ЖИЗНЕННЫЙ МИР ПЕТЕРБУРГСКИХ СТУДЕНТОВ
Live world of St. Petersburg students

На протяжении последних десятилетий история российских университетов остается одним из динамично развивающихся направлений отечественной историографии. Особое место в ней занимают исследования, посвященные раннему периоду становления университетского образования в России. Достаточно вспомнить получившие широкое признание фундаментальные работы, А.Ю. Андреева¹, Е.А. Вишленковой², И.П. Кулаковой³, Ф.А. Петрова⁴, С.И. Посохова⁵ и их последователей. Однако большинство новейших трудов, касающихся раннего периода, написаны, главным образом, на материалах Московского, Казанского или Харьковского университетов⁶ и в них ощущается явная недооценка роли университета Петербургского, тогда как без понимания специфики этого столичного учебного заведения сложно в полной мере понять специфику российской университетской системы в целом. Еще одной особенностью многих работ, посвященных первой половине XIX в, является то, что в качестве структурообразующего элемента университетской жизни в первую очередь рассматриваются профессора, и в гораздо меньшей степени уделяется внимание другой значимой группе университетского сообщества – студенчеству.

В связи с этим можно только приветствовать появление монографии, посвященной социокультурной истории воспитанников Петербургского университета первой половины XIX века. Ее авторы – доцент Петербургского университета Т.Н. Жуковская и ее ученица – старший научный сотрудник Кольского научного центра РАН К.С. Казакова. Ре-цензируемая монография «Anima universitatis: студенчество Петербургского университета в первой половине XIX века» является важной частью исследовательских проектов одного из крупнейших на сегодняшний день центров изучения истории высшей школы в России – Института истории Санкт-Петербургского университета⁷.

Хронологические рамки книги охватывают период с 1804 г. – с мо-мента появления в Петербурге Педагогического института как «университетского отделения» – и до 1861 г., когда Петербургский университет был закрыт в связи со студенческими беспорядками и возобновил работу только после вступления в силу университетского устава 1863 г. Сами авторы справедливо отмечают дискуссионный характер заданных временных границ⁸. В среде столичных историков не утихают споры о времени появления университетского образования в Петербурге. Московские исследователи исключают возможность усматривать преемст-венность между Санкт-Петербургским университетом и такими учреж-дениями, как созданный в 1724 г. Академический университет и Педагогический институт. Петербургские ученые, в т.ч. Т.Н. Жуковская, напро-тив, доказывают наличие органической связи между этими учебными заведениями. Поэтому в книге история Педагогического института рассматривается как неотъемлемая часть истории столичного университета. Впрочем, оставим в стороне «споры о первородстве» Московского и Петербургского университетов и обратимся к содержанию книги.

Монография базируется на обширном круге источников. В него входят многочисленный корпус нормативных актов, делопроизводственная документация, периодическая печать и источники личного происхождения. В ходе исследования авторы предприняли анализ документов из фондов нескольких петербургских и московских архивов – РГИА, ЦГИА СПб, Рукописного отдела Института русской литературы РАН, ГА РФ. Внушительная часть источников впервые вводится в науч-ный оборот. Анализируя этот значительный документальный массив, авторы исходили из предложенной Т.Н. Жуковской концепции «Большого университетского архива»⁹, согласно которой делопроизводственные комплексы Педагогического института, Главного педагогического института и Петербургского университета рассматривались как нераздельные, независимо от местонахождения их частей.

