МОЛОДЕЖЬ ЮГА РОССИИ В ЧЕХОСЛОВАЦКОЙ РЕСПУБЛИКЕ (1920–1930-Е ГОДЫ)
Young Generation of Don, Kuban and Terek Cossacks in Czechoslovak Republic (1920s-1930s)

Чехословацкая республика (ЧСР) была одной из стран, которые приняли русских беженцев по окончании гражданской войны на их родине. Правительство разработало и финансировало за счет государственного бюджета т.н. «Русскую акцию помощи» (1920-е гг.), которая позволила предоставить изгнанникам всестороннюю помощь; особенно в сфере образования¹. Положение российских эмигрантов в Чехословакии и проведение «Русской акции» нашли отражение в ряде работ как чешских, так и российских исследователей. Наиболее значимыми в этом плане являются исследования Е.П. Серапионовой, И.В. Сабенниковой, Л.С. Кишкина, А.В. Копршивовой и З. Сладека². К.Б. Егорова и Л.С. Кишкин обращались непосредственно к проблемам учащейся молодежи в Чехословакии³. Однако эти исследования рассматривали эмигрантскую колонию как целое, игнорируя специфику региональных, культурно-этнических групп российской эмиграции, каковой, в частности, являлись выходцы с Юга России, значительную часть из которых составляли казаки. Положение казаков-эмигрантов в Чехословакии представлено в работах Е.Б. Парфеновой и О.В. Ратушняка⁴. Интересна в этом отношении и монография О.В. Ратушняка, обобщающая российскую историографию по истории казачьего зарубежья⁵.

В статье представлен анализ социально-демографических процессов в среде учащейся эмигрантской молодежи Юга России в ЧСР (1920–1930-е гг.). В эту группу входят выходцы из казачьего сословия, т.н. «иногородние» жители станиц и городов Дона, Кубани и Терека, а также небольшое число детей чешских колонистов Черноморской губернии⁶. Анализ статистики персональных данных этой общности позволит уточнить многие параметры их жизни в изгнании⁷.

При подготовке статьи использованы преимущественно документы Государственного Архива Чешской Республики (Národní archiv České republiky (NA ČR), к которым относятся:

• решения МИД ЧСР (MZV RPA) о предоставлении и продлении русским эмигрантам вида на жительство в стране (1922–1937 гг.),

• документы МВД ЧСР, Полицейского управления г. Праги (MV ČR. PŘ Hl.m. Praha. Evidence obyvatel) за 1930–1941 гг. по вопросам получения русскими эмигрантами гражданства ЧСР,

• документы о легитимации русских эмигрантов, заверенные общественными организациями эмигрантов: ЗЕМГОР в ЧСР, Объединенный комитет казаков Дона, Кубани и Терека, Громада украинцев в ЧСР и др.,

• нансеновские паспорта, выданные русским эмигрантам, проживающим на территории ЧСР в 1920-1930-е гг.,

• документы MZV RPA, касающиеся оформления процедуры репатриации эмигрантов в РСФСР и УССР 1920-е гг.,

• документы Комитета помощи русским, украинским и белорусским студентам в ЧСР за 1920-е – нач. 1930-х гг.

Обработаны документы из пятидесяти одной единицы хранения (karton) NA ČR. Выявлены персоналии, достоверно отнесенные к выходцам с: Дона – 251, Кубани – 293, Терека – 23. Всего: 567 человек.

Большинство молодых людей покинуло Россию в начале 1920-х во время эвакуации Русской армии генерала П.Н. Врангеля из Крыма, вместе с родителями или родственниками, принявшими сторону Белого движения или в составе воинских частей, лазаретов и кадетских корпусов. После содержания в лагерях беженцев в Турции, Греции и на острове Лемнос, они были переправлены в Болгарию и Королевство сербов, хорватов, словенцев (КСХС). Оттуда, получая разрешения на въезд для продолжения образования, они прибывали в 1921–1922 гг. в ЧСР организованными транспортами. До 1925 г отдельные молодые люди самостоятельно, иногда без документов и визы, пробирались в Чехословакию из Болгарии, КСХС и других стран Европы. Многие молодые люди не успели на родине получить даже среднее образование. «Русская акция» в ЧСР предоставляла возможность молодежи разных возрастов закончить среднее, высшее образование или ремесленную школу.

Приехавших в 1921–1922 гг. эмигрантов содержали максимум два дня в военных карантинных пунктах, где они проходили медицинский осмотр (заразно больных и раненых посылали на лечение), карантинную баню и получали сменную одежду. Затем их селили в пражские общежития «Свободарну», «Худобинец» и др. Проживание было бесплатным, питание отвечало общему уровню жизни чехов того времени⁸.

