КАТАСТРОФА ЗАВОЕВАНИЯ В ЗЕРКАЛЕ ХРИСТИАНСКОЙ МОРАЛИ (ПО «ПРОПОВЕДИ ВОЛКА АНГЛАМ»)

Темпоральные представления в христианской мысли раннего Средневековья основывались на обусловленной религиозными представлениями концепции линейного времени. В отличие от цикличности, присущей языческому восприятию времени, для христиан, особенно образованных клириков¹, составлявших, по сути, всю немногочисленную учёную элиту Запада той эпохи, время имело характер прямого вектора, направленного из древнего (дохристианского) прошлого к кульминационным событиям мировой истории – рождению, жизни, распятию и воскресению Христа, и далее – к ожиданию конца света и Страшного Суда. Это ожидание выражалось, в частности, в неоднократных всплесках милленаристских настроений, связанных с той или иной круглой календарной датой, но могло также выражаться иначе – в предвкушении конца света под влиянием каких-либо политических и социальных катаклизмов, потрясавших время от времени ту или иную страну. Подобные катаклизмы – крупные нашествия завоевателей, стихийные бедствия, социальные потрясения, эпидемии – обычно влекли за собой не только массовые жертвы среди населения, но и деструкцию упорядоченных моделей бытия, вызывая тем самым психологический кризис у современников, крушение в их сознании привычных устоев миропорядка, что воспринималось как признаки грядущего конца этого мира. В рассматриваемом ниже труде англосаксонского церковного мыслителя XI века хорошо заметно, как целый комплекс подобных проблем, обрушившихся на его родину, складывается в общую картину апокалиптических ожиданий.

«Проповедь Волка англам» (Sermo lupi ad anglos) – замечательный памятник англосаксонской церковной литературы и риторики XI в. Она была сочинена видным английским прелатом и церковным подвижником Вульфстаном, архиепископом Йоркским и епископом Вустерским, в 1014 г.², в критический для страны момент завоевания и разграбления её датскими войсками. Псевдоним «Волк», взятый Вульфстаном, видимо, происходит напрямую из первой части его имени, дословно означающей «волк» в большинстве германских языков. Поскольку содержание этого произведения напрямую связано с историческим событийным контекстом, необходимо вкратце рассмотреть последний, чтобы в полной мере уяснить всю сложность ситуации, в которой оказалась английская государственность к моменту создания этого произведения.

Если IX век прошёл для Англии под знаком вторжений викингов, приведших к скандинавской колонизации значительной части страны и образованию Области Датского права (Денло), то X век ознаменовался своего рода «англосаксонской Реконкистой», начатой ещё Альфредом Великим и развернувшейся в полную силу при его потомках – Эдуарде Старшем (899–924), Этельстане (924–939), Эдмунде (939–946) и Эдреде (946–955). В результате Англия была объединена в единое королевство под гегемонией Уэссекса, а прежде независимая Область Датского права огнём и мечом приведена им к покорности. Новообразованное Английское королевство переживало подъём³. Но после вступления на престол Этельреда II (978–1016) набеги норманнов на Англию возобновились. В историографии бытуют противоречивые мнения о причинах и характере этого движения. Одни исследователи делают акцент на том, что набравший силу во второй половине X века процесс формирования ранней государственности в Скандинавии, сопровождавшийся усилением королевской власти, привел к перерастанию обычных походов викингов, осуществлявшихся отдельными представителями знати, в централизованную военную экспансию под руководством королей (конунгов) с целью территориальных присоединений⁴. Другие историки заостряют внимание на том, что походы викингов в этот период осуществлялись зачастую как раз теми представителями скандинавского общества, которые боролись против централизации и сопровождавшей её насильственной христианизации. Проигравