РИМСКИЕ КОНЦЕПЦИИ ПЛЕБЕЙСКОГО ТРИБУНАТА: МАРК ТЕРЕНЦИЙ ВАРРОН
Roman concepts of the tribunate of the plebs: M. Terentius Varro

Первым из антикваров, сохранившим для нас важную информацию о плебейском трибунате, является основоположник римского антикварианизма Марк Теренций Варрон (116–27 гг. до н.э.)¹. Современник М. Туллия Цицерона (106–43 гг. до н.э.)², он жил и писал свои сочинения в эпоху кризиса Республики. Плохая сохранность работ Варрона не позволяет на их основе произвести всестороннюю реконструкцию института, однако имеющиеся фрагменты дают ценнейшую информацию о специфике трибуната и, что не менее важно, позволяют говорить о наличии у Варрона собственной концепции, в которой отразились как эпоха автора, так и его воззрения на нее.

Хотя исследователи зачастую пишут о политической индифферентности Варрона³, его отношение к трибунату позволяет в этом усомниться. Самостоятельный исследователь, каковым был Варрон, пред чьим взором прошла эпоха «последних великих трибунов», реформ Суллы, лишивших трибунат «всякого значения»⁴, и законов, вновь восстановивших всю полноту их власти⁵, едва ли мог абстрагироваться от настоящего⁶. На его воззрения должны были оказать влияние социальное и интеллектуальное окружение. Как известно, Варрон был вхож в круг Цицерона, находился с ним в переписке и в курсе его научных занятий⁷; оба были сторонниками Помпея, восстановившего права трибунов в 70 г. до н.э., оба удостоились милости со стороны Цезаря после поражения помпеянцев и гибели Помпея в 48 г. до н.э.; оба входили в римский сенат и были весьма состоятельными гражданами, при том, что оба были homines novi. Можно было бы полагать, что и мировоззренческие установки того и другого могли быть близки.

Цицерон, как мы подчеркивали, достаточно критично относился к трибунату, хотя признавал его важное значение не только для защиты свободы народа, но и сдерживания произвола последнего; он видел в нем важный институт, способствовавший укреплению смешанной конституции, в связи с чем поддерживал его восстановление Помпеем, хотя и рассматривал действия последнего не столько как «наилучшие», сколько как «необходимые» (Leg. III. 26), и выступал оппонентом тех оптиматов, которые видели в трибунате абсолютное зло и поддерживали ограничения, наложенные на трибунат Суллой (Leg. 19-22)⁸.

Информация о трибунате у Варрона весьма фрагментарна. Благодаря грамматику II в. н.э. Авлу Геллию известно, что он касался трибуната в своей антикварной работе Antiquitates rerum humanarum («Древности человеческие»), в написанном для Помпея пособии Eisagogikos («Введение», 71 г. до н.э.) о порядке созыва сената, а также в Quaestiones epistolicae («Исследования в письмах»), где он восстановил текст утраченного предыдущего труда. Более концептуальный материал мы можем получить из его основной грамматической работы De lingua Latina («О латинском языке»), от которой сохранилась значительная часть.

«Древности» были написаны во второй половине 50-х гг. I в. до н.э.⁹ Работа, от которой сохранились лишь отдельные фрагменты, состояла из 25 книг. О ее содержании можно судить по кратким замечаниям Авла Геллия, Секста Помпея Феста и Макробия¹⁰, а структура ее известна благодаря Августину, который сообщает, что труд был разделен на четыре части по шесть книг в каждой: в них Варрон «обратил внимание на то, кто действует, где действует, когда действует и что делает» (De civ. Dei. VI. 3)¹¹. Благодаря Авлу Геллию (Gell. XIII. 12. 13) мы знаем, что 21-я книга, входившая в последнее шестикнижие¹², была посвящена магистратам. Судя по общей структуре, речь в ней шла о деятельности магистратов, тогда как об их видах, местах, связанных с их деятельностью, и должностном календаре говорилось в предыдущих частях. Как располагался материал в книге, точно сказать нельзя. Можно лишь предполагать, что изложение велось по отдельным магистратам и в определенной системе, возможно от низших магистратов к высшим¹³. Здесь же Варрон рассматривал и плебейских трибунов, о чем известно из пассажа Авла Геллия о праве вызова (ius vocationis), где он ссылается на мнение Варрона¹⁴ о том, что трибуны не имели права вызова, но имели право ареста (ius prensionis). Как отмечает Авл Геллий, ту же систематику, но в более кратком виде, он нашел в Epistulae известного юриста августовской эпохи Атея Капитона, известного своими недемократическими взглядами, что позволяет думать (с учетом проблематики всего шестикнижия), что она восходит к консервативной юридической традиции конца II в. до н.э., откуда и позаимствовал ее Варрон¹⁵. Больший, в сравнении с юристом, объем пассажа у Варрона был, очевидно, связан с включением в его состав рассуждения, опирающегося на личный опыт антиквара, через который мы имеем возможность выявить отношение автора к институту.

Из приведенной цитаты следует, что Варрон помещает трибунов в число магистратов, где они оказываются интегративной их частью. При этом за основу систематизации берется чисто инструментальный критерий: наличие/отсутствие отдельного права – права вызова и ареста. Этот критерий, однако, в рассуждении Варрона оказывается тесно увязанным с другим: делением магистратов по наличию/отсутствию того или иного рода аппариторов. Варрон делит магистратов на три группы: магистраты с imperium (и, соответственно, имеющие ликторов) и магистраты без него: обладающие, либо не обладающие, посыльными (viatores). Варрон (консервативная юридическая традиция) выводит различия магистратур не из социальных и связанных с ним функциональных особенностей трибуната, не из специфики его происхождения, а связывает их с наличием у магистратов ликторов (lictores) или посыльных (viatores), либо отсутствием и тех и других, подменяя сущностные отличия внешними¹⁶. Имея четкое логическое построение, предложенная систематика магистратов, как любая римская правовая систематика не является ни абстрактной¹⁷, ни всеобъемлющей, и при любой попытке рассматривать ее как таковую мы наткнемся на противоречия в ней¹⁸.

Пассаж важен для понимания специфики трибуната, прежде всего его судебной власти, ибо право вызова (ius vocationis) и право ареста (ius prensionis) тесно связаны с судебными и коэрцитивными полномочиями магистратов, их юрисдикцией. Согласно Варрону, полнотой прав в судебной сфере обладали лишь магистраты с imperium¹⁹, которые имели право вызова, наказания и ареста. Трибуны, имея viatores, но не обладая imperium, не могли вызывать обвиняемого, но лишь приказать посыльному арестовать его, если он находился тут же²⁰. Квесторы же, будучи помощниками консулов, собственной властью не могли ни того, ни другого²¹. Варрон отмечает также, что магистраты, относящиеся к последней категории, (а сюда он относит и курульных эдилов) могли быть вызваны в суд претора частным лицом (ap. Gell. XIII. 4), из чего мы можем заключить, что такой возможности не предполагалось для трибунов.

Притом что приведенная систематика должностей рассматривает трибунат неотъемлемой частью магистратуры с определенным набором прав, завершающие пассаж рассуждения Варрона ставят под сомнение эту конструкцию: он не обсуждает в них права и полномочия консулов и квесторов, но делает это только в отношении трибунов, тем самым косвенно показывая их иную природу. Для него, живущего в эпоху тотального нарушения республиканской конституции, оказывается важным подчеркнуть, что сам он исполнял должность трибуна в соответствии с правом и авторитетом предшественников: он заявляет, что ни сам, будучи трибуном, никого не вызывал, ни, напротив, будучи триумвиром, не явился по вызову трибуна П. Порция²². Его отказ очевидно остался безнаказанным, что подтверждает и приведенный Геллием аналогичный случай с юристом эпохи Августа Лабеоном (Gell. XIII. 12. 1-3) – трибуны не имели формально-юридических средств воздействия на неявившихся. Однако из контекста пассажа Геллия становится ясно, что действия Варрона представляют скорее исключение, чем правило.

Варрон отмечает, что трибуны вызывали не только частных лиц, но и консулов, и что его коллеги по трибунату пользовались этим правом (Ibid. XIII. 12. 6); он не характеризует их действия как нелегитимные, лишь не считает возможным пользоваться этим правом самому, видя в них mores novi. Геллий, комментируя текст Варрона, выражает недоумение, почему трибун, обладающий правом ареста («iure prendi potest») и заключения в тюрьму («in vincula duci potest»), чью власть он определяет как «summa coercendi potestas» (Ibid. XIII. 12. 9), не имеет права вызова. Он склонен объяснять это тем, что трибуны были созданы первоначально не с целью судопроизводства, а для предотвращения насилия в их присутствии. А. Джованнини использовал этот пассаж как одно из доказательств своей гипотезы, согласно которой плебейские трибуны и плебс были только обвинителями в народном процессе²³: трибуны собирали лишь concilia plebis, где вырабатывалось обвинение, однако суд происходил перед populus под руководством претора.

