АНТОН ВЛАДИМИРОВИЧ КАРТАШЕВ КАК РЕЛИГИОЗНЫЙ РЕФОРМАТОР (1903–1910-Е ГГ.)
Anton Vladimirovich Kartashev as a religious reformer (1903–1910s)

Антон Владимирович Карташев (1875–1960) остается самым малоизвестным участником движения религиозной интеллигенции за церковную реформу в начале ХХ в. Его интеллектуальная биография делит-ся на три части: первая связана со временем пребывания в составе участ-ников, а затем и в числе лидеров реформистского «нового религиозного сознания». Вторая включает переосмысление параметров церковной ре-формы в свете новых исторических реалий 1914–1918 гг., деятельность на посту товарища и последнего обер-прокурора Синода Русской православной церкви. Третья часть его биографии – время жизни в эмиграции и переоценки прежних мировоззренческих доминант, интенсивная творческая работа церковного историка и профессорство в Свято-Сергиев-ском православном богословском институте в Париже. И если второй и третий периоды довольно известны, и работа над ними в последнее время ведется¹, то его позиция церковного и религиозного деятеля в начале ХХ в. остается не проясненной из-за отсутствия системного подхода к теме «А.В. Карташев как религиозный реформатор».

Системный подход требует анализа статей А.В. Карташева в первый период его интеллектуальной биографии (шаги на этом пути сделаны нами ранее²), выступлений в Петербургских религиозно-философ-ских собраниях (далее – ПРФС) и Религиозно-философском обществе (далее – ПРФО), и, наконец, его корреспонденции, часть которой опубликована в виде полных текстов писем Карташева к Д.С. и З.Н. Мережковским³, а другая частично цитировалась в ряде работ и требует полнотекстовых публикаций вместе с новыми биографическими данными.

Начало XX века оказалось сопряжено с экстатическим подъемом в мироощущении части творческой интеллигенции, обратившейся к поиску своего места в Русской церкви. Выходя из позитивизма 1860-х гг., часть интеллигенции в конце 1880-х распрощалась с иллюзиями народнического движения, но не с самой мечтой о возрождении России, главным условием которого она считала возрождение религиозного мировоззрения и доверия Русской церкви как хранительнице христианской культуры. Будущее страны виделось в форме новой симфонии церкви и государства. Религиозное возрождение гарантировало духовный подъем, который должен был помочь России избежать западно-христиан-ского пути развития, сохранив свою самобытность.

Благородная и многообещающая задача вдохновила не одну интел-лектуально развитую личность влиться в небольшой кружок занятых ее решением литераторов и журналистов (Д.С. Мережковский, З.Н. Гип-пиус, Минский (Н.М. Виленкин), В.В. Розанов, позже Д.В. Философов и братья Успенские). Эта группа в 1901 г. была поддержана творческой интеллигенцией, интересующейся религией и реформами в Русской церкви, и с помощью чиновника особых поручений при обер-прокуроре Синода В.М. Скворцова начала Религиозно-философские собрания с представителями церкви и уполномоченными (миссионерами и академическими профессорами). На собрания в числе профессоров СПбДА был направлен и А.В. Карташев. Ему было 26 лет. Тремя годами раньше он окончил академию и был оставлен на кафедре для подготовки к профессорскому званию; он начал читать лекции по церковной истории и неожиданно для себя после смерти профессора Н.К. Николаевского был назначен на место скончавшегося заведующего кафедрой.