Анализу социально-исторического портрета петербургского студенчества посвящены главы «В стенах университета: правовые нормы и культурные практики студенческой жизни», «Социальный облик петербургского студента», «Петербургский студент в системе общественных связей» и «Студенты и политика». Исследуя правовые нормы, в рамках которых существовали воспитанники Петербургского университета пер-вой половины XIX в. и определяя правовой статус учащихся в системе университетских отношений, авторы убедительно показали, что в первой четверти XIX в. фактически конструированием правового пространства студентов занимались профессора, которые еще имели тогда возможность определять границу между приемлемым поведением воспитанников и проступками, что способствовало реализации в Петербургском университете, как и в других университетах России, «семейного стиля» взаимоотношений между профессорами и студентами, когда последние находились в положении не только «опекаемых», но и «воспитуемых». Авторы проследили, каким образом к середине XIX в. профессора практически потеряли возможность юридически воздействовать на учащихся, уступив право «опеки» над ними государственным чиновникам, а также описали процесс постепенного размывания «семейного стиля» внутриуниверситетских отношений под воздействием таких факторов, как сокращение числа казеннокоштных студентов в пользу своекоштных и нарастание общественной активности учащихся.

Важное место в монографии занимает реконструкция социального портрета петербургского студенчества. Исследователи провели обстоятельный анализ данной группы по различным параметрам. Рассмотрена численность учащихся и ее изменение на протяжении всего периода, показаны возрастные характеристики, специфика сословного состава, проанализированы принципы регулирования студенческого корпуса в зависимости от изменений правительственной политики. Особого внимания заслуживает раздел, посвященный этноконфессиональным характеристикам петербургских учащихся. Ранее в поле зрения исследователей российского высшего образования первой половины XIX в. попадал, главным образом, многонациональный состав университетских профессоров¹⁰, тогда как этническое разнообразие университетских воспитанников обычно не учитывалось. Рецензируемая монография ярко демонстрирует, что такой подход малопродуктивен в отношении Петербургского университета, являвшегося в дореформенный период неоднородным по национальному составу учащихся. В связи с этим представляется правомерным выделение в книге специального раздела, посвященного самой многочисленной национальной группе петербургских воспитанников – студентам-полякам. В нем выявляются не только особенности организации каждодневной жизни польских учащихся в университетских стенах, но и дается наглядное представление о том, каким образом российское государство пыталось через общеимперскую систему высшего образования воспитать лояльные национальные элиты.

Исследование петербургского студенчества включило в себя как реконструкцию сети взаимоотношений внутри группы, так и взаимодействие ее представителей с другими членами университетского сообщества, а также «внешним миром». Анализируя студенческие отношения, авторы касаются такого важного вопроса для понимания специфики российского высшего образования имперского периода, как становление студенческой корпоративности. Здесь нужно отметить, что дореволюционное студенчество рассматривается как сплоченная социальная группа со своей специфической культурой и присущими только ей формами организации жизни и быта, главным образом, в трудах, посвященных концу XIX – начала XX в.¹¹, тогда как для исследователей раннего периода университетской истории характерно говорить чаще об отдельных студентах, а не о студенчестве¹². В связи с этим в своей рецензии на книгу А.М. Феофанова о воспитанниках Московского университета XVIII – первой четверти XIX в. Д.А. Цыганков справедливо призвал читателей задуматься над вопросом, как все-таки следует «оценить тот вклад», который внесли студенты университета того времени в формирование традиций российского студенчества, и не существует ли вообще в этом смысле «разрыва в русской студенческой истории, по крайней мере XIX в.»¹³. Т.Н. Жуковская и К.С. Казакова также подчеркивают, что университетские воспитанники первой четверти XIX в. еще не составляли корпорацию (С. 288). На наш взгляд, им удалось убедительно показать процесс зарождения и становления корпоративности петербургских университетских воспитанников посредством анализа широкого спектра университетских ритуалов, различных форм взаимопомощи, а также деятельности студенческих объединений. Вывод о том, что студенты Петербургского университета к началу 1860-х гг. проявляли себя как корпоративная группа ярко продемонстрировали события 1861 г.