Отправным для рассуждения Джованнини стал постулат, концептуально покоящийся на воззрениях Т. Моммзена²⁴: «Римский народ с римским сенатом и римскими магистратами есть государство, они обладают государственной властью в ее всеобщности. К совокупности государственной жизни принадлежит вынесение приговора. <…> Плебс и его предводители существуют только для того, чтоб препятствовать решениям и мероприятиям государственной власти или, напротив, побуждать государственную власть к таким мероприятиям и решениям»²⁵. Таким образом, трибунам автор отводит лишь негативные полномочия²⁶ и считает их, в отличие от Варрона, не «магистратами», но «представителями» плебса. Он верно замечает, что отсутствие права вызова у трибунов препятствовало бы исполнению ими судебных полномочий, в связи с чем отрицает, ссылаясь на Авла Геллия, и наличие у них iurisdictio. Однако Геллий вовсе не отвергает iurisdictio трибунов, он лишь отмечает, что его, возможно, не было первоначально²⁷. Не учитывает он и того, что трибуны, несмотря на отсутствие у них ius vocationis, на практике действуют так, как имеющие его, а также не вспоминает о том, что под руководством плебейских трибунов в собраниях по трибам (по крайней мере, после закона Гортензия 287 г. до н.э.) принимались решения (plebiscita), обязательные для всей общины²⁸ и, значит, выражаясь языком автора, трибуны и плебс действовали как «государство», а следовательно, нельзя отвергать трибального судопроизводства под руководством трибунов, не отвергая и трибунского законодательства. Как можно заключить из пассажа Авла Геллия, отсутствие права вызова у трибунов связано не с отсутствием у них судебных полномочий как таковых, а с иной их природой, нежели у патрицианских магистратов с империем²⁹.

Варрон касается трибуната также в пособии Eisagogikos и в «Исследованиях в письмах», где, повествуя о порядке созыва сената, сообщает о том, что трибуны имели право созывать сенат (ius senatus habendi) до плебисцита Атиния, хотя и не были сенаторами³⁰. К какому времени относится плебисцит точно сказать нельзя³¹. Эрнст Бэдиан приводит убедительные аргументы, относя его к промежутку между 168 и 149 гг. до н.э., связывая с Г. Атинием, упомянутым в качестве одного из свидетелей во внесенном Октавием (очевидно консулом 165 г. до н.э.) сенатусконсульте³². По его мнению, плебисцит установил право трибунов быть членами сената, что, как он полагает, предопределило окончательную трансформацию трибуната – трибунов он называет «главами дружественной иностранной власти» («heads of a friendly foreign power») – в магистратуру римского государства, вследствие чего ius auxilii трибунов было «национализировано»³³. По размышлению автора, именно во второй половине II в. до н.э. трибунат превращается в magistratus populi, утрачивает свою политическую и институциональную суверенность, а трибуны сливаются со слоем сенатской аристократии³⁴. Включение трибунов в число сенаторов, действительно, важный символический акт, однако считать его однозначно моментом, ознаменовавшим трансформацию трибунов в magistratus populi, нельзя³⁵. Для нас сейчас важнее, однако, сам факт отсутствия юридического основания для вхождения трибунов в сенат до середины II в. до н.э. При том, что плебеи, занимавшие курульную магистратуру, получили доступ в сенат по крайней мере в IV в. до н.э., да и сами трибуны, занимавшие ранее квестуру (отправная ступень римской cursus honorum), могли быть сенаторами во II в. до н.э., занятие трибуната не было основанием для включения в сенат. Этот запрет исходил не столько из функционального противопоставления трибуната патрицианской магистратуре в силу возможного «конфликта интересов» различных властей, ибо занимавшие ранее квестуру или другие должности трибуны могли быть сенаторами, сколько из иной его сакрально-правовой природы, с которой это функциональное противопоставление непосредственным образом было связано. Объективно плебисцит Атиния закрепил произошедшее размывание границ двух различных сакрально-правовых порядков и дал возможность юристам и антикварам II в. до н.э. унифицировать магистратуру, рассматривать трибунат по аналогии с патрицианской магистратурой, использовать общие инструментальные критерии систематизации, что особенно отчетливо видно у Варрона.

Варрон в Quaestiones epistolicae сообщает нам не только о праве трибунов созывать сенат, но поясняет и сам порядок его созыва³⁶. Из пассажа Геллия видно, что трибуны – фактически единственная магистратура sine imperio³⁷, которая имела право созывать сенат и ставить вопросы на его рассмотрение. Можно усомниться в истинности его последнего утверждения, что трибун имеет приоритет в созыве сената над интеррексом или префектом города, как и в реальности самой ситуации, о которой он говорит, но сомневаться в приоритете созыва сената консулом или претором мы не можем³⁸. Это право, не будучи изначальным, возникло у трибунов благодаря их функциям и полномочиям в сфере представительства плебса, законодательства, судопроизводства и контроля за деятельностью (патрицианских) магистратов.

Здесь же Варрон говорит и о праве intercessio в отношении постановлений сената³⁹. Из пассажа видно, что ему известно членение магистратуры на основе критерия par maiore potestas. Хотя в приведенном пассаже трибунат не назван, исходя из того, что Варрон рассматривает его как часть магистратуры, следует полагать, что он подчиняет и трибунат данному принципу⁴⁰. Он также отмечает, что тот, кто созывал сенат, должен был предварительно произвести жертвоприношение и ауспиции. Однако auspicia в античной традиции тесно связаны с imperium и patres⁴¹, напротив, господствующая античная традиция уверена в том, что трибуны не имели auspicia publica⁴². Варрон же не говорит о каком-то особом порядке созыва сената трибунами – у него он общий для всех магистратов. Поскольку Варрон первоначально излагает этот текст для Помпея в качестве практического руководства, а опирается в его написании на юристов второй половины II в. до н.э. Кв. Элия Туберона и М. Юния Гракхана, то следует думать, что трибуны II–I вв. до н.э. могли поступать именно так, хотя очевидно, что изложенный порядок относится к «патрицианским» магистратам, и распространен ими на трибунов в силу принципа аналогии⁴³.

От большой грамматической работы «О латинском языке», состоявшей также из 25 книг, как и «Древности человеческие», сохранились только шесть книг (V-X), однако они содержат немало важных сведений о римских публичных институтах. Труд был написан в 47–44 гг. до н.э., т.е. после «Древностей»⁴⁴. В сохранившихся книгах речь идет об этимологии (V-VII) и склонении (VIII-X). Теоретическим основанием в разработке этимологии и теории языка служили для Варрона воззрения греческих философов и риторов, а также его учителя – грамматика Элия Стилона, однако в изложении своей концепции он пользовался примерами, заимствованными из латинских источников III–I вв. до н.э., в том числе из исторических⁴⁵ и юридических сочинений⁴⁶, а также из различных документальных источников⁴⁷.

В сохранившейся части трактата Варрон упоминает плебейских трибунов в двух местах: трибуны, наряду с другими магистратами, появляются в пассаже об этимологии термина magistratus (V. 80-82) и в толковании слова inlicium, где он говорит о порядке созыва центуриатных комиций (VI. 9. 86-94). В пятой книге Варрон повествует об этимологии названий римских магистратов, вводя пассаж следующими словами: «[Итак] я приступаю к [разговору] о публичном почете». Пассаж Варрона имеет четко выстроенный порядок представления магистратур⁴⁸: консул и претор (V. 80)⁴⁹, цензор, эдил, квесторы, военные трибуны, трибуны плебса (V. 81)⁵⁰, диктатор и начальник конницы (V. 82)⁵¹. В объяснении отдельных названий должностей Варрон подчеркивает лишь этимологию слова, его происхождение, c которой оказывается связанной и сфера полномочий соответствующего магистрата. В основу общей структурной композиции раздела им положена этимологическая оппозиция magistratus – magistri. В этой связи сначала Варрон представляет магистратов (V. 80-81), а затем magistri – диктатора и начальника конницы (V. 82). Несмотря на этимологический характер пятой книги, этимологическое структурирование здесь неразрывно связано с правовым. Магистраты (не magistri) помещены автором в соответствии с honores publici (т.е., по сути, в соответствии с cursus honorum). Также членение текста на параграфы говорит о подспудном присутствии и иных системообразующих критериев: §§ 80-81 включают консула, претора, цензора, эдила, квестора, военных трибунов, плбейских трибунов, тогда как диктатор и начальник конницы (те, кого сегодня принято относить к экстраординарным) помещены в § 82; магистраты с империем (консул, претор) поставлены на первое место (V. 80) и структурно отделены от остальных (цензор, эдил, квестор, военные трибуны, плебейские трибуны – V. 81).

Как видно из представленной систематики римских должностей, Варрон, как и в рассмотренных выше работах, включает трибунов в число магистратов. Но здесь, как нам представляется, он не просто констатирует этот факт, но намеренно выводя плебейских трибунов из tribuni militum, пытается подчеркнуть генетическую связь между трибунатом и (патрицианской) магистратурой, т.е. средствами этимологии пытается обосновать существование единой системы магистратуры. Выводя трибунов из tribuni militum Варрон не просто обосновывает включение трибунов в магистратуру, но и определяет в ней их место: они объективно оказываются ординарными должностными лицами без империя, стоящими по уровню honores ниже военных трибунов, которых Цицерон (Leg. III. 6) называет magistratus minores. Важным моментом в конструкции Варрона является то, что он не связывает создание трибуната с плебсом (Varro. LL. V. 81), лишь говоря о функции трибуната (защита плебса). Тем самым он исходит из существования магистратуры, критерии систематики которой не социальные, но чисто правовые и функциональные, хотя помещение трибунов в самый низ списка могло быть связано именно с плебейским характером магистратуры трибуната, о чем Варрон ничего не говорит.

В этимологическом построении автора именно этимология выдает его нелогичность. Варрон для всех магистратов указывает, дериватом какого слова является название той или иной магистратуры (e.g.: consul<consulere и т.д.). Однако эта логика нарушена в случае с плебейскими трибунами. Хотя Варрон производит их от военных трибунов, мы не можем рассматривать tribunus plebis дериватом tribunus militum, ибо он говорит не об этимологии слова, а о происхождении самой должности. Об этимологии же tribunus plebis можно говорить здесь лишь опосредованно, поскольку Варрон связывает tribunus militum с tribus. Отсутствие у него специальной этимологии для плебейских трибунов может свидетельствовать о том, что таковой не было и у его предшественников. Объяснение трибунату давалось не через этимологию слова, а через объяснение происхождения самой должности (впрочем, античные грамматики не всегда отделяли одно от другого).

Как явствует из построения фразы, определяющим в характеристике tribunus plebis является не tribunus, а plebs, и именно через него дает толкование Варрон – трибун создан для защиты плебса (LL. V. 81). Из этого исходят все предшествующие и последующие толкователи⁵². Это дает нам основание считать, что связь tribunus – tribus не является определяющей для происхождения трибуната и нет необходимости, как делали некоторые исследователи, возводить плебейских трибунов к главам римских триб⁵³. Античные авторы, этим своим толкованием трибуната, задавали, хотя и иными, так сказать «квазиэтимологическими» средствами, сущностные характеристики трибуната – сферу (плебс) и характер (защита) его деятельности. Название tribunus plebis указывает, таким образом, не столько на tribus, сколько на то, что в его лице мы имеем руководителя плебса, как части римской civitas⁵⁴.

Сомнения в построении Варрона возникают и по иным причинам. В частности, он – единственный из античных авторов, кто прямо выводит происхождение плебейских трибунов из трибунов военных⁵⁵. В истинности этой связи можно усомниться. Сомнения вызывает и место сецессии – Крустумерий, где, по мнению Варрона, был создан трибунат. Ливий, не связывая плебейских трибунов с военными, говорит о Крустумерии (Liv. III. 42-45) в связи со второй сецессией (449 г. до н.э.). Если эти две традиции имеют пересечение, то можно предполагать, что Варрон относил создание трибуната, в противоречии с основной традицией, не к 494, а к 449 г. до н.э.⁵⁶ Примечательно, что современные авторы, следовавшие традиции Варрона, предпочитали не останавливаться на объяснении появления в его фразе Крустумерия⁵⁷. Неясно, является ли пассаж Варрона следованием некой традиции, либо плодом его собственной реконструкции. Но даже если он следовал за некой традицией, сам выбор ее примечателен, поскольку позволил «встроить» трибунат в общую систему магистратур; кроме того, обращение к традиции с Крустумерием давало ему возможность избежать употребления названия другого места сецессии – Sacer mons, к которому склоняется основная традиция⁵⁸ и, в том числе, Цицерон, считавший, что плебс сначала ушел на Священную гору, а затем на Авентин (Cic. Leg. II. 58). Обращение к этому понятию потребовало бы обсуждения специфики трибуната, что противоречило бы его концепции.

Вторым пассажем его сочинения «О латинском языке», который дает важную информацию о трибунате и магистратуре, является рассуждение Варрона о практике созыва центуриатных комиций (LL. VI. 86-95), где он, в отличие от представленного выше пассажа, сообщает и, более того, цитирует свои источники, причем документальные: цензорские таблицы, консульские и квесторские комментарии⁵⁹, а также юридические сочинения М. Юния Гракхана и Кв. Коскония (II в. до н.э.). В противоположность первому пассажу трибуны появляются здесь в рамках непосредственной практической деятельности, а не некой общей системы, что позволяет сопоставить «систему» и «практику». Цитируя цензорские таблицы (VI. 86-87), Варрон говорит, о производстве ценза и lustrum на Марсовом поле цензорами. Он замечает, что при этом обязательно присутствовали претор и плебейские трибуны, хотя и не говорит об их роли⁶⁰. Совместное присутствие этих должностных лиц весьма примечательно. Информация Варрона дополняет данные других авторов об их тесном взаимодействии, прежде всего, в сфере судопроизводства⁶¹. Как ценз, так и lustrum производятся самими цензорами, которые созывают собрание, опрашивают присутствующих, составляя списки, и отводят граждан в город. Примечательно, что трибун оппонирует здесь не цензору, а именно претору. Варрон ничего не сообщает о целях присутствия претора и трибуна. Очевидно, что при нормальном ходе производства ценза, осуществляемого цензором, никакое вмешательство с их стороны не требуется, их присутствие скорее символично: оно выражает присутствие двух типов власти, двух типов магистратур (патрицианской cum imperio и плебейской cum potestate), а вместе с тем, двух типов общностей (patres и plebs), которые, в совокупности, являют собой единство государства и полноту власти. Та и другая, в случае необходимости, могли, несомненно, воспользоваться своими полномочиями. Необходимость присутствия трибуна при производстве ценза исходила из его полномочий, связанных с защитой граждан. Когда сложилась подобная практика однозначно сказать нельзя⁶².

В аналогичном контексте, хотя и в другой связи, трибуны появляются в пассаже о созыве собрания уголовным квестором⁶³. Опираясь на текст эдикта в «Комментарии к расследованию», Варрон сообщает, что (уголовный) квестор имеет право созывать собрания populus только в связи с исполнением им основной функции – расследованием и судопроизводством по уголовным делам, производя вызов обвиняемого через претора⁶⁴. До созыва собрания он должен обсудить дело в сенате с членами сената (т.е. фактически получить первоначально одобрение сената), а также с консулами, преторами, трибунами, и коллегами, и пригласить их участвовать в собрании (contio). Трибуны, таким образом, участвуют, очевидно, как при обсуждении дела в сенате, так и в судебных собраниях, организованных квестором⁶⁵, где выполняют ту же функцию контроля, защиты и представительства плебса, что и при цензе (LL. V. 87). В обоих случаях Варрон включает трибунов в состав магистратов, но в отличие от порядка, представленного выше (V. 80-82), трибуны здесь перечисляются непосредственно вслед за консулом и претором, и лишь затем фигурируют квесторы, что подчеркивает реальное назначение и место трибуната – противопоставление их власти (potestas tribunicia) власти консула и претора (imperium) с целью защиты (auxilium) от последней (e.g.: Cic. Resp. II. 58; Leg. III. 16; Val. Max. IV. 1. Ext. 8).

Варрон здесь делает еще одно важное замечание относительно права магистратов созывать центуриатные комиции⁶⁶. Таковым, по его мнению, обладают консулы и диктаторы (делающие это ежегодно), а также цензоры (которые могут это делать только в связи с производством ценза раз в пять лет). Он подчеркивает тесную связь между этими магистратами и собраниями по центуриям, замечая, что именно через них они и осуществляют управление. Из рассуждения Варрона мы можем заключить a contrario, что трибуны не могли созывать центуриатные комиции, хотя присутствовали на них, что предполагает распространение трибунской intercessio за пределы городского померия⁶⁷.

О воззрениях Варрона на трибунат и шире, на римскую конституцию в целом, мы можем получить важную информацию и из умолчаний, которые присутствуют в рассматриваемом труде. Варрон, например, при том, что он много внимания уделяет созыву центуриатных комиций (LL. VI. 86-95), а также посвящает собраниям курий достаточно объемный пассаж⁶⁸, нигде не говорит о собраниях триб или о каких-то иных собраниях под руководством трибунов⁶⁹. Не случайность такого умолчания косвенно подтверждается тем, что нигде в своем труде Варрон не только не дает этимологии принимаемых такими собраниями plebiscita, но и не использует данного термина вообще. Напротив, этимологию слова lex, тесно связанного с куриатными и центуриатными комициями, мы у него находим (LL. VI. 66); он использует его неоднократно (LL. VI. 66; 71; VII. 15; IX. 20; X. 47). Непосредственным образом с этим связано и отсутствие в его работе анализа этимологии слова plebs; он полностью избегает и его употребления⁷⁰. Напротив, термин populus встречается в труде не раз (LL. V. 1; 35; VIII. 6; IX. 5; 6; 18; 114; X. 16; 74; etc.). Все это позволяет думать, что эти умолчания не являются случайными, а отражают общий концептуальный подход автора, не столько отображающего, сколько моделирующего римские публично-правовые реалии.

Таким образом, картина, которую рисует Варрон, позволяет говорить о наличии у него определенной концепции трибуната и его места в римской публично-правовой системе в целом и в магистратуре, в частности. Варрон, подобно Цицерону, стремится принизить значение трибуната, однако иными, нежели оратор, средствами – «ликвидируя» его как специфический (плебейский по происхождению и природе) институт и унифицируя его с недифференцированной социально магистратурой, объективно являющейся институтом патрицианским по происхождению и природе. Для этой унификации Варрон выводит генетическую связь между плебейским и военным трибунатом, а говоря о его создании, не упоминает о плебсе, лишь подчеркивает его цель – защиту плебса. Тем самым трибунат оказывается неотъемлемой частью системы магистратур лишь функционально (не социально) отличающейся от других магистратских должностей. Демонстрацию этой функции мы можем видеть у него в участии трибунов в производстве ценза и судебных собраниях, организуемых квесторами; в появлении трибунов при перечислении магистратов сразу после магистратов с империем. Вместе с тем, Варрон отмечает низкий уровень honores этой магистратуры, ставя трибунов в общем списке магистратов на последнее место. Эта унификация потребовала от автора и унификации социального порядка римской civitas, для чего Варрон использует категорию populus, отказавшись от категорий plebs и patricii. Чтобы устранить возникающие при этом внутри публично-правовой системы противоречия, ему пришлось вычеркнуть из нее plebiscita, а вместе с ними и собрания в трибах под руководством трибунов, оставив leges вместе с собраниями курий и центурий. С последними, как и с магистратами их созывающими, автор связывает функцию управления. Тем самым он отделяет от нее трибунов и трибы, оставляет трибунам только «негативные» полномочия, лишает их своей социальной опоры (plebs) и института (tribus), через посредство которого, прежде всего, они реализуют свои позитивные полномочия. Можно полагать, что Варрон, подобно Цицерону, считавшему справедливыми только центуриатные собрания, столь же негативно относился к трибунской агитации и законодательной деятельности. Однако раздражение Варрона вызывает не только их законодательная деятельность, но и всякая деятельность, связанная с ius cum plebe agendi, ибо, отрицая наличие права вызова у трибунов, он отвергает и наличие их судебных полномочий. Примечательно и то, что он, подобно Цицерону, негативные новации (отход от mores maiorum в вопросе vocatio) его времени связывает с трибунами. Несмотря на ряд общих с Цицероном подходов к трибунату, позиция Варрона гораздо более консервативна, ибо объективно гораздо теснее смыкается с идеями, заложенными в основание реформ Суллы. Варрону не удалось безболезненно свести трибунат к унифицированной социально магистратуре: созданная им система не смогла обойтись без противоречий и умолчаний, а использование Варроном в отношении трибуната противоречащих его природе понятий auspicia (publica), potestas par/maior, honores publici имеет вид конструирования «по аналогии», носит производный характер и стало возможным благодаря отнесению им трибунов к числу магистратов.

БИБЛИОГРАФИЯ

• Азаревич Д. Патриции и плебеи в Риме. СПб., 1875. Т. 1-2.
• Виллемс П. Римское государственное право. Киев, 1888. Ч. 1.
• Гарсиа Гарридо М.Х. Римское частное право: казусы, иски, институты. М., 2005.
• Дементьева В.В. Государственно-правовое устройство античного Рима: ранняя монархия и республика. Ярославль, 2004.
• Дементьева В.В. Магистратская власть римской республики: содержание понятия imperium // Вестник древней истории. 2005. № 4. С. 61-73.
• Дементьева В.В. Функции квесторов архаического Рима в сфере уголовного судопроизводства // Из истории античного общества: сб. науч. тр. Вып. 12. Нижний Новгород, 2009. С. 187-202.
• Дуров В.С. История римской литературы. СПб., 2000.
• Кофанов Л.Л. Antiquitates rerum humanarum et divinarum Варрона и система римского публичного права // Древнее право. 2006. № 1 (17).
• Лукьянец А.В. Изучение римской должности praefectus urbi в зарубежном антиковедении XIX века // Tabularium. Труды по антиковедению и медиевистике. М., 2003. Т. 1. С. 76-84.
• Ляпунов Ю. Имели ли народные трибуны ауспиции // Журнал Министерства народного просвещения. 1917. № 9. С. 256-287.
• Мельничук Я.В. Некоторые аспекты церемонии lustrum // Древнее право. 2002. № 2(10). С. 73-87; 2003. № 1(11). С. 54-65.
• Моммзен Т. История Рима. СПб., 1994. Т. 1.
• Павлов А.А. Дискуссионные проблемы раннего плебейского трибуната в немецкой историографии XIX в. // Проблемы социально-политической истории зарубежных стран. Сыктывкар, 1997. С. 12-22.
• Павлов А.А. Плебейский трибунат в системе смешанной конституции Полибия и Цицерона // Древнее право. 2004. № 13. С. 19-39.
• Павлов А.А. Libertas (свобода) в исторической концепции Тита Ливия // Диалог со временем. 2009. Вып. 27. С. 219-229.
• Павлов А.А. Плебейский трибунат между магистратурой и представительством народа: к систематике трибуната у Полибия и Цицерона // Мнемон. Исследования и публикации по истории античного мира: сб. статей / под ред. проф. Э.Д. Фролова. Вып. 9. СПб., 2011. С. 159-178.
• Петровский Н.А. Институт аналогии в римской правовой науке и судебной практике // Древнее право. 2007. № 1 (19). С. 83-89.
• Сидорович О.В. Анналисты и антиквары: римская историография конца III–I вв. до н.э. М., 2005.
• Токмаков В.Н. Tribunicia potestas в Ранней республике: военно-правовой аспект // Древнее право. 1998. № 1 (3). С. 67-77.
• Astin А.Е. The Atinii // Mélanges M. Renard. Bruxelles, 1969. Vol. II. P. 34-39.
• Badian E. Tribuni plebis and res publica // Imperium Sine Fine: T. Robert S. Broughton and the Roman Republic / Ed. J. Lindersky. Stuttgart, 1996. P. 187-213.
• Bauman R.A. Lawyers in Roman republican politics: a study of the Roman jurists in their political setting, 316-82 BC. München, 1983.
• Bleicken J. Das römische Volkstribunat: Versuch einer Analyse seiner politischen Funktion in republikanischer Zeit // Chiron. 1981. 11. S. 87-108.
• Bretone M. Technice e ideologie dei giuristi romani. Napoli, 1982.
• Catalano P. Tribunato e resistenza. Torino, 1971.
• Giovannini A. Volkstribunat und Volksgericht // Chiron. 1983/13. S. 545-566.
• Giovannini A. Magistratur und Volk: Ein Beitrag zur Enstehungsgeschichte des Staatsrechts // Staat und Staatlichkeit in der Frühen Römischen Republik. Stuttgart, 1990. S. 406-436.
• Grosso G. Appunti sulla valutazione del tribunato della plebe nella tradizione storiografica conservatrice // Index. Quaderni camera di studi romanistici. 1977/7. P. 157-161.
• Fabbrini F. Tribuni plebis // NNDI. Torino, 1973. XIX. P. 878-822.
• Karlowa O. Römische Rechtsgeschichte. Leipzig, 1885. Bd. I.
• Lange L. Römische Altertümer. Berlin, 1876. Bd. I.
• Linderski J. The Auspices and the Struggle of the Orders // Staat und Staatlichkeit in der frühen römischen Republik. Stuttgart, 1990. P. 34-48.
• Lobrano G. Fondamento e natura del potere tribunizio nella storiografia giuridica contemporanea // Index. 1972/3. P. 235-262.
• Lobrano G. Plebei magistratus, patricii magistratus, magistratus populi Romani // Studia et documenta historiae et iuris. 1975/41. P. 245-277.
• Lobrano G. Il potere dei tribuni della plebe. Milano, 1983.
• Lobrano G. La défense de la liberte publique et individuelle division des pouvoirs ou tribunat // IVS ANTIQVVM. 1996. № 1. P. 53-61.
• Mazzarino S. Note sul tribunato della plebe nella storiografia romana // Index. Quaderni camera di studi romanistici. 1972/3. P. 175-191.
• Margadant G.F. Tribunado de la plebe: un gigante sin descendencia // Index. Quaderni camera di studi romanistici. 1977/7. P. 186-187.
• Mastrocinque A. Aspetti del tribunato alle origini della republica // IVS ANTIQVVM. 1996. № 1. P. 62-68.
• Mitchell R.E. Patricians and Plebeians. The Origin of the Roman State. Ithaca&London, 1990.
• Mommsen Th. Römisches Staatsrecht. Leipzig, 1874. Bd. II.
• Niccolini G. Il Tribunato della plebe. Milano, 1932.
• Niccolini G. Fasti dei tribune della plebe. Milano, 1934.
• Perelli L. Note sul tribunato della plebe nella riflessione Ciceroniana // Quaderni di storia. 1979/10. P. 285-299.
• Rotondi G. Leges publicae populi Romani. Hildesheim, 1962.

• Thommen L. Das Volkstribunat der späten Römischen Republik. Stuttgart, 1989.