МАХАРАНА ПРАТАП СРЕДНЕВЕКОВЫЙ ГЕРОЙ В СОВРЕМЕННЫХ ИНТЕРПРЕТАЦИЯХ
Maharana Pratap: a medieval hero in contemporary interpretations

Если история – это зеркало, в котором общество «вовсе не ищет... некий аутентичный образ минувшего, а именно смотрится (выделено автором – Е.В.) в него, пристально вглядываясь в собственный лик»¹, то Индия схожа с человеком, который не расстается с зеркалом, постоянно разглядывает себя, пытается найти в прошлом модель для своего нынешнего бытия, а если зеркало показывает что-то «не то», в гневе бросает его, спеша заменить новым. Вторая по численности населения страна современного мира, известная как достижениями, так и тяжелейшими проблемами, постоянно погружена в диалог с историческим прошлым. Причем диалог этот в большинстве случаев напоминает не мирную и вежливую беседу, а страстный, доходящий порой до скандала, спор.

Школьный и вузовский курсы истории – скучные и нелюбимые многими индийцами предметы; их наскоро «проходят», чтобы погрузиться в совсем иной исторический мир: устных, печатных и онлайн- нарративов, фильмов, телевизионных сериалов, предлагающих «правильную» и, главное, комфортную версию событий. Они представляют прошлое таким, каким оно, в соответствии с политическими, идеологическими или психологическими потребностями той или иной группы, должно было быть. Иными словами, необходимо увидеть в зеркале прошлого образ, совпадающий с представлениями о настоящем и будущем. Все, что противоречит этим потребностям, воспринимается как «оскорбление исторических чувств»² и вызывает истерическую реакцию, вплоть до массового насилия. Ученый-историк, автор исторических романов, создатель фильмов или сериалов о событиях прошлого – это в Индии, без преувеличения, опасные профессии, чреватые для избравшего их возможностью превратиться в мишень для массового гнева, если предложенная в том или ином произведении трактовка покажется «неправильной» более или менее влиятельным лицам или сообществам. И никакие ссылки на археологические и документальные источники не помогут: их либо проигнорируют, либо объявят фальсификацией – прошлое должно быть таким, каким оно востребовано в качестве модели для настоящего и будущего. Это и есть жизнь в «туго натянутом пересечении прошлого, о котором помнят, и будущего, которое ожидают»³. «Пересечение» порой натягивается столь туго, что разрывается ткань гражданского мира, на улицу с протестами против «неправильной» интерпретации прошлого выходят агрессивные толпы, знающие историческую истину на уровне «чувств», а парламент откладывает обсуждение насущных проблем современности и погружается в горячие дискуссии о событиях многовековой давности.

В богатейшем историческом наследии Индии есть немало персонажей, которые обзавелись, уже после смерти, второй историей – историей интерпретаций, подчас не менее драматичной, чем история их жизни. Один из таких персонажей – отважный воин, махарана (князь)⁴ Пратап Сингх Сисодия или просто махарана Пратап (1540–1597).

Как это было

В 1526 г. началась история самого крупного и мощного государства на территории Южной Азии – империи Великих Моголов. Ее основатель, тимурид Захир уд-дин Мухаммад Бабур (1483–1530), талантливый полководец и поэт, завоевал Северную Индию, воспользовавшись царившей там раздробленностью. Однако вскоре новая династия столкнулась с мощным сопротивлением старой, утвердившейся еще при предшественниках Моголов, делийских султанах, мусульманской знати, так что сын и наследник Бабура, Хумаюн, был изгнан мятежными братьями и афганскими феодалами в Иран, где провел 12 лет, и вернулся в Дели, лишь чтобы вскоре умереть (1556). Подлинным строителем империи стал сын Хумаюна, Акбар (1556–1605) – этого выдающегося правителя-реформатора по праву считают величайшим из Моголов⁵. Его политика была направлена на превращение Могольской державы из аморфного образования, созданного по типу Золотой орды и иных раннесредневековых империй, в сильное централизованное государство. Для территориальной и политико-административной интеграции империи в единое целое одним из приоритетов было решение раджпутской проблемы.