Начало его профессиональной карьеры было вполне органично началу его жизненного пути: с детства он пел на клиросе, в 8 лет был по-священ в стихарь. В 1894 г. после окончания с отличием Пермской семинарии даровитого юношу отправили на казенный счет в СПбДА. Первый интеллигент в своем роду, А.В. Карташев в 1890-е гг., когда будущие лидеры нового религиозного сознания (далее – НРС) уже формулировали задачи религиозного возрождения России, получал духовно-академическое образование, а в 1900 г. стал кандидатом богословия. Начало его преподавательской деятельности совпало с возрождением интереса русской интеллигенции к церковности. К тому же, на ПРФС в 1901–1903 гг. прозвучали вопросы, действительно волновавшие российское общество, и среди них тема приниженности церкви, подчиненности ее государственной власти. По выражению митрополита Евлогия (Георгиевского), «обер-прокурор, не считаясь с голосом Церкви, направлял деятельность Синода… Синод не имел лица, голоса подать не мог и подавать его отвык»⁴. Второй животрепещущей темой была свобода совести в России, затем – связь православия с самодержавием, тема освящения культуры как «плоти» мира и части богочеловеческого процесса, «засилия» на административных должностях в церкви монашества, поддерживавшего в церковной жизни аскетизм. ПРФС показали, что мирская и церковная интеллигенция говорят на разных языках, в т.ч. в области религиозных истин и символов. В итоге сложилось движение обще-ственных и культурных деятелей, заинтересованных в радикальном реформировании Русской церкви. Попав из церковно-академической среды в среду творческой светской интеллигенции, молодой Карташев был увлечен идеей о «новой религиозной эпохе», в которую вот-вот должно вступить человечество, проходя через созревание богочеловеческого организма в истории. Свой неординарный взгляд на отечественную историографию Карташев проявил в работе 1903 г.⁵

Преподаватели СПбДА были приглашены для участия в ПРФС (1901–1903), чтобы вести диалог с интеллигенцией. Русская церковь пришла учить интеллигенцию азам религиозной грамотности и православной этики. Молодой доцент академии не без интереса наблюдал свободу религиозного поиска околоцерковной и внецерковной интеллигенции, ее, может быть чрезмерную, творческую активность на этом пути, и схоластическую скованность тех, кто должен был интеллигенцию наставлять. А.В. Карташев (и не он один из церковных представителей) заинтересовался тезисом «нового религиозного сознания» о развитии христианства и догматов, о новых откровениях, и проникся пафо-сом «пророческого служения» России. В 1903 г. он с интересом вошел в атмосферу розановских воскресных встреч, которая отличалась от привычной ему академической серьезности – мечтательностью, поощрением литературного творчества и новых религиозных идей. В сущности, мимоходом набросанный В.В. Розановым в «Мире искусств» отзыв о картине «Три бабы» одного из художников журнала, Ф.А. Малявина, получил отклик в душе Карташева. Писатель увидел в «малявинских бабах» не только этнокультурный образ России, но и отображение ее настоящего и будущего, что восхитило историка⁶. В.В. Розанов, в начале века воспринимавшийся в ореоле учителя теоретиками движения Д.С. и З.Н. Мережковскими и Д.В. Философовым, по-видимому, имел в 1902–1906 гг. определенное влияние и на молодого историка, вовсе не рассматривавшего, как это ни странно сегодня звучит, свою профессиональную деятельность всерьез: история церковная еще не составляла для него исключительного интереса⁷. Вначале они отнеслись к церковному интеллигенту Карташеву с недоверием. Во-первых, он был из среды академических профессоров, готовивших в ПРФС встречные рефераты, а, значит, «староцерковен» (З. Гиппиус). Во-вторых, он был влюб-лен в сестру З. Гиппиус, и Д.В. Философов предположил⁸, что молодой доцент только от этого стремится стать своим в кругу Мережковских.

Не сохранилось протоколов с выступлениями Карташева на заседаниях ПРФС в 1902–1903 гг., но известно, что «неохристиане» привлекли его к сотрудничеству в своем журнале «Новый путь», где он пи-сал под псевдонимом статьи, отвечавшие на критику НРС и «новопутейства». Вскоре ему представилась возможность высказать свое видение учения НРС о «духе и плоти»; его вовлекли в т.н. «ближний круг», создав по примеру первой «троицы»⁹ «неохристиан» (Мережковский-Гиппиус-Философов), вторую – сестры Т.Н. и Н.Н. Гиппиус и А.В. Карташев. В 1905 г. супруги Мережковские уехали за границу, и переписка Карташева с первой «троицей» составила основной массив корреспонденции¹⁰, раскрывающей его личную жизнь и духовные поиски в это время. Из нее мы знаем, что Карташева возле Мережковских держала привязанность к Т.Н. Гиппиус и надежда, что удастся убедить «неохристиан» (Мережковских, Философова, В.В. Кузнецова, С.П. Ремизову, позднее А.А. Мейера и К.А. Половцеву) и придерживавшихся схожих с ними взглядов «мистических анархистов» (В.И. Иванова, Г.И. Чулкова) установить евхаристическую связь с исторической Русской Церковью.

При этом Карташев был убежден в правильности выбранного «неохристианами» пути по возрождению религиозного сознания в России через введение (и принятие существующей Церковью) учения об обоженности культуры человечества и общественного прогресса в истории: «Мы должны признать, что плоть есть такой же вечный принцип космического бытия, как и дух. Пусть даже плоть и дух ноуменально, für sich¹¹, сводятся к одному началу, но мы этого никогда не узнаем, и для нас они – вечные основные феномены космического существования. До-пустимо ли при таком равновеликом качестве духа и плоти в строе бытия, предположение о назначении одного начала быть “лишь органом” другого?». Традиционное христианское отношение к «плоти» «недостаточно мотивирует творческий акт создания материи» и не исчерпало «всей многознаменательности и содержательности страшного акта боговоплощения». Творение материи в христианском учении оставалось непонятным и неоправданным, как «творение чего-то, не имеющего в самом себе цели», а «таинство соединения с плотью Самого Божества», не может оставаться в философском пренебрежении¹². Таково было его кредо религиозного реформатора на протяжении 1902–1918 гг.

С 1906 г. Карташев вернулся к занятиям церковной историей и историей религии, преподавал на Высших женских курсах. Он дискутировал в письмах с отъехавшими за границу Мережковскими и Философовым, часто адресуя свои рассуждения по тому же вопросу всем троим: достойно ли причащаться в Церкви, которую «неохристиане» признали не исполнившей своей роли в истории богочеловечества. Первая «троица» нацелилась на создание новой церкви и настаивала на причащении внутри их общин и на их молитвенных собраниях. Карташев, как человек, вышедший из глубоко верующей семьи, любивший красоту православных церковных служб, которые составляли часть его детской жизни, фактически выросший при храме и получивший академическое бо-гословское образование, понимал иллюзорность «новой» христианской Церкви вне метафизической преемственности с Церковью историчес-кой, вселенской, апостольской. Он предпринимал попытки объяснить Мережковским, что Тело Христово уже существует в христианской Церкви и истории, и метафизически невозможно создание еще одного. «Я писал о моем отношении к Телу Христову… Оно уже есть, уже создалось в мире и в частности совоплотилось с Церковью, следовательно, ее нельзя обойти… Почему, спрашиваю, вы этого не ощущаете, почему забываете и идете мимо?»¹³. Непонимание или нежелание лидеров НРС понять метафизическую невозможность новой церкви и продолжительное отсутствие их в Петербурге (в 1906–1907 гг. они жили в Париже, за-тем уезжали туда периодически) сближало Карташева с теми, кто придерживался мысли о Царстве Божием как имеющем возможность воплотиться на земле: это были «христианские социалисты» Христианского Братства Борьбы и либеральные священники К.М. Аггеев, В.Я. Ко-лачев, Г.С. Петров, архимандрит Михаил (Семенов). Постепенно у него складывалось свое видение Царства Божьего в реальной истории.

В 1906–1907 гг. Карташев остро критиковал Русскую церковь и епископат за неспособность развернуться навстречу освободительному движению и включиться в него ради внутренней церковной реформы¹⁴. Из-за привязанности к Мережковским и Т.Н. Гиппиус, он балансировал на грани, считая возможным посещать церковь, причащаясь Святых Таин, и оставаться верным «грандиозной ереси»¹⁵ НРС. Принимавшаяся им идея «новой симфонии» парадоксальным образом отталкивала его от Русской церкви, он с трудом переносил мысль о сотрудничестве в церковно-общественном журнале («гадательный церк[овно]-общ[ествен-ный] журнал С.Н. Булгакова и Аггеева Кº будет для меня, по внутренней неприятности второй Академией. И я буду смотреть волком оттуда, пока не найду убежища в органе, верном ценнейшим заветам “новопутейства”», – признавался он Г.И. Чулкову 5 марта 1905 г.¹⁶ Карташев тяготел к Церкви вселенской, масштабы которой не совпадали с границами государства. Синодальная Русская церковь, как «историческая», воспринималась как связавшая себя с реакцией¹⁷ и этим бросившая тень на православие. Он хотел «очистить» ее от ассоциаций с реакцией, связать ее с общественностью и культурой. Вероятно, строя в своем представлении будущую «вселенскую церковь», он не хотел оставлять вне ее культурный опыт православия. Это была та точка зрения на «эволюционное действие изнутри церкви», от которой после 1905 г. отказались Мережковские, и которая служила точкой разлада с ними. Допустить в будущем метафизическую связь православия с «плотью мира» означало для них «взвалить на себя весь церковный багаж… взять все до глубины, бывшее и данное… и затем двигаться вперед вместе…»¹⁸.