Всю молодежь с Юга России, прибывшую в 1921-1925 гг., можно условно разделить на две группы, исходя из даты рождения и степени ранее полученного образования, что могло им позволить или не позволить сразу начать учебу в вузе или 2-хлетней профессиональной школе.

Первая группа (373 исследованных) состоит из молодых людей неженатых или оставивших семьи в России (96%), а также девушек и женщин, приехавших с мужьями, в составе семей или самостоятельно (4%). Все они родились в 1884–1905 гг. и успели получить какое-то образование в дореволюционной России. Эта группа сразу начала учебу в русско- или украино-язычных вузах Чехословакии и в двухлетних ремесленных школах, созданных при содействии чехословацкого правительства и российской эмигрантской профессуры. Фактором, объединяющим студентов и учащихся ремесленных школ в одну группу, стало получение ими на руки стипендии для самостоятельного проживания – в отличие от гимназистов, которые жили в основном в интернатах на полном пансионе. Лицам, не имевшим при себе документов о ранее полученном среднем образовании, пришлось испрашивать в 1922–1925 гг. их копии из Советской России. В ином случае, студенты должны были сдать дополнительные экзамены за курс средней школы, т.н. «матури-ту», в течение первого года обучения в вузе.

В первой группе, в большинстве своем не учившейся на чешском языке, бытовали настроения, свойственные старшему поколению эмигрантов – ожидание возвращения на родину после падения большевистской власти. Относящиеся к ней молодые люди, живя в чешской среде, не консолидировались с местным обществом, создавая свои общественные организации, газеты и журналы. Примерно к 1927 г., когда надежды на возвращение у большинства эмигрантов были потеряны, а высшее образование закончено, или находилось в стадии окончания, перед этой группой возникла проблема поиска работы. Не найдя себе применения в ЧСР, многие молодые люди вынуждены были переселиться во Францию или ее колонии в Северной Африке; в Аргентину, Парагвай, Канаду или же вернуться к своим семьям в Болгарию и Югославию. Небольшое число молодых людей (4%) в 1923-1927 гг. приняли решение о возвращении на родину и выехали в СССР. Средствами на оплату переезда молодые люди, как общее правило, не располагали, обращались за помощью к местным властям; источники показывают, что полученные ссуды в абсолютном большинстве случаев не возвращались⁹.

Вторая группа включала 194 исследуемых, рожденных в 1900 – на-чале 1930-х гг. Она состояла в основном из учащихся русских гимназий в Праге и Моравской Тшебове; выпускников гимназий, кадетских и средних школ в Болгарии и КСХС. Девочек и девушек в этой группе было больше, чем в первой (ок. 20%), а создавших свои семьи в ЧСР – 17%. Эта группа, в отличие от первой, уже в гимназические годы связала себя со страной пребывания: говорила по-чешски, училась и жила с детьми чешских колонистов и легионеров из России, знавших русский язык, в большинстве своем православных. Представители этого поколения участвовали в соревнованиях русских и чешских «сокольских» команд, чаще своих старших товарищей продолжили учебу в вузах на чешском языке (20% из числа гимназистов), молодые люди, преимущественно кубанцы, нередко заключала браки с чешками.

На выбор факультетов у молодежи повлиял традиционный для них хозяйственный уклад Юга России. Они предпочли факультеты: агрономический (32%), медицинский (17%), механико-технологический (13%), торгово-экономический (11%), строительный (8%) и электромеханический (7%). Учащиеся двухлетних ремесленных школ (44 человека) выбрали Русское высшее училище техников путей сообщения, электротехническую и автотракторную школы в Праге, Земскую молочную школу в Кромежиже, Начальную сельскохозяйственную школу в г. Писек, Спе-циальную женскую школу кройки и шитья в Праге. Они также обучались садоводству, виноградарству, скотоводству, плетению лозы и другим ремеслам в разных местах ЧСР.

К 1929 г. между двумя группами молодых эмигрантов уже не на-блюдалось существенных различий в отношении интеграции в чехословацкое общество. Более адаптированная к жизни в ЧСР вторая группа, в силу своего позднего возраста рождения, подошла к окончанию высшего образования, когда начался мировой экономический кризис 1929 г. Закон об охране местного рынка труда от 1929 г. не только ограничил прием на работу эмигрантов, но и требовал их увольнения с чехословацких предприятий и фирм. За уклонение от его исполнения работодателя штрафовали на 10 тыс. крон (прожиточный минимум эмигранта был в среднем 500 крон в месяц)¹⁰. Исключением являлись специалисты, в которых были заинтересованы работодатели, например, инженеры на заводах «Шкоды», горные инженеры и высококвалифицированные врачи. В таких случаях владельцы или управленцы предприятий должны были защищать своих работников перед Министерством труда ЧСР.