Раджпуты – военно-феодальное сословие, рыцарство индийского средневековья⁶. Особенно мощными были раджпутские княжества в Западной Индии, на территории, которая в средние века была известна как Раджпутана, а теперь составляет штат Раджастхан. Мусульманским завоевателям – сначала «тюркам», основавшим Делийский султанат в конце XII – начале XIII в., а затем Моголам – стоило больших трудов и крови подчинять себе раджпутские княжества. Как правило, раджпутская крепость оказывалась в руках врага лишь после того, как, убедившись в невозможности ее защиты, женщины устраивали во дворце или храме коллективное самосожжение (джаухар), а мужчины, уверенные, что их жены и дочери не будут, даже мертвыми, опозорены прикосновением врага, надевали праздничные одежды и выходили на последний рукопашный бой, чтобы пасть всем до единого и в компании небесных дев вознестись в райские чертоги. Победителю доставались лишь развалины, пепел и трупы. После ухода карательной армии раджпутские князья восстанавливали свою власть – до нового похода мусульманских войск.

Так начинал свою раджпутскую политику и Акбар, но вскоре он понял бесперспективность карательных мер и предпочел союз с раджпутами – один из нечастых в мировой истории опытов взаимодействия двух этнически и конфессионально разных элит. На союз с Моголами некоторые раджпутские князья, начиная с влиятельного Бхармала Качхвахи из Амбера, пошли добровольно: страдая от постоянной вражды с соседями-раджпутами, мятежниками из собственных кланов и прочими недругами, они нуждались в защите сильного и благожелательного имперского центра. Другие были подчинены с помощью дипломатии или принуждены силой. Объявив себя вассалом Моголов, Бхармал Качхваха скрепил договор свадьбой своей дочери с Акбаром, что инициировало длительную, почти двухсотлетнюю, традицию могольско-раджпутских браков.

Поскольку раджпутский обычай требовал, чтобы клан невесты становился вассалом клана жениха, Моголы, вступая в браки с раджпутскими принцессами, получили верных и надежных вассалов-родичей. Результатом каждого такого союза (заключавшегося, кстати, по мусульманским и индусским канонам; жены-индуски получали право и в гареме падишахов-мусульман сохранять свою религию) было поступление на могольскую службу на равных основаниях с мусульманской знатью братьев, кузенов и иных родичей раджпутских невест. Многие из раджпутов сделали великолепную карьеру при могольском дворе: им жаловали высочайшие служебные ранги и ленные владения, во многом превышавшие размеры их собственных вотчин, назначали на посты наместников провинций и верховных главнокомандующих. Вечные враги мусульманских правителей стали «опорой трона» крупнейшей мусульманской империи в Южной Азии. Могольско-раджпутской стала сама правящая элита империи: два падишаха из династии Великих Моголов, Джахангир (пр. 1605–1627) и Шах-Джахан (1627–1658) были сыновьями раджпуток. Политика союза с раджпутами позднее была вписана Акбаром и его окружением в более широкий контекст: его основой стала концепция надконфессионального государства, в котором монарху надлежало руководствоваться не догмами религии, а требованиями «всеобщего блага»; подданные получили свободу вероисповедания.

Политику интеграции раджпутских феодалов в могольскую элиту приняли многие, но далеко не все раджпутские князья. Одним из наиболее упорных противников был прославленный род Сисодия, правивший мощным княжеством Мевар. В отличие от других раджпутских князей, махарана Мевара Удай Сингх Сисодия категорически отказался признать сюзеренитет Моголов. Когда Акбар отправился на охоту близ границ Мевара, Удай Сингх стал демонстративно укреплять свою столицу – мощную крепость Читтор, стягивать туда войска. Акбар осадил Читтор; поручив защиту крепости верным вассалам, Удай Сингх перебрался с семьей в недавно основанный им город Удайпур, ставший новой столицей княжества. После многомесячной кровопролитной осады войска Акбара овладели Читтором (март 1568 г.), разбив осадными пушками стены форта⁷. Но до покорения Мевара было еще далеко. Удай Сингх продолжал сопротивление, а после его смерти (1572) борьбу продолжил его сын, махарана Пратап. Он отказался признать суверенитет Акбара и, скрываясь с отрядом в горах, вел против Моголов партизанскую войну.

Акбар пытался использовать дипломатические методы для замирения Мевара, но все шесть направленных им к Пратапу миссий оказались безрезультатными. Особенно дерзко вел себя Пратап в отношении амберского принца Мана Сингха Качхвахи, которому падишах поручил возглавить одно из посольств: согласно этикету, он пригласил посла на обед, но демонстративно отказался делить с ним трапезу, заявляя, что, вступив в брачный союз с Моголами, род Качхвахов осквернил себя⁸. Это публичное оскорбление своего посла, верного слуги и племянника (по линии жены, амберской принцессы) Акбар игнорировать не мог.

18 июня 1576 г. близ Халдигхати, узкого прохода в горной цепи Аравалли, состоялась битва между могольскими войсками под командованием Мана Сингха Качхвахи и армией Мевара, которой руководил махарана Пратап. В могольской армии против Пратапа сражались и три его сводных брата, давно перешедших на сторону Акбара. Пратап смог сплотить под своим знаменем нескольких мелких раджпутских князей, традиционно связанных с Меваром вассальными и родственными отношениями, а также пехоту из племени бхилов и афганцев-наемников. Несмотря на отважное сопротивление превосходящим силам противника, войско Пратапа было разгромлено; сам он спасся, согласно устной традиции, благодаря своему верному коню Четаку, который, истекая кровью, вынес раненого хозяина из битвы и лишь после этого испустил дух. Поражение не сломило доблестного воина: с остатками преданной ему дружины он ушел в горы и продолжил сопротивление, время от времени отбивая у Моголов ту или иную свою крепость. Еще один, последний, поход против махараны возглавил лично Акбар. Военные действия сопровождались дипломатическими: Акбару удалось склонить на свою сторону союзников Пратапа. Но тот продолжал сопротивляться вплоть до смерти в 1597 г.⁹ В исторической памяти жителей Раджпутаны, особенно Мевара, махарана Пратап запечатлелся как удалец, отказавшийся покориться падишаху; в традициях героического эпоса оба противника – махарана и падишах – представлялись равно мужественными и благородными. Возникло множество нарративов о том, что Акбар, несмотря на многолетнюю вражду, высоко ценил доблесть Пратапа и, узнав о его смерти, публично, со слезами на глазах, восславил доблестного противника¹⁰. Уже после смерти Акбара, сын Пратапа, Амар Сингх, объявил себя вассалом Моголов и поступил на службу к новому падишаху, Джахангиру, при дворе которого сделал великолепную карьеру.

Как это должно быть

В колониальный период индийская элита заново «открыла» свою историю, изучая труды британских ориенталистов и их версии прошлого покоренной страны. Раджпуты оказались в центре внимания после выхода в 1828 и 1832 г. книги полковника Дж. Тода «Анналы и древности Раджастхана». Неоднократно переизданная и переведенная почти на все индийские языки, эта работа талантливого шотландского индолога приобрела особую популярность в Индии, поскольку, вопреки догмам колониальной пропаганды, рисовавшей индийцев как покорных и «женственных» рабов, Тод воспроизвел (частично создав заново) историко-героические традиции раджпутов и даже осмелился сравнить их социальное устройство с европейским феодализмом, что вызвало шквал критики британских индологов¹¹. Махарана Пратап стал для Тода любимым героем, борцом против чужеземных захватчиков, достойным сравнения с высшими для европейца XIX века образцами – воинами Фермопил¹². Ранние «просветительские истории», создававшиеся местными авторами на различных индийских языках в течение XIX века, в целом, следовали средневековым интерпретациям, изображая противостояние Пратапа и Акбара как битву равных по доблести и статусу, храбрецов¹³. Но ситуация кардинально изменилась с развитием в колониальной, а затем и в независимой Индии, идеологии и практики национализма.

Давно отмечена необходимость для любого национализма конструировать прошлое «воображаемого сообщества»¹⁴. Индия не была исключением: со второй половины XIX в. и до наших дней идеологи и политики пишут и переписывают историю в соответствии со своими представ-лениями о том, что есть индийская нация и из кого она состоит. Они сначала «открывали» прошлое, а затем интерпретировали его в соответствии с той моделью будущего, которую избирали для конструируемой ими нации: по выражению известного индийского историка П. Чаттерджи, «от “прошлого-каким-оно-могло-быть”, через “прошлое-каким-ему-надлежало-быть” к главной цели: “прошлому-каким-оно-будет”»¹⁵.

В индийском национализме противоборствуют два направления. Инклюзивный, или общегражданский национализм утверждает, что индийская нация – это все граждане Индии, независимо от этноса, религии, касты или иных видов идентичности; при всех различиях они дополняют друг друга, создавая «единство в многообразии»¹⁶. Эксклюзивный или коммуналистский (религиозно-общинный) национализм приравнивает к нации воображаемую «религиозную общину» (индусскую, мусульманскую, сикхскую и т.д.); представители же всех прочих «общин» рассматриваются как враждебные чужаки¹⁷. Под каждую из этих концепций подгоняются интерпретации прошлого – и, соответственно, модели будущего. Общегражданский национализм (его наиболее известными идеологами были М.К. Ганди, Дж. Неру, А.К. Азад), являлся мощным течением в национально-освободительном движении и, на протяжении нескольких десятилетий, господствующей доктриной в независимой Индии. Конструируемая им история была историей единства, и крупные империи, включая Могольскую, оценивались, как правило, позитивно – как исторические предшественники единой суверенной Индии. Акбара, с его политикой консолидации индусской и мусульманской элит, Неру прямо называл «отцом индийского национализма», который «намеренно возвысил идеал общеиндийской нации над претензиями сепаратистской религии»¹⁸. При таком подходе противники Акбара воспринимались либо как фанатичные консерваторы, либо как эгоистичные сепаратисты. В «Открытии Индии» Дж. Неру, своего рода манифесте общегражданского национализма, махарана Пратап удостоился всего трех строк: Акбару не удалось «сломить гордый и непоколебимый дух раны Пратапа из Мевара, который предпочел жить преследуемым в джунглях, но не покориться тому, кого он считал иностранным завоевателем»¹⁹.

В школьных учебниках и трудах историков, придерживавшихся общегражданского национализма, Пратап, как и другие вожди антимо-гольского сопротивления, рассматривался как сепаратист; отдавая должное его личной отваге, авторы подчеркивали «бесплодность» и «бессмысленность» противостояния Акбару или видели в действиях меварского храбреца эгоистичную заинтересованность в сохранении личной власти и контроля над ресурсами княжества²⁰. Непременно (и в полном соответствии с историческими фактами) подчеркивалось, что противостояние Пратапа и Акбара не было религиозным конфликтом: на стороне Пратапа сражались мусульмане, в армии Акбара – раджпуты. В учебнике «Наши прошлые времена», рекомендованном НСИПОО²¹ (7 класс), раздел «Могольская империя» вообще не упоминает махарану Пратапа, зато сообщает о том, что «раджпуты Сисодия долгое время отказывались признать суверенитет Моголов. Одержав над ними победу, Моголы, однако, отнеслись к ним с уважением и пожаловали им их собственные земли в лен». Тут же сообщается о том, что Амар Сингх (сын Пратапа, имя которого не упомянуто) поступил на службу Джахангиру²². Для авторов учебника победа Моголов и присоединение Мевара к единому государству важнее, чем история меварского сепаратизма.

Иначе мыслят представители эксклюзивного коммуналистского национализма. С самого начала это направление не уступало общегражданскому национализму, а подчас и превосходило его по популярности. Если в колониальный период коммуналистский национализм был представлен двумя вариантами – индусским и мусульманским, то с разделом страны в Индии, по сути, остался лишь индусский национализм, а мусульманский превратился в государственную идеологию Пакистана и ряда радикальных мусульманских течений в Индии. Для индусских националистов индийская нация – это «индусская община», объединенная «кровью», религией, культурой и хиндутвой (букв. «индусскостью»), а вся история страны – противостояние индусов чужеземным завоевателям и подрывным элементам из собственной среды. Средневековый период однозначно рассматривается как борьба индусов – «детей земли» и мусульман – агрессивных чужаков, видевших смысл жизни в уничтожении индусов, их веры и культуры. В таком контексте махарана Пратап – уже не удалец, на равных сражавшийся с не менее удалым Акбаром, не сепаратист, а национальный герой, вернее – герой «индусской нации».

В.Д. Саваркар (1883–1966), один из основоположников и классиков индусского национализма, категорически отвергал средневековые представления о Пратапе и Акбаре как равно благородных и доблестных воинах. «Мы, индусы, – писал он, – можем выражать уважение, благодарность и любовь либо к ране Пратапу, либо к его заклятому врагу Акбару. Как нам уважать обоих? Как поклоняться богу и дьяволу одновременно?»²³. А М.С. Голвалкар (1903–1977), главный идеолог РСС²⁴, утверждал: «За тысячу лет нашей борьбы с этими агрессорами (мусульманами – Е.В.) мы никогда не признавали их суверенных прав ни на один кусок нашей земли. Даже когда значительная часть нашей страны была в их руках, как при Акбаре и Аурангзебе, не проходило ни дня, чтобы какой-нибудь рана Пратап, гуру Гобинд Сингх, Чхатрасал или Шиваджи²⁵ не бросил им вызов для достижения нашей национальной свободы»²⁶.

В независимой Индии махарана Пратап был поднят индусскими коммуналистскими организациями на щит в качестве одного из национальных героев и, главное, образцов для поведения истинного патриота Индии. В 2003 г. генеральный секретарь ВХП²⁷ по международным делам П. Тогрия заявил, что «все индусы являются последователями не Ганди, а махараны Пратапа и чхатрапати²⁸ Шиваджи»²⁹. Таким образом, современные индийцы должны мыслить не как Махатма Ганди с его общегражданским национализмом и призывами к единству индусов и мусульман, а как средневековые герои – борцы против империи Моголов. Появилось множество околонаучных и популярных книг, в которых опровергались концепции «непатриотичных» историков, представлявших Пратапа как сепаратиста, и выдвигался совсем иной образ – борца за свободу родины, воевавшего с чужеземцами за отечество и веру. То, что многие раджпуты служили Акбару и сражались против меварского князя, объяснялось «коварной политикой» падишаха, который «намеренно стравливал между собой» раджпутов, дабы покорить индусов³⁰.

В современной Индии индусский национализм в том или ином его варианте, от «мягкого» до радикально-шовинистического, является основой идеологии целого спектра организаций и партий; среди последних главенство принадлежит БДП³¹. В штатах, где данная партия находится у власти, махарана Пратап давно стал культовой фигурой. Это находит отражение в школьных учебниках³². Так, учебник истории для 9 класса, изданный в штате Мадхъя-Прадеш, сообщает, что «перед раджпутами стоял выбор: сдаться и жить в мире или сохранять независимость, защищая честь своей нации» (выделено мной – Е.В.) и рисует Пратапа как образцового индусского героя, который «сокрушил гордость Акбара»³³.

В Раджастхане, особенно в родном для Пратапа Меваре, доблестный князь усилиями БДП давно превратился в «наше все»³⁴. Его конные статуи возвышаются на площадях городов; именем героя названы проспекты и районы, Университет сельского хозяйства и технологии, аэропорт в Удайпуре, частный университет в Джайпуре, который с 1727 г. был столицей злейших врагов Пратапа, Качхвахов из Амбера. В ранг национального героя возведен и верный конь Пратапа Четак, удостоенный памятника и площади в Удайпуре: в честь этого доблестного животного названы железнодорожный экспресс Дели – Удайпур, производимый индийской компанией «Хиндустан аэронотикс лимитед» по французской лицензии вертолет, а также одна из марок мотороллеров. Культ Пратапа уже давно вышел за пределы Раджастхана. Памятники махаране, названные в его честь городские объекты встречаются во многих городах Северной и Центральной Индии, куда нога доблестного раджпута никогда не ступала. В индийской столице именем меварского князя названы микрорайон и станция метро. В 2007 г. конная статуя махараны Пратапа была установлена в здании парламента республики³⁵.

В превращенном в музей Городском дворце махараджей Мевара (Удайпур) туристов обязательно ведут в специальную Галерею махараны Пратапа. Вывеска при входе гласит: «Махарана Пратап, великий воин свободы, провел с успехом множество битв, особенно битву при Халдигхати 18 июня 1576 г. против войск императора Акбара».

У знакомого с историей посетителя этот текст вызывает удивление: ведь известно, что Пратап битву проиграл. Но эта история не устраивает коллектив музея и большинство его гостей. В галерее экспонируются подлинные доспехи Пратапа и его верного коня, оружие, личные вещи героя и предметы, относящиеся к той эпохе, а главное – множество картин художников XIX–ХХ в. (прежде всего Рави Вармы³⁶) на темы его подвигов. Особый раздел посвящен битве при Халдигхати: подробно рассказано о подвигах отважного князя, гибели его соратников и Четака (коню-спасителю отдана особая мини-галерея) – но ни слова о поражении князя и его войска. У посетителей не должно быть сомнений, что Пратап битву выиграл: прочитанное в школьных учебниках давно забыто, да и вспоминать о нем не хочется: представленная музеем версия гораздо приятнее.

Как это будет?

В Индии давно введено в употребление понятие «поп-история». Оно означает не просто предназначенные для массового потребителя романы, фильмы, сериалы и произведения визуального искусства на исторические темы, а особый подход к интерпретации прошлого. События и персонажи ушедших эпох востребованы для моделирования настоящего и будущего. Для тех, кто исповедует общегражданский национализм и межконфессиональный мир, достойный подражания герой – Акбар, его политика служит в качестве образца для современной и будущей Индии. Для тех же, кто приравнивает индийскую нацию к «индусской общине», герой – Пратап; его противостояние императору-мусульманину – образец для «индусской нации». Именно индусский национализм и его версия истории господствуют в настоящее время на множестве интернет-ресурсов, где не обремененные знаниями школьники, студенты и убивающий рабочее время «офисный планктон» могут найти понятную и, главное, комфортную версию прошлого. Например, популярный сайт «Индусское пробуждение» рисует Пратапа рыцарем без страха и упрека, борцом за «освобождение родины» от злобного и коварного Акбара³⁷.

«Поп-история» не затрудняет себя доказательствами. Руководствуясь главной целью – «воспитанием чувств» в духе индуского национализма, история переписывается и, как в случае с Пратапом, обычная для позднего средневековья борьба объединяющего центра против феодалов, стремившихся сохранить свою власть и не уступить ее формирующемуся централизованному государству³⁸, превращается в сагу о противостоянии «борца за свободу» – индуса и «жестокого варвара» – мусульманина. Для этого реальные факты подстригают, словно парковые деревья: все ненужное удаляют, сложности и противоречия реальных событий, поступков и характеров спрямляют до сценария примитивного боевика: «хорошие парни» против «плохих парней», индусы против мусульман. Такая трактовка требует «забыть», что на стороне Пратапа сражались афганские наемники-мусульмане, а под могольскими знаменами против меварского героя воевали многие индусы-раджпуты, включая его собственных братьев (раджпутом был и главнокомандующий могольской армии – Ман Сингх Качхваха). Об этих фактах посетители удайпурской галереи и читатели многочисленных сочинений в жанре «поп-истории» так и не узнают. И самое важное: «поп-история», как боевик, должна всегда иметь хороший конец, даже если в реальной жизни такого конца не было, поэтому и галерея, и многие популярные издания объявляют Пратапа победителем в битве при Халдигхати (в случаях, когда подобное невозможно, заявляют о «моральной победе»).

Махарана Пратап давно занял место в официальной идеологии БДП и в предвыборной кампании, которая привела эту партию в 2014 г. к победе, а ее кандидата Н. Моди – на пост премьер-министра. 29 мая 2012 г. в Гуджарате торжественно отмечали день рождения Пратапа. Формальным обоснованием проведения празднества в этом штате, а не в «родном» Раджастхане, где в то время у власти был Индийский национальный конгресс (ИНК), по словам Н. Моди, тогда главного министра Гуджарата, были гуджаратское происхождение матери героя и даже принадлежность его любимого коня Четака к катхиаварской (гуджаратской) породе.

Нарендра Моди с мечом на торжествах в честь махараны Пратапа, май 2012 г.

На торжественном собрании Н. Моди обвинил правящий ИНК в «замалчивании» подвигов героев, подобных Пратапу и Шиваджи, которые «жертвовали жизнью ради матери-Индии»³⁹. Здесь была явная (для тех, кто хотел видеть) подмена: ни Пратап, ни Шиваджи категориями единой «матери-Индии», конечно, не мыслили: один боролся, чтобы не допустить власти Моголов в родном Меваре, другой – в Махараштре. Сама идея «матери-Индии» возникла значительно позже, в идеологии национально-освободительного движения колониальной эпохи⁴⁰.

Став главой правительства, Н. Моди объявил о необходимости отмечать дни рождения героев, подобных Пратапу и Шиваджи, на национальном уровне. В Раджастхане и ряде других штатов день рождения Пратапа уже объявлен выходным. «Я ничего не имею против того, чтобы называть Акбара великим, – заявил министр внутренних дел Индии Р. Сингх на церемонии открытия очередной статуи меварского героя, – но какие могут быть возражения против того, чтобы считать Пратапа величайшим из великих – это выше моего понимания». А главный министр штата Раджастхан, В. Радже, заявила о необходимости внести в школьные учебники истории «правильную» главу о Пратапе⁴¹.

Направление ветра, еще до прихода к власти БДП, почувствовали кино и телевидение. В 2012 г. был снят фильм с характерным названием «Махарана Пратап – первый борец за свободу» (Maharana Pratap, The First Freedom Fighter). Фильм успеха не имел (как заявляли создатели, из-за финансовых проблем, а на самом деле, видимо, из-за весьма невысокого художественного уровня), но характерно его название: Пратапа приравнивали к борцам за свободу (freedom fighters) – категории, к которой в Индии до сих пор причисляли не персонажей средневековой истории, а участников национально-освободительного движения. С мая 2013 г. по декабрь 2015 г. на телеканале «Сони» с успехом шел сериал «Махарана Пратап, доблестный сын Индии (Mahārāṇā Pratāp, Bhārat kā Vīr Putra)», в котором махарана – образец отваги и благородства, а Акбар – злобный и похотливый тиран, вражда которого к меварскому князю вспыхнула, по воле авторов, из-за страсти к некоей раджпутской принцессе, которая предпочла махарану падишаху.

Трансформация образа махараны Пратапа – лишь один из примеров того, как в современной Индии реконструируют историю в политико-идеологических целях. По сути, меварский храбрец обрел третий после окончания своей реальной жизни образ. В средневековье – доблест-ный воин, боровшийся с равно доблестным падишахом. В идеологии общегражданского национализма, доминировавшей в первые десятилетия независимости, пока у власти был ИНК и важную роль в политике играли левые партии, – храбрый, но ограниченный и недальновидный сепаратист, противостоявший прогрессивным объединительным тенденциям. В идеологии индусского национализма, который при правлении ИНК был маргинальным, затем, в условиях идеологической деградации ИНК и отступления левых партий стал мощным оппозиционным течением, а в настоящее время претендует на доминирующую роль, – национальный герой, первый борец за свободу. Параллельно трансформировался и образ антагониста, Акбара: мудрый, толерантный и великодуш-ный правитель средневековой литературы и фольклора – предтеча общегражданского национализма – злобный иноверец-завоеватель.

Вопрос, разумеется, не в том, что разные эпохи переписывают историю и представляют ее персонажей на собственный лад – подобное имеет место, видимо, в абсолютном большинстве стран мира. В условиях многоконфессиональной, этнически и культурно многообразной Индии, в которой процесс формирования нации, общепринятой концепции национализма, да и в определенной степени самой государственности, далеко не закончен, критически важно, какой облик своего настоящего и будущего увидят индийцы, заглядывая в зеркало истории. От этого зависят и модель государства, и гражданский мир, и, в значительной степени, перспективы дальнейшего развития страны.

БИБЛИОГРАФИЯ / REFERENCES

Ванина Е.Ю. Средневековое мышление: индийский вариант. М.: Восточная литература, 2012. 375 с.

Ванина Е.Ю. Индия: история в истории. М.: Восточная литература, 2014. 343 с.

Ванина Е.Ю. Монумент врагу? Раджпутские статуи в могольских столицах // Глушкова И.П. (рук. проекта), Прокофьева И. Т. (отв. ред.) Под небом Южной Азии. Портрет и скульптура: визуализация территорий, идеологий и этносов через материальные объекты. М.: Наука – Восточная литература, 2014 а. С. 389–412.

Ванина Е.Ю. Мусульманский фактор: продвижение и укоренение // Глушкова И.П. (рук. проекта), Сидорова С.Е. (отв. ред.). Под небом Южной Азии. Движение и пространство: парадигма мобильности и поиски смыслов за пределами статичности. М.: Наука–Восточная литература, 2015. С. 87–122.

Глушкова И.П. Шиваджи: проблемы историографии // Вопросы истории. 2005. № 6. С. 104–119.

Глушкова И.П. Индия: культура и религия как стражи/нарушители общественного порядка (с 1980-х гг. по начало XXI в.). Упражнение в обобщениях и предпо-ложениях // Разговор с Мариной и Олегом Плешовыми: политические символы и реалии Южной Азии / Отв. ред. Е.Ю. Ванина, С.Е. Сидорова, А.В. Устенко. М.: ИВ РАН, 2010. С. 300–355.

Калинина Ю., Прокофьева И. Такие похожие портреты, такие красивые боги. Художник Рави Варма. // Глушкова И.П. (рук. проекта), Прокофьева И. Т. (отв. ред.) Под небом Южной Азии. Портрет и скульптура… 2014. С. 512–531.

Репина Л.П. Память о прошлом и история // Диалоги со временем. Память о прошлом в контексте истории / Под ред. Л. П. Репиной. М.: Кругъ, 2008. С. 7–18.

Семенова Е. Круг почета: памятники и портреты выдающихся индийцев в парламенте страны // Глушкова И.П. (рук. проекта), Прокофьева И. Т. (отв. ред.) Под небом Южной Азии. Портрет и скульптура… 2014. С. 155–168.

Успенская Е.Н. Раджпуты. Рыцари средневековой Индии. СПб: Евразия, 2000. 384 с.

Vanina E.Yu. Srednevekovoe myshlenie: indiiskii variant. M.: Vostochnaya literatura, 2012. 375 s.

Vanina E.Yu. Indiya: istoriya v istorii. M.: Nauka – Vostochnaya literatura, 2014. 343 s.

Vanina E.Yu. Monument vragu? Radzhputskie statui v mogol'skikh stolitsakh // Glush-kova I.P. (ruk. proekta), Prokof'eva I. T. (otv. red.) Pod nebom Yuzhnoi Azii. Portret i skul'ptura: vizualizatsiya territorii, ideologii i etnosov cherez material'nye ob"ekty. M.: Nauka – Vostochnaya literatura, 2014 a. S. 389–412.