Статьи 1907–1910-х гг. показывают, что Карташев считал религиозную реформу в исторической Русской церкви необходимой¹⁹. Продолжительное время после 1905 г. он находился в двойственном состоянии. Он признавал важность «религиозного вопроса», который возвра-щал его к «мережковщине», а там все оставалось²⁰ неопределенно, расплывчато и бездеятельно, и он не мог ничего изменить в церкви существующей. Он хотел собрать свой круг людей религиозного сознания, динамичного и творческого, но учитывающего мистический опыт православия, в 1911 г. предпринимал попытки организовать у себя собрания известных ему людей, интересовавшихся НРС и заняться изучением основ христианства, рассмотреть содержание «Православного исповедания кафолической и апостольской церкви восточной», ряд отделов «Догматического богословия» митрополита Московского Макария (Булгакова). С.П. Каблуков прокомментировал собрание Карташева как «устраиваемое… для окончательного и полного выяснения своего (т.е. Карташева, – И.В.) отношения к православной Церкви»²¹.

Возможно, неудача этих собраний заставила его, при всей занятости на Высших женских курсах, согласиться в 1912 г. стать официальным председателем ПРФО²², которое с его приходом получило «второе дыхание» и приобрело «ярко выраженную идейную направленность»²³. На заседаниях были возрождены дискуссии о взаимоотношениях церкви и государства, о Царстве Божием на земле как главной вести Евангелия о «новом порядке бытия в истории и во всем мире», при котором мир «принят под опеку церкви, как подлежащий преображению». Отодвинутое историей, Царство Божие, по Карташеву, ожидает своей реализации во вселенском христианстве и церкви, при которых государство лишится «языческого достоинства высшей ценности», и «не религии снисходительно отводится место в государстве… но государству дается место в Царстве Божием и оно есть служебный орган этого Царства»²⁴.

Публикуемые письма показывают высокую мотивацию увлечения молодого А.В. Карташева «неохристианством» в 1903–1905 гг. и причину отдаления его в зрелые годы от Д.С. и З.Н. Мережковских.

Из писем А.В. Карташева 1902–1911 гг.

А.В. Карташев – В.В. Розанову

1

5 марта 1903. СПб.

«Вы прокомментировали их гениально, с дух захватывающим, тончайшим, ясновидящим прозрением в великую значимость несомненно полубессознательного творения художника²⁵. Ваш волнующий сердце комментарий вознес этих Баб на самую высшую точку подобающей им высоты, пророчески точно охватил их, обессмертил …²⁶ <…>

Я часто восхищаюсь психологической и эстетически жизнерадостной тонкостью многих из ваших новейших писаний (прежних почти не читал), и не раз порывался признаться вам в этом письменно, но сковывающая меня дисциплинарность (как и в других отношениях) обычно сдерживала мои порывы. Теперь же не хочу терпеть… мож[ет] б[ыть] потому, что задета глубочайшая почва моих основных, кровных и давно мной сознанных идеалистических симпатий и антипатий…

Сердечно преданный вам Антон Карташев

РГАЛИ. Ф. 419. Оп. 1. Ед. хр. 482. Л. 1–1 об. Автограф.

2

16 октября 1904 г.

Дорогой Василий Васильевич!

Вы даже прочитали мою брошюрку!

Ведь это первые мои доцентские лекции, написанные еще в 1900 г., намеренно сухо, в подражание обычной профессорской «важности». Теперь я бы написал несколько иначе: живее и литературнее.