К этому времени ЧСР постепенно закрывает «Русскую акцию» и уменьшает суммы на поддержку русских учащихся. Однако до 1932 г. правительство позволило доучиться 1420 студентам и гимназистам для получения дипломов за счет дополнительного финансирования¹¹. Выпускники вузов 1930–1932 гг. до конца десятилетия с трудом подыскивали себе постоянные места занятости. В поисках средств пропитания приходилось покидать Прагу, довольствоваться сезонными поденными заработками в провинции. Между тем, отсутствие трудоустройства ставило под вопрос возможность пребывания эмигранта с нансеновским паспортом в стране. Власти ЧСР последовательно и жестко боролись с бродяжничеством. Полиция строго проверяла наличие прописки по определенному адресу. В такой ситуации безработным эмигрантам, при невозможности платить за фактическое жилье, приходилось платить арендаторам даже за номинальный адрес. Бездомных, найденных ночующими в укромных углах общественных мест, подвергали аресту на 2 дня с предписанием встать на учет по безработице. Однако чиновники местных управлений труда отказывались регистрировать лиц с нансеновскими паспортами в качестве «безработных». Счастьем было упасть в голодный обморок на улице и провести 2 месяца в больнице по причине «полного истощения»¹². Чешский Красный Крест выдавал субсидию 100 крон в месяц инвалидам, хронически тяжело больным и многодетным семьям без отцов, но не безработным выпускникам учебных заведений¹³. От экономического кризиса и безработицы, достигшей почти миллиона человек (10–15% населения к марту 1933 г.)¹⁴, страдали все граждане ЧСР. Но для эмигрантов без подданства, с нансеновскими паспортами условия жизни были гораздо суровее. В этот период, на фоне коммунистической пропаганды об успехах жизни в СССР, изменилось к худшему и отношение к русским эмигрантам чешских обывателей. Они уже не видели причин помогать им.

Во второй половине 1930-х гг. наметилось оживление экономики: вновь стали развиваться отрасли промышленности, особенно связанные с вооружением, строительством дорог и оборонительных сооружений вдоль границ. Появилась нужда в квалифицированных рабочих и специалистах. После Мюнхенского соглашения ситуация на рынке труда облегчилась в связи с отделением от Чехословакии Словакии и Подкарпатской Руси. В связи с возникшим там спросом на квалифицированный труд, туда потянулись эмигранты, получившие образование в ЧСР.

Некоторые молодые люди в период с 1932 по 1938 гг., осознав сложности, вытекающие из их долголетнего проживания в стране без принятия подданства, приняли гражданство ЧСР. В последующий период, до 1941 г., только единицы смогли получить чешский паспорт.

С 1939 г. в Чехии открылась возможность отъезда на работу в Гер-манию, в том числе для специалистов-эмигрантов. Большинство из тех, кто воспользовался этим шансом в ЧСР более не вернулись: некоторые погибли при бомбежках, другие опасались обвинений в сотрудничестве с фашистской Германией – через лагеря для перемещенных лиц в 1945–1947 гг. они перебрались на Запад.

Немногочисленная группа русских эмигрантов, испросив советское подданство, была репатриирована в СССР (1945–1947 гг.)¹⁵.

Таким образом, исследование социально-демографических процессов в среде учащейся эмигрантской молодежи Юга России в ЧСР (1920–1930-е гг.), представленной выходцами из казачьего и не казачьего сословия станиц и городов Дона, Кубани и Терека, а также небольшой группой чешских колонистов Черноморской губернии, способом статистической обработки персоналий, выявило:

• наличие двух групп, различающихся по дате рождения и уровню дореволюционного образования, что явилось причиной разных путей и скорости интеграции этих групп в ЧСР;

• существенные отличия кубанской диаспоры от донской и терской в процессе интеграции в чехословацкое общество за счет свобод-ного владения украинским и русским языками, что расширило для них круг учебных заведений, ускорило освоение чешского языка, создало условия для заключения браков с гражданками ЧСР;

• общая для обеих исследованных групп приверженность к традици-онным способам хозяйствования, что выразилось в выборе профес-сий в процессе образования в ЧСР.

БИБЛИОГРАФИЯ / REFERENCES

Národní archiv České republiky (NA ČR). Fond. Ministerstvo Zahraničních Věcí. Ruská Pomocní Akce (MZV RPA). Kartony 39, 50, 51, 73, 77-80, 89, 91, 98, 100, 104-107, 110, 111, 139, 142-145, 147, 150, 152, 159, 160-165, 168, 172, 199-201, 206, 207, 209, 212-217, 291, 302, 305, 309, 314, 315, 334, 335, 338, 363.

Národní archiv České republiky (NA ČR). Fond. Ministerstvo Vnitra ČR. Policejní ředitelství Hl.m. Praha. Evidence obyvatel.

Личный архив А.В. Копшивовой. Прага. Чешская республика.

Русские в Праге 1918-1928 гг. Редактор-издатель С.П. Постников. Прага. 1928 г. С. 69-114.