В соответствии с новейшими тенденциями рассматривать университетское сообщество в тесной связи с городским пространством¹⁴, авторы исследуют взаимодействие петербургского студенчества с различными городскими слоями. Этот аспект исследования чрезвычайно интересен для понимания специфики ситуации Петербургского университета. В сравнении с провинциальными университетами Империи, довольно быстро ставшими культурными центрами регионов, взаимоотношения университета столичного города и «сановного» Петербурга складывались непросто. С одной стороны, интенсивность взаимодействий представителей университетского сообщества с городским окружением была гораздо выше, чем в провинции, но с другой – даже профессорам, не говоря уже о студентах, в силу слабых родственных связей с аристократической элитой, тяжелей было завоевывать положение в социальной иерархии столичного общества. Прослеживая эволюцию статуса студента в городской среде, авторы реконструируют сложные и разнообразные связи универсантов с городскими группами: от контактов с «просвещенным» обществом и до конфликтов и стычек с чинами полиции, офицерами, многочисленными городскими обывателями.

Особый интерес представляет раздел, посвященный исследованию траекторий карьеры выпускников Петербургского университета. Как показали авторы, связь университета и некоторых категорий его воспитанников не прерывалась после завершения учебы. Университетская опека простиралась не только на студентов, оставленных в alma mater для подготовки к профессорскому званию, но и на тех, кто пополнял ряды преподавателей средних учебных заведений в разных концах Российской империи или оказывался на военной службе. Университет как социальный институт в течение длительного времени влиял на карьерную судьбу своих выпускников, являясь мощным социальным лифтом.

Сильная сторона исследования – сравнительно-исторический ком-понент. Авторы сопоставляют процессы, происходившие в среде петербургского студенчества, со сходными явлениями в других университетах – Московском, Казанском, Харьковском и Дерптском. Это позволило выявить «местный колорит» этой социальной группы и определить те черты петербургского студенчества, которые были в целом типичны для воспитанников университетов Российской империи.

Вместе с тем, столь обширная работа не свободна от некоторых недостатков. В этой связи следует отметить не слишком удачное приложение, представленное авторами. Исследование бы выиграло, если бы авторы вместо простых погодовых описательных таблиц привели таблицы с аналитическими группировками показателей динамики численности и состава студентов, указав в них не только абсолютные, но и относительные процентные значения разных категорий студенчества, темпов прироста (или убыли) и т.п. Это позволило бы объемнее представить сословный и численный состав студентов, точнее оценить масштабы его изменений. К тому же, приложение выглядит несколько оторван-ным от текста из-за отсутствия ссылок на него в основном тексте книги.

Без сомнения, книга Т.Н. Жуковской и К.С. Казаковой вносит существенный вклад в развитие социокультурной истории российского студенчества и, несомненно, найдет отклик у читателей.

БИБЛИОГРАФИЯ / REFERENCES

Андреев А.Ю. Российские университеты XVIII – первой половины XIX века в контексте университетской истории Европы. М., 2009. 640 с. [Andreev A.Yu. Rossiiskie universitety XVIII – pervoi poloviny XIX veka v kontekste universitetskoi istorii Evropy. M., 2009. 640 s.]

Вишленкова Е.А., Галиуллина Р.Х., Ильина К.А. Русские профессора: университетская корпоративность или профессиональная солидарность. М., 2012. 649 с. [Vishlenkova E.A., Galiullina R.Kh., Il'ina K.A. Russkie professora: universitetskaya korporativnost' ili professional'naya solidarnost'. M., 2012. 649 s.]

Жуковская Т.Н. Архив Педагогического института в Санкт-Петербурге (1804–1819): специфика отражения университетской повседневности // Биография университетских архивов. М., 2017. С. 114-165 [Zhukovskaya T.N. Arkhiv Pedagogicheskogo instituta v Sankt-Peterburge (1804 1819): spetsifika otrazheniya universitetskoi povsednevnosti // Biografiya universitetskikh arkhivov. M., 2017. S. 114–165]

Жуковская Т.Н., Казакова К.С. Anima universitatis: студенчество Петербургского университета в первой половине XIX века. М.: Новый хронограф, 2018. 576 с. [Zhukov-skaya T.N., Kazakova K.S. Anima universitatis: studenchestvo Peterburgskogo universiteta v pervoi polovine XIX veka. M., 2018. 576 s.]