О «философии ист[ории] р[усской] ц[еркви]» я пока еще не в состоянии говорить по моей необразованности и малой начитанности (говорю серьезно и точно), да едва ли и буду способен вникнуть в суть русской церковн[ой] истории, потому что мало понимаю и не умею любить вообще все русское (а так называемое «истиннорусское»²⁷ даже положительно ненавижу). Юный революционер и «космополит с горя» перевешивают во мне спокойствие «философа». Чтобы понять что-либ[о], надо это любить. А я русскую историю никогда не любил и никогда, конечно, не полюблю. Мож[ет] б[ыть] в этом заключается моя легковесность и анемичность. Я еще не прилагал своих сил к предмету любви, да и не нащупал еще его окончательно. А хочется найти, служить и «пророчествовать» <1 слово нрзб.>.

Простите меня, дорогой Василий Васильевич, я не могу собраться к Вам в это воскресенье. У меня теперь до ноября ряд совершенно новых лекций; а тут еще примешалось экстренное дело: надо к 22-му представить два отзыва о кандид[атских] сочинениях. Должен спешить и сидеть по возможности дома.

Дозвольте прийти к Вам в следующее воскресенье, и если угодно, то именно днем же.

Будьте благополучны. Привет всему дому вашему.

Искренне преданный – Ант[он] Карташев

РГАЛИ. Ф. 419. Оп. 1. Ед. хр. 482. Л. 2–3. Автограф.

3

14 марта 1907 г.

Дорогой Василий Васильевич.

Спасибо за известие о предстоящем собрании. Я, конечно, постараюсь быть на нем. И доклад Ваш²⁸ прочитать предварительно я считал бы для себя интересным и целесообразным. Но самому пойти к Бердяеву²⁹ на этой неделе уже некогда: все досуги истратил, и нужно готовиться к субботним лекциям. Не думаю только, что смогу быть полезным для прений. Как-то теперь рассуждать о религии у меня нет вдохновения, ибо мучусь вопросом, как жить по религии, или уж, если это нельзя, то совсем оставить ее. Такая полоса…

Искренне ваш – Ант[он] Карташев.

Мой поклон Варваре Дмитриевне³⁰.

РГАЛИ. Ф. 548. Оп. 3. Ед. хр. 13. Л. 11. Автограф.

4

Не ранее 13 апреля и не позднее 20 апреля 1908 г.³¹

Дорогой Василий Васильевич.

Посылаю Вам два интересных (умных) сочиненьица гимназистки 5-го класса какой-то Проховщиковой. Взял их на время у моего товарища по семинарии Пушина³², педагога… <…>

Мне кажется, тут есть материал для многих проблем: 1) замечательная характеристика женщин, 2)…ошибки воспитания, 3) объяснено кое-что из нигилизма, беспринципности современного подрастающего поколения. <…>

А статью в «Слово» ведь я написал слишком для себя неожиданно³³. В субботу, в постели получаю письмо от Адрианова³⁴, подвизающегося теперь в «Слове». Просит о товарищеской услуге – накатать что-либ[о] «отвлеченное» для пасхального № и представить к 12 ч. дня. Поругался я крепко, но встал и действительно намахал. Намеренно был неясен в главном, потому что слишком было бы обременительно объясняться в передовице³⁵. Кроме того в конце допустили еще одно фразеологическое искажение – вышло еще темнее.

Насчет «отвлеченности» догмати[ки] думаю, что это ее неотъемлемое свойство. Потому уместно искать ее и в «праздничных» богослужебных словах.

Благодаря тому, что писал статью, купил № «Слова» и попал на ваш фельетон об Антонине³⁶. Стоит, стоит о нем доброе слово сказать.

В первый день³⁷ хотел быть у вас, но устал, лег спать рано.

Кланяюсь всей Вашей семье. А. Карташев

РГАЛИ. Ф. 419. Оп. 1. Ед. хр. 482. Л. 19–20. Автограф.

А. В. Карташев – В. И. Иванову

5

30 марта 1911 г.

Дорогой Вячеслав Иванович.