Документы к истории русской и украинской эмиграции в Чехословацкой республике (1918–1939) З. Сладек, Л. Белошевская и колл. Славянский институт АН ЧР, Прага 1998. 344 с.

Kopřivova А. Střediska ruského emigrantského života v Praze (1921-1952). Praha, 2001. 122 s.

Soběhart R. Hospodárské dějiny Československa 1918-1992. Praha. 2013. 207 s.

Априк М.Ю., Барбарунова З.А., Копшивова А.В. Кубанская молодежь в Чехословацкой Республике (1920–1930-е гг.) // Российское казачество: проблемы истории, возрождения и перспективы развития: сб. ст. Краснодар. 2016. С. 13-18 [Aprik M.Yu., Barbarunova Z.A., Kopshivova A.V. Kubanskaya molodezh' v Chekhoslovackoj Respublike (1920-1930-e gg.) //Rossijskoe kazachestvo: problemy istorii, vozrozhdeniya i perspektivy razvitiya: sb. st. Krasnodar. 2016. S. 13-18].

Егорова К.Б. «Русская акция» Т.Г. Масарика в поддержку образования детей из семей рус-ских эмигрантов // Мир детства в русском зарубежье: III Культурологические чтения «Русское зарубежье ХХ века». М.: Дом-музей Марины Цветаевой, 2011. С. 28-33 [Egorova K.B. «Russkaya akciya» T.G. Masarika v podderzhku obrazovaniya detej iz semej russkih emigrantov // Mir detstva v russkom zarubezh'e: III Kul'turologicheskie chteniya "Russkoe zarubezh'e ХХ veka". M.: Dom-muzej Mariny Cvetaevoj, 2011. S. 28-33].

Кишкин Л.С. О русской эмигрантской молодежи в Праге (1920–1930-е годы) // Славяно-ведение. 1993. № 4. С. 95-98 [Kishkin L.S. O russkoj emigrantskoj molodezhi v Prage (1920–1930-e gody) // Slavyanovedenie. 1993. № 4. S. 95-98].

Кишкин Л.С. Русская эмиграция в Праге: печать, образование, гуманитарные науки (1920–1930-е годы) // Славяноведение. 1996. № 4. С. 3-10 [Kishkin L.S. Russkaya emigraciya v Prage: pechat', obrazovanie, gumanitarnye nauki (1920-1930-e gody) // Slavyanovedenie. 1996. № 4. S. 3-10].

Парфенова Е.Б. Казачья эмиграция в Чехословакии // Русская эмиграция в Чехословакии: сб. науч. тр. СПб., 1997. С. 27-32 [Parfenova E.B. Kazach'ya emigraciya v Chekhoslovakii // Russkaya emigraciya v Chekhoslovakii: sb. nauch. tr. SPb., 1997. S. 27-32].

Птицын А.Н. Социально-демографические процессы в чешских колониях на Кавказе в дореволюционный период // Гуманитарные и юридические исследования. СКФУ. Ставрополь. 2014. 71-76 с. [Pticyn A.N. Social'no-demograficheskie processy v cheshskih koloniyah na Kavkaze v dorevolyucionnyj period // Gumanitarnye i yuridicheskie issledovaniya. SKFU. Stavropol'. 2014. 71-76 s.]

Ратушняк О.В. Казачество в эмиграции (1920-1945 гг.). Краснодар: Кубанский гос. ун-т. 2013. 246 с. [Ratushnyak O.V. Kazachestvo v emigracii (1920-1945 gg.). Krasnodar: Kubanskij gos. un-t. 2013. 246 s.]

Ratushnyak O.V. Izuchenie kazach'ego zarubezh'ya v rossijskoj istoriografii // Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta. Istoriya. 2015. № 4. S. 119-127 [Ратушняк О.В. Изучение казачьего зарубежья в российской историографии // Вестник Томского государственного университета. История. 2015. № 4. С.119-127].

Сабенникова И.В. Русская эмиграция в Чехословакии: образование, наука, просвещение // Педагогика. 1995. № 3. С. 51-55 [Sabennikova I.V. Russkaya emigraciya v Chekhoslovakii: obrazovanie, nauka, prosveshchenie // Pedagogika. 1995. № 3. S. 51-55].

Серапионова Е.П. Российская эмиграция в Чехословацкой республике (20-30-е годы). М., 1995. 198 с. [Serapionova E.P. Rossijskaya emigraciya v Chekhoslovackoj respublike (20-30-e gody). M., 1995. 198 s.]

Сладек З. Русская эмиграция в Чехословакии: развитие "русской акции" // Славяноведе-ние. 1993. № 4. С. 28-38 [Sladek Z. Russkaya emigraciya v Chekhoslovakii: razvitie "russkoj akcii" // Slavyanovedenie. 1993. № 4. S. 28-38].