Vanina E.Yu. Musul'manskii faktor: prodvizhenie i ukorenenie // Glushkova I.P. (ruk. proekta), Sidorova S.E. (otv. red.). Pod nebom Yuzhnoi Azii. Dvizhenie i prostranstvo: paradigma mobil'nosti i poiski smyslov za predelami statichnosti. M.: Nauka–Vostochnaya literatura, 2015. S. 87–122.

Glushkova I.P. Shivadzhi: problemy istoriografii // Voprosy istorii, № 6, 2005. S. 104–119.

Glushkova I.P. Indiya: kul'tura i religiya kak strazhi/narushiteli obshchestvennogo poryadka (s 1980-kh godov po nachalo XXI v.). Uprazhnenie v obobshcheniyakh i predpolozheniyakh // Razgovor s Marinoi i Olegom Pleshovymi: politicheskie simvoly i realii Yuzhnoi Azii / Otv. red. E.Yu. Vanina, S.E. Sidorova, A.V. Ustenko. M.: IV RAN, 2010. S. 300–355.

Kalinina Yu., Prokof'eva I. Takie pokhozhie portrety, takie krasivye bogi. Khudozhnik Ravi Varma. // Glushkova I.P. (ruk. proekta), Prokof'eva I. T. (otv. red.) Pod nebom Yuzhnoi Azii. Portret i skul'ptura… 2014. S. 512–531.

Repina L.P. Pamyat' o proshlom i istoriya // Dialogi so vremenem. Pamyat' o proshlom v kontekste istorii / Pod red. L. P. Repinoi. M.: Krug", 2008. S. 7–18.

Semenova E. Krug pocheta: pamyatniki i portrety vydayushchikhsya indiitsev v parla-mente strany // Glushkova I.P. (ruk. proekta), Prokof'eva I. T. (otv. red.) Pod nebom Yuzhnoi Azii. Portret i skul'ptura… 2014. S. 155–168.

Uspenskaya E.N. Radzhputy. Rytsari srednevekovoi Indii. SPb: Evraziya, 2000. 384 s.

Anderson B. Imagined Communities. Reflections on the Origin and Development of Nationalism. London: Verso, 1983. 160 p.

Chandra S. Medieval India: From Sultanat to the Mughals. Part II. Delhi: Har-Anand Publications, 2005. 290 p.

Chatterjee P. The Nation and Its Fragments. Colonial and Postcolonial Histories. Delhi: Oxford University Press, 2001. 282 р.

Deshpande P. Creative Pasts. Historical Memory and Identity in Western India 1700–1960. N.Y.: Columbia University Press, 2007, 320 p.

Hobsbawm E.J. Ethnicity and Nationalism in Europe Today // Mapping the Nation / Ed. by Gopal Balakrishnan and introd. by Benedict Anderson. L.: Verso, 1996. P. 255–266.

Golwalkar M. S. We or Our Nationhood Defined. Nagpur: Bharat Publications, 1939. 150 p.

Gupta S. Samaj, Jati and Desh: Reflections on Nationhood in Late Colonial Bengal // Studies in History. Vol. 23. No. 2. P. 177–203.

Hooja R. A History of Rajasthan. Delhi: Rupa & Co., 2006. 1246 p.

Nehru J. The Discovery of India. Delhi: Oxford University Press, 1985. 583 p.

Nehru J. Glimpses of World History. Vol. I. Allahabad: Kitabistan, 1934. 1046 p.

Our Pasts – II. Textbook in History for Class VII. Delhi: NCERT, 2007. 154 p.

Paliwal D. Mahārāṇā Pratāp Mahān.Jjīvan-vṛtt aur kṛtittva. Jaipur: Rajasthan Grantha Nagar, 1998, 138 p.

Rüsen J. History: Narration, Interpretation, Orientation. Oxford; N.Y.: Berghahn Books, 2005. 236 р.

Sarasvat R. Dursā Āḍhā. Delhi: Sahitya Akademi, 1983. 88 p.

Savarkar V. D. Six Glorious Epochs of Indian History. Delhi: Bal Savarkar, 1971. 496 p.

Shyamaldas Kaviraj. Vīr Vinod. Pt. II. Delhi: Motilal Banarasidass, 1986, 430 p.

Talbot C. The Mewar Court`s Construction of History // Williams J. (ed.). Kingdom of the Sun. Indian Court and Village Art from the Princely State of Mewar. St Francisco: Asian Art Museum, 2007. P. 12–33.

Tod J. Annals and Antiquities of Rajast`han of the Central and Western Rajput States of India. Vol. I. Oxford: Humphrey Milford; Oxford University Press, 1920. 587 p.