Не покажется ли Вам благовременным мое желание, чтобы все мы, любящие церковь, и в то же время верящие в пророческое движение в ней [Мейер³⁸, Тернавцев³⁹, Вы, я, еп. Михаил – несчастный⁴⁰, Философов⁴¹, Мережковские⁴², если согласятся, Каблуков⁴³, Знаменский⁴⁴ и несколько молчащих, но мудрых женщин – С.П. Ремизова⁴⁵, Т.Н. Гиппиус⁴⁶, Н.В. Власова⁴⁷]⁴⁸, встретили эту Пасху в церкви вместе, а затем где-ниб[удь] на нейтральной почве (т.е. не в семье), напр[имер], у меня в квартире, в складчину (ради принципа) разговелись вместе, вложив в это разговенье пророческий смысл.

Хлопоты по помещению нас в одной церкви я беру на себя.

Вот о чем я хотел с Вами переговорить.

Подумайте и ответьте. Последним премного обяжете.

Ваш А. Карташев⁴⁹.

НИ ОР РГБ. Ф. 109. К. 27. Ед. хр. 20. Л. 1–2. Автограф.

6

7 апреля 1911 г.

Дорогой Вячеслав Иванович.

Проводя все время теперь, и утрá, и вечера, в хождении по церквам, никак не нахожу момента совершить экскурсию к Вам.

Положение теперь такое. Мейер отказался пойти в церковь вместе. (Догадываюсь, что он тайно пойдет туда один). Но разговеться вместе согласен, хотя и не пылает жаждой. Мережковские и Философов не пойдут в церковь. По крайней мере, в этом году пойти не могут под давлением особых переживаний, налагающих на них, так сказ[ать], обязательство выразить всю силу своей верности «миру». Расходясь с ними в этих переживаниях, я не без ударения тяну к церкви, будучи вообще всегда (даже и в удалениях своих) верен ей, равно как и «миру», для выражения любви к которому у меня нет особой, сложной символики. Но они согласны прийти ко мне на символическое разговенье, ибо признают меня, пришедшего из церкви, как и я их, не ходивших. Также мы взаимно относимся и к Мейеру.

С М[ережковски]ми придет еще и Ольга Александровна Флоренская⁵⁰ (сестра духовн[ого] профессора), всецело, по-женски им преданная, и Татьяна Гиппиус, согласная со мной⁵¹, но примирительно остающаяся с ними. Со мной из церкви придут Наталья Гиппиус⁵² и Сераф[има] П[авловна] Ремизова. Вот все лица. Каждое с установившимися связями с несколькими друзьями.

Как воспринимаете все это Вы?

Эту встречу пасхи я бы считал знаком взаимного обязательства твердо стоять на реальном теле церкви, хотя и в пророческом дерзновении. Словом, нужно это взять только с взаимным признанием друг в друге принадлежности к церкви.

Если этой уверенности нет, лучше ничего не делать. Я, по крайней мере, человек реальный и простой.

Постараюсь еще побывать у Вас.

Билеты (2) в духовн[ую] академическую церковь, если пожелаете, я могу достать Вам.

Мож[ет] б[ыть] найдете минутку ответить.

Ваш А[нтон] Карташев.

НИ ОР РГБ. Ф. 109. К. 27. Ед. хр. 20. Л. 3–4 об. Автограф.

---

ИСТОЧНИКИ

Российский государственный архив литературы и искусства (РГАЛИ). Ф. 548. Оп. 3. Ед. хр. 13; Ф. 419. Оп. 1. Ед. хр. 482.

Взыскующие града: Хроника частной жизни русских религиозных философов в письмах и дневниках / Сост., вст. ст. и комм. И. Кейдана. СПб., 1997. 477 с.

Галич Л. Е. О религиозно-философском движении в русском обществе // Церковный вестник. 1907. № 45. 8 нояб. С. 1144.

Евлогий (Георгиевский), митр. Путь моей жизни. М., 1994. Электр. ресурс. Доступ своб. URL: https://pravbeseda.ru/library/index.php?page=book&id=733

Карташев A.B. Краткий историко-критический очерк систематической обработки русской церковной истории // Христианское чтение. 1903. Июнь. С. 909–922; июль. С.77–93.

Карташев А. Синодальная политика // Страна. 1906. № 115. 4 июл. С. 1.

Карташев А. Близорукость церковников // Страна. 1906. № 183. 11 окт. С. 5.

Карташев А. Двигатели церковной реформы // Страна. 1906. № 10. 2 март. С. 5.

