иные, отличные от привычных нам – традиционных, смыслы, а значит реальность может «искривляться» и «мультиплицироваться» до состояния, в котором будет возможны переходы между миром машин и миром людей.

БИБЛИОГРАФИЯ / REFERENCES

Бодрийяр Ж. Символический обмен и смерть. М.: Добросвет, 2000. 387 с. [Bodrijyar ZH. Simvolicheskij obmen i smert'. M.: Dobrosvet, 2020. 387 s.].

Буллер А., Линченко А. А. Культурная память как предмет философского осмысления // Диалог со временем. 2019. № 66. С. 5-18. Buller A., Linchenko A. A. Kul'turnaya pamyat' kak predmet filosofskogo osmysleniya // Dialog so vremenem. 2019. Vyp. 66. S. 5-18].

Винер Н. Кибернетика, или управление и связь в животном и машине. 2-е изд. М.: Наука; Главная редакция изданий для зарубежных стран, 1983. C. 308-314. [Viner N. Kibernetika, ili upravlenie i svyaz' v zhivotnom i mashine. 2-e izd. M.: Nauka; Glavnaya redakciya izdanij dlya zarubezhnyh stran, 1983. 308-314 s.].

Гефтер М. 1917: неостановленная революция. Сто лет в ста фрагментах. Разговоры с Глебом Павловским. М.: «Европа», 2017. 219 с. [Gefter M. 1917: neostanovlennaya revolyu-tsiya. Sto let v sta fragmentakh. Razgovory s Glebom Pavlovskim. M.: Evropa, 2017. 219 s.].

Делез Ж., Гваттари Ф. Анти-Эдип: Капитализм и шизофрения. Екатеринбург: У-Фактория, 2007. 672 с. [Delez ZH., Gvattari F. Anti-Edip: Kapitalizm i shizofreniya. Ekaterinburg: U-Faktoriya, 2007. 672 s.].

Делез Ж. Кино. М.: Ад Маргинем, 2004, 624 c. [Delez ZH. Kino. M.: Ad Marginem, 2004].

Делез Ж. Эмпиризм и субъективность: опыт о человеческой природе по Юму. Критическая философия Канта. Бергсонизм. Спиноза М.: ПЕР СЭ, 2001. 480 c. [Delez ZH. Empirizm i sub"ektivnost': opyt o chelovecheskoj prirode po YUmu. Kritiche-skaya filosofiya Kanta. Bergsonizm. Spinoza M.: PER SE, 2001. 480 s.].

Иванов М. Г. Как понимать квантовую механику. М.- Ижевск: НИЦ «Регулярная и хаотичная динамика», 2012. 516 с. [Ivanov M. G. Kak ponimat' kvantovuyu mekhaniku. M.- Izhevsk: NIC «Regulyarnaya i haotichnaya dinamika», 2012. 516 s.].

Кастельс М. Информационная эпоха: экономика, общество и культура. М., 2000. 608 с. [Kastel's M. Informacionnaya epoha: ekonomika, obshchestvo i kul'tura. M., 2000. 608 s.].

Латур Б. Политика природы. Как привить демократию. М.: Ад Маргинем Пресс, 2018. 336 с. [Latur B. Politika prirody. Kak privit' demokratiyu. M.: Ad Marginem Press, 2018. 336 s.].

Маркс К. Капитал // Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Изд. 2-е. М.: ИПЛ, 1960. Т. 23. 907 с. [Marks K. Kapital // Marks K., Engel's F. Sochineniya. Izd. 2-e. M.: IPL, 1960. T. 23].

Ницше Ф. Рождение трагедии из духа музыки // Ницше Ф. Так говорил Заратустра. К генеалогии морали. Рождение трагедии. Воля к власти. Предсмертные афоризмы. Минск: Харвест, 2009. C. 436-572. [Nicshe F. Rozhdenie tragedii iz duha muzyki // Nicshe F. Tak govoril Zaratustra. K genealogii morali. Rozhdenie tragedii. Volya k vlasti. Predsmertnye aforizmy. Minsk: Harvest, 2009. P. 436-572.].

Эко Р. Маятник Фуко. М.: АСТ, 2012. 832 c. [Eko R. Mayatnik Fuko. M.: AST, 2012. 832 s.].

I. Prigogine Festschrift for Immanuel Wallerstein / Journal of World-System Research. Vol. 6. No.1 Spring 2000.Special Issue. Part II. P. 892-898.