«Критические исследования терроризма» (CTS) – почти не знакомое российскому читателю направление исследований на стыке философии, политологии и истории. Оно сформировалось в 2006 г. вокруг одноименного журнала во главе с директором «Национального центра исследования мира и конфликтов» (Новая Зеландия) Р. Джексоном и лондонским профессором Д. Ганнингом. Основным объектом его критики стали сложившееся в западной историографии и социальных исследованиях противопоставление государственной политики безопасности и совершаемого частными субъектами терроризма, а главное – его дисциплинарное оформление как (псевдо)научной экспертизы, поставленной на службу существующему режиму знания–власти и нео-консервативному дискурсу безопасности. Отталкиваясь от критической теории и постструктурализма М. Фуко, сторонники CTS выступают за проблематизацию границы между государственной политикой контртерроризма, колониальными восстаниями и гетерогенной активностью радикальных групп в современном обществе.

За десять лет существования CTS спектр рассматриваемых его сторонниками тем и их общая библиография значительно выросли¹. Сориентироваться в этом достаточно широком поле позволяет вполне репрезентативная «Антология критических исследований терроризма» (2016), изданная под редакцией Р. Джексона². Две первые ее части посвящены теоретическом проблемам (концептуальной критике дискурса безопасности, его нормативным установкам, гендерным аспектам исследований и т.д.), последующие три – более конкретным социально-культурным сюжетам. Пожалуй, наиболее интересной в историографическом плане представляется глава социолога Л. Стампницки из университета Шеффилда «Возникновение исследований терроризма как дисциплинарного поля», где последовательно доказывается (в основном на американском материале 1960-2000-х гг.), что изобретение и распространение понятия «терроризм» несет дисциплинарную функцию. Этот термин создает иллюзию экспертного знания, тогда как на самом деле на 80–84% о нем пишут случайные авторы, чаще всего рассчитывающие связать свою по-литическую или журналистскую карьеру с Государственным департаментом. Собственно научное, нейтральное понимание терроризма и его причин на основании исследования первоисточников, а не публицистических откликов в СМИ чаще всего остается за рамками такой поверхностной аналитики, которая выступает «анти-знанием»³. С этой точки зрения, критическая теория позволяет сделать видимой механизмы социального конструирования понятия «терроризм» через историзацию контекста его возникновения, а также деконструкцию либерального или (пост)колониального дискурса безопасности.

С другой стороны, в ряде случаев эта критика «ортодоксальных» исследований терроризма оказывается слишком наивной и неэффективной. Так, профессор Иллинойского университета в Чикаго Т. Шанахан в главе «Определение терроризма» подчеркивает аморфность и субъективность этого термина, не имеющего устойчивого значения. Критерием отнесения к «терроризму» нельзя считать использование насилия, как показывают, например, экотерроризм или кибертерроризм. Терроризм апеллирует скорее к чувствам отвращения, возмущения, стремлению к мести или получению удовлетворения. Поэтому Шанахан склонен ставить на первое место именно эмоциональные факторы: «“Терроризм” – это принципиально неизбирательный вред или угроза причинения вреда членам целевой группы с целью повлиять на их психологическое состояние теми способами, которые могут быть полезны преступникам для продвижения их целей»⁴. Однако такое определение слишком широко и потому вряд ли функционально. Кроме того, на размытость понятия (а соответственно и предмета исследования) указывают и сторонники «ортодоксального» изучения терроризма⁵.

То же самое можно сказать о проблемах классификации, которые в статье «Старый и новый терроризм» рассматривает профессор Мюнхенского университета А. Спенсер. Сторонники использования данных терминов отмечают фундаментальное различие в мотивации участников террористических движений: «старые» террористические группы классифицируются как имеющие преимущественно светские мотивы и рациональные политические причины для насилия (например, «красные бригады» добивались политизации рабочего класса; «фронты национального освобождения» хотели независимости для своих этнических групп и т.д.). Именно поэтому они не хотят использовать чрезмерное и неизбирательное насилие, которое снижает легитимность их требований и отчуждает от них сторонников. Тогда как «новый» терроризм, якобы, мотивирован преимущественно религией и испытывает недостаток внятных политических лозунгов, а потому легко использует неизбирательное насилие. «Старый» терроризм построен как пирамида во главе с лидером, который централизованно принимает решения. «Новый» терроризм организован по сетевому принципу и не всегда обладает жесткой структурой. Однако справедливый критический пафос А. Спенсера в отношении условности и ограниченности такого бинарного противопоставления оказывается излишне очевидным и не предполагает альтернативной классификации.

В этом контексте уместно согласиться с одним из самых продуктивных авторов CTS, профессором университета Восточной Англии Л. Джарвисом, который в главе «Критические исследования терроризма после событий 9/11» отмечает несколько проблем развития данного направления, в том числе неадекватность тезиса о радикальном разрыве с «ортодоксальным» дискурсом безопасности. Их общими чертами оказываются презентизм, узость исторической ретроспективы, конструктивистский поход и нехватка эмпирического материала. В них отсутствуют голоса как (мнимых или реальных) террористов, так и рядовых борцов миротворческих сил. Без обращения к этим голосам не будут понятны механизмы работы пропаганды и практики ее интернализации⁶. Кроме того, Джарвис отмечает нехватку оригинальности, внутреннюю раздробленность, сомнительность ангажированности CTS и их общего взгляда на террор как преимущественно политическое явление.

