УНИФИКАЦИЯ НАРРАТИВА В СОВЕТСКОЙ ИСТОРИОГРАФИИ: ПРОБЛЕМЫ И СПОСОБЫ ИХ РЕШЕНИЯ
Unification of narrative in Soviet historiography Problems and methods of their solution

	27 февраля 2019 г. в Москве состоялся круглый стол1 ученых Института всеобщей истории РАН (ИВИ РАН) и исследователей Омского государственного университета им. Ф.М. Достоевского. Круглый стол был организован в рамках проекта «Унификация нарратива в советской историографии всеобщей истории: трансформация взглядов и научное творчество»2.

Это событие вызвало живой интерес у научной общественности и заинтересованных лиц, поскольку участниками мероприятия была предпринята попытка обсудить многие проблемы, связанные с унификацией нарратива как, собственно, в историографии советской эпохи, так и, шире, в ракурсе сложившихся в то время научных школ. Следует отметить, что докладчики и участники мероприятия были ориентированы на обсуждение проблем, связанных с изучением процесса установления единообразия языка и идей историописания в советских исследованиях всеобщей истории, что отчасти было связано с тем, что их рассмотрением (в целом) до сих пор в отечественной и зарубежной науке не занимались, а объективный анализ заменялся стереотипами о советской науке. Ниже приводятся выдержки из ряда докладов³ и дискуссии, сфокусированной на таких темах, как «Исторический нарратив советской и постсоветской эпохи: общее и особенное» и «Единообразие языка и идей историописания в советских исследованиях всеобщей истории».

В докладе С.Б. Криха анализировались основные проблемы использования наработок нарративного анализа для изучения истории советской исторической науки. В первой части сообщения исследователь представил обзор ведущих тенденций в современной отечественной истории науки последних лет, отметив возрастающее внимание в ней к истории учёных (антропологический поворот) и сравнительную слабость интереса к истории текстов (нарративный поворот). Во второй части сообщения, посвященной возможностям применения наблюдений исследователей исторического нарратива к истории советской историографии, им были выявлены основные проблемы в исследовании советского исторического нарратива, разделенные на вопросы как технического формирования текста, так и его содержания.

В докладе Л.П. Репиной обсуждалась роль наследия «русской исторической школы» второй половины XIX – начала XX в. в становлении и развитии советской историографии всеобщей истории. “École russe” (и в специальном, и в более широком понимании этого термина) представляла собой составную часть мировой исторической науки и развивалась на уровне ее лучших достижений, и в раннесоветский период немало носителей и наследников высокой профессиональной культуры, несмотря на тяжелые условия и усиливавшееся внешнее давление, не только выживали, но и продолжали работать. Особое внимание в докладе было уделено научной и педагогической деятельности ведущих представителей «старой школы» и их публикациям 1920-х – начала 1930-х гг. Была подчеркнута необходимость не только персональных историй историков, но, прежде всего, так и не проделанного в постсоветской научной литературе детального историографического анализа научных работ этого периода, принадлежащих представителям разных направлений. Был поставлен важнейший для адекватных оценок вопрос о соотношении профессионализма и идеологизации как в конкретных научных публикациях, так и в соответствующих направлениях советской историографии разных областей всеобщей истории.

Сообщение В.В. Тихонова было посвящено грандиозному проекту создания национальных (республиканских) исторических нарративов в сталинское время. Обсуждались принципы построения нарративов; их ориентирование (со второй половины 1930-х гг.) на идейную унификацию. Докладчиком также не только анализировались идеологические кризисы нарративов, связанные с радикальным пересмотром основных принципов построения национальных историй, но и предпринимались попытки ответить на вопрос, почему так и не был окончательно создан унифицированный общесоюзный исторический нарратив.

В докладе С.Г. Карпюка обсуждались документы из московских архивов, касающиеся биографии и политической деятельности известного историка древности середины ХХ века Мозеса Финли (Финкельштейна). Проанализировав «Меморандум Финкельштейна» (1944 г.; пер. на русск. яз. 1945 г.), докладчик показал, в частности, как в этом документе были рассмотрены вопросы американской гуманитарной помощи СССР в годы Второй мировой войны, а также почему и каким образом Финли (в то время он занимал пост исполнительного секретаря Еврейского комитета агентства «Помощь России в войне») подверг резкой критике политику правящих кругов США, перенаправляющих помощь, собранную для СССР, другим получателям. В докладе было также показано, что взгляды, отраженные в этом политическом нарративе, оказали влияние на исторические труды Финли.

В докладе И.Н. Ионова было показано, что основной проблемой унификации дискурса о мировой истории в советской историографии было то, что из замкнутой системы догматического марксизма не было выхода к современным исследовательским подходам; что каждая книга по истории должна была верифицировать теорию исторического материализма, социально-экономических формаций и классовой борьбы; что выводы историка в идеале представлялись как бы дедуктивно выведенными из формул исторического материализма. В итоге создалось противоречие между отстаиваемой властью идеологической нормой и практикой исторических исследований в рамках творческого марксизма. Было также отмечено, что в рамках господствующих марксистских представлений статус конкретно-исторического исследования при повторяющихся попытках его дистанцирования от теории социально-экономических формаций был неясен, не закреплен методологически, не задан как норма, а следовательно, идеологически сомнителен, нелегитимен для советского государства. Были обсуждены попытки изменения этого статуса посредством «вписания» исторической науки в марксизм как самостоятельного направления исследований; дистанцирования ее от догматики, как философской (по М.А. Баргу, общесоциологической, уровень теории формаций), так и конкретно-социологической (законы движения отдельных формаций). В условиях СССР единственной реальной возможностью отстаивания прав истории как науки оставалась попытка (не затрагивая поля исторического материализма как философской и социоло-гической теории) выделить сферу собственно исторического знания как особый казус, лишь в конечном счете соотносящийся с формационной схемой. И.Н. Ионов показал, как эта задача была реализована М.А. Баргом и Е.Б. Черняком при создании ими теории формационного региона, а также рассмотрел ее трансформацию в отечественную версию цивилизационного подхода к истории, сохранившую значение поныне.

В докладе О.В. Метель обсуждалось начало процесса формирования (после Революции 1917 г. в России) образов нового революционного прошлого. Ею было показано, что одним из основных событий, признанных предшествующим Октябрьской революции, стала Парижская коммуна 1871 года, и что первоначально история этого феномена широко освещалась в советской публицистике. О.В. Метель обозначила не только начало процесса научного изучения этого события, но и сближение (в 1930–1940-е гг.) научного и публицистического нарративов, связанных с освещением истории Парижской коммуны, в основе которого лежало объединение в рамках научного текста фактологического материала и публицистических оценок.

В выступлении А.В. Ашаевой рассматривался процесс интерпретации античной истории, в контексте начавшейся холодной войны. В частности, ею было не только отмечено, что в 1947–1953 гг. в СССР и США одновременно были предприняты попытки использования образов и фактов из истории античного мира для обоснования политико-идеологического противостояния, но и показано, как подобные попытки нашли свое отражение на страницах двух авторитетных научных журналов – “Classical Journal” и «Вестник древней истории», демонстрирующих схожую политико-ангажированную риторику, которая позволяет сделать вывод о единой направленности унификации исторического нарратива в СССР и США в начальный период холодной войны.

В докладе М.С. Петровой, посвященном позднеантичным нарративам (на примере авторов-энциклопедистов V в.) и их осмыслению в российской историографии в последней четверти XX в., была отмечена сложность проблем переходного периода, вызванная необходимостью рассмотрения двух взаимодействующих культур (как Античности, так и Средневековья). В разные периоды развития исторической науки существовали различные подходы к решению этой проблемы (например, идея преемственности, когда подчеркивалась связь между Античностью и Средневековьем, сущность которой состояла в сохранении элементов античной культуры или отдельных ее частей при переходе к Средневековью; или марксистский подход, направленный на отвержение идеи преемственности, и ориентированный на выдвижение на первый план происходившей по определенным общественным законам борьбы между двумя культурами. В докладе было отмечено, что исследования последней четверти XX в. внесли немалый вклад в развитие российской историографии первого десятилетия XXI в., и более того, они и сейчас являются основополагающими для ученых, стремящихся всесторонне рассматривать важнейшие вопросы, возникающие при изучении творческого наследия авторов-энциклопедистов, и успешно их разрешать.

Как представляется, прочитанные доклады, их обсуждение, а также результаты дискуссий позволят усовершенствовать имеющееся знание в области проблем, связанных с унификацией нарратива в советской историографии всеобщей истории, стимулируя их рассмотрение в исторической перспективе.