Карташев А. «Ревность» о Церкви // Страна. 1906. № 107. 24 июн. С. 6.

Карташев А. К вопросу о религиозной свободе // Страна. 1906. № 117. 6 июл. С. 1.

Карташев А. Депутаты-священники // Равенство. 1906. № 1. 18 июл. С. 2.

Карташев А. Близорукость церковников // Страна. 1906. № 183. 11 окт. С. 2.

Карташев А. Суд воскресения // Слово. 1908. № 431. 13 апр. С. 1.

Карташев А. О партиях в церкви // Русское слово. 1911. 1 дек. C. 2.

Карташев А. Собор без соборности // Русское слово. 1912. 11 март. C. 2.

Карташев А. Православие и жизнь // Русское слово. 1912. 2 июн. C. 2.

Карташев А. Грядущий клерикализм // Русское слово. 1912. 29 нояб.

Религиозно-философское общество в Санкт-Петербурге (Петрограде): История в материалах и документах. 1907–1917. В 3 т. М., 2009.

Розанов В. «Бабы» Малявина // Мир искусства. 1903. Т. 9. Хроника. № 4. С. 33–35.

Романский Т. [Карташев]. Не все же // Новый путь. 1903. Июль. С. 270–271.

---

БИБЛИОГРАФИЯ / REFERENCES

Антощенко А.В. Историографический обзор исследований жизни и творчества А.В. Карташева // Ученые записки Петрозаводского государств. ун-та. № 4 (181). С. 26–33. [Antoshchenko A.V. Istoriograficheskij obzor issledovanij zhizni i tvorchestva A.V. Kartasheva // Uchenye zapiski Petrozavodskogo gosudarstv. un-ta. 2019. № 4 (181). S. 26–33].

Антощенко А.В. Письма бывшего министра Временного правительства А.В. Карташева из Петропавловской крепости. 1917–1918 гг. // Вестник архивиста. 2017. № 4. С. 217–307. [Antoshchenko A.V. Pis'ma byvshego ministra Vremennogo pravitel'stva A.V. Kartasheva iz Petropavlovskoj kreposti. 1917–1918 gg. // Vestnik arhivista. 2017. № 4. S. 217–307].

Воронцова И.В. Участие А.В. Карташева в религиозном движении «неохристиан» и эволюция его взглядов на «историческую» Церковь (по письмам 1906–1907 гг.) // Вестник ПСТГУ (II). 2006. Вып. 20. С. 27–46. [Voroncova I.V. Uchastie A.V. Kartasheva v religioznom dvizhenii «neohristian» i evolyuciya ego vzglyadov na «istoricheskuyu» Cerkov' (po pis'mam 1906–1907 gg.) // Vestnik PSTGU (II). 2006. Vyp. 20. S. 27–46].

Воронцова И.В. Тематика статей А.В. Карташева в газете «Страна» 1906–1907 гг. в свете программных аспектов движения религиозной интеллигенции за церковную реформу // Вестник ПСТГУ (II). 2019. Вып. 88. С. 11–24 [Voroncova I.V. Tematika statej A.V. Karta-sheva v gazete «Strana» 1906–1907 gg. v svete programmnyh aspektov dvizheniya religioznoj intelligencii za cerkovnuyu reformu // Vestnik PSTGU (II). 2019. Vyp. 88. S. 11–24]

Ермичёв А.А. Религиозно-философское общество в Петербурге (1907–1917): Хроника заседаний. СПб.: РХГА, 2007. 329 с. [Ermichyov A.A. Religiozno-filosofskoe obshchestvo v Peterburge (1907–1917): Hronika zasedanij. SPb.: RHGA, 2007. 329 s.]

Пешков А.А. Философия истории П.Н. Милюкова и А.В. Карташева: сравнительный анализ. Дисс. …канд. филос. наук. Н. Новгород: НГПУ, 2014 [Peshkov A.A. Filosofiya istorii P.N. Milyukova i A.V. Kartasheva: sravnitel'nyj analiz. Diss. …kand. filos. nauk: N. Novgorod: NGPU, 2014.]

Pachmuss T. Intellect and Ideas in Action: Selected Correspondence of Zinaida Hippius. München: Fink, 1972. 784 p.