С этой критикой можно во многом согласиться, прочитав эмпирическую часть исследований, собранных в антологии. Даже наиболее сильные ее главы представляются излишне пафосными в политическом плане, но не слишком оригинальными по содержанию. Так, например, «Пытаясь понять западный государственный терроризм» профессор политологии и международных отношений Университета Шеффилда Р. Блэкли и С. Рафаэля из Вестминстерского университета рассматривает современную политику США на Ближнем Востоке как «государственный терроризм» (использующий произвольное задержание, похищение и пытки), лишь тактически и незначительно отличающийся от действий их противников-фундаменталистов. Спецификой ситуации здесь выступает лишь то, что такая (террористическая) внешняя политика легко сочетается с внутриполитической демократией и декларативным соблюдением прав человека. Л. Калхун поднимает еще одну проблему, относящуюся к «государственному терроризму», – полемику вокруг использования беспилотных летательных аппаратов, позволяющих убивать на огромных расстояниях в режиме «компьютерной игры», что не всегда ведет к точности действий, в ряде случаев вызывая массовое уничтожение мирного населения. Профессор антропологии университета Бригама Янга Дж. Соренсон в главе «Экотерроризм и экспансионистский контртерроризм» поднимает проблему конструирования ра-мок «Свой / Чужой», используемых государством и корпорациями для давления на общественное мнение: используя термин «экотерроризм», промышленники сравнивают защиту животных и окружающей среды с исламистским терроризмом, хотя между ними нет никаких связей.

Выводы такого рода оказываются легко прогнозируемыми. Поэтому они вряд ли способны изменить расстановку сил в академическом сообществе (не говоря об общественном мнении, на что CTS тоже косвенно претендуют). Отметим также внутреннюю противоречивость позиции их сторонников, одна часть которых выступает за деполитизацию дискурса безопасности, другая – за смену вектора этой политизации с неоконсервативного на леволиберальный. Ключевым, хотя и не называемым напрямую аргументом выступает при этом моральный фактор, апелляция к «общечеловеческим ценностям» без аналитики их исторической трансформации в эпоху модерна. Ряд важных вопросов оказывается полностью за рамками анализа CTS, – это развитие военной индустрии и технологий, рост частных военных компаний, проблемы военной антропологии и антропологии насилия в целом.

Последний ракурс представляется наиболее важным для понимания перспектив «критических исследований терроризма». Ключевым вопросом, который они затрагивают, является, на наш взгляд, изменение механизмов конструирования субъективности в современном обществе: рост мультикультурализма и безличности доступа к общественным благам одновременно провоцирует усиление неоконсервативной политики идентичности, в последнее время получающей государственную поддержку в самых разных странах. Именно в этой связи оказывается востребован тиражируемый образ террориста как религиозного фанатика – радикального Другого по отношению к господствующей (относительно) либеральной и светской самоидентификации. И дисциплинирующая экспертиза в рамках дискурса безопасности оказывается лишь легитимацией такого двустороннего конструирования ориентализма / оксидентализма, в основе которого лежит взаимное насилие и отказ от идеи универсальности в пользу частных (корпоративных) интересов.

БИБЛИОГРАФИЯ / REFERENCES

Critical Terrorism Studies A New Research Agenda / ed. R. Jackson, M.B. Smyth, J. Gunning. L., N.Y.: Routledge, 2009. 289 р.

Discourses and Practices of Terrorism: Interrogating Terror / ed. B. Brecher, M. Devenney, A. Winter. L., N.Y.: Routledge, 2010. 208 р.

Guelke A. Terrorism and Global Disorder. Political Violence in the Contemporary World. L., N.Y.: Tauris & Co Ltd., 2006. 297 р.

Jackson R., Jarvis L., Gunning J. Terrorism: A Critical Introduction. N.Y.: Palgrave Macmillan, 2011. 304 p.

Research Methods in Critical Security Studies / ed. M.B. Salter, C.E. Mutlu. L., N.Y.: Routledge, 2013. 257 р.

Routledge Handbook of Critical Terrorism Studies / ed. R. Jackson. N.Y.: Routledge, 2016. 660 р.

Shanahan T. The Definition of Terrorism // Routledge Handbook of Critical Terrorism Studies. N.Y.: Routledge, 2016. Р. 223-246.

Sluka J. Terrorism and Taboo: An Anthropological Perspective on Political Violence against Civilians // Critical Studies on Terrorism. 2008. Vol. 1. No. 2. P. 167–183.

Stampnitzky L. Disciplining Terror: How Experts Invented 'Terrorism'. Cambridge: Cambridge University Press, 2014. 246 р.

Stump J., Dixit P. Critical Terrorism Studies: An Introduction to Research Methods. N.Y.: Routledge, 2013. 208 р.