Иванов А.Е. Мир российского студенчества. Конец XIX – начало XX века: очерки. М., 2010. 331 с. [Ivanov A.E. Mir rossiiskogo studenchestva. Konets XIX – nachalo XX veka: ocherki. M., 2010. 331 s.]

Иностранные профессора российских университетов. Вторая половина XVIII – первая треть XIX века. Биографический словарь. М., 2011. 207 с. [Inostrannye professora rossiiskikh universitetov. Vtoraya polovina XVIII – pervaya tret' XIX veka. Biograficheskii slovar'. M., 2011. 207 s.]

Кулакова И.П. Университетское пространство и его обитатели. Московский университет в историко-культурной среде XVIII века. М., 2006. 336 с. [Kulakova I.P. Universitetskoe prostranstvo i ego obitateli. Moskovskii universitet v istoriko-kul'turnoi srede XVIII veka. M., 2006. 336 s.]

Петров Ф.А. Российские университеты в первой половине XIX в.: формирование системы университетского образования. Кн. 1‑4. М., 1998–2002. [Petrov F.A. Rossiiskie universitety v pervoi polovine XIX v.: formirovanie sistemy universitetskogo obrazovaniya. Kn. 1-4. M., 1998–2002].

Потехина И.П. История Санкт-Петербургского университета как предмет коллективных проектов // Клио. 2016. № 8(116). С. 14–21 [Potekhina I.P. Istoriya Sankt-Peterburgskogo universiteta kak predmet kollektivnykh proektov // Klio. 2016. № 8(116). S. 14–21].

Ростовцев Е.А. Проблематика проектов по университетской истории и истории высшей школы (Санкт-Петербургский университет) // Новое прошлое. 2016. № 3. С. 145–153. [Rostovtsev E.A. Problematika proektov po universitetskoi istorii i istorii vysshei shkoly (Sankt-Peterburgskii universitet) // Novoe proshloe. 2016. № 3. S. 145–153].

Университет и город в России (начало XX века) / под ред. Труде Маурер и Александра Дмитриева. М., 2009. 777 с. [Universitet i gorod v Rossii (nachalo XX veka) / pod red. Trude Maurer i Aleksandra Dmitrieva. M., 2009. 777 s.]

Университеты в Российской империи XVIII – первой половины XIX века / под общ. ред. А.Ю. Андреева, С.И. Посохова. М., 2012. 671 с. [Universitety v Rossiiskoi imperii XVIII – pervoi poloviny XIX veka / pod obshch. red. A.Yu. Andreeva, S.I. Posokhova. M., 2012. 671 s.]

Цыганков Д.А. Рецензия: Феофанов А.М. Студенчество Московского университета XVIII - первой четверти XIX века. М.: Изд-во ПСГУ, 2011. 253 с, с илл. // Вестник Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. Серия 2: История. История Русской Православной Церкви. 2012. №1 (44). С. 137‑140. [Tsygankov D.A. Retsenziya: Feofanov A.M. Studenchestvo Moskovskogo universiteta XVIII - pervoi chetverti XIX veka. M.: Izd-vo PSGU, 2011. 253 s, s ill. // Vestnik Pravoslavnogo Svyato-Tikhonovskogo gumanitarnogo universiteta. Seriya 2: Istoriya. Istoriya Russkoi Pravoslavnoi Tserkvi. 2012. №1 (44). S. 137‑140]

Шарифжанов И.И. Польские профессора и преподаватели в Императорском Казанском университете. Казань, 2002. 19 с. [Sharifzhanov I.I. Pol'skie professora i prepodavateli v Imperatorskom Kazanskom universitete. Kazan', 2002. 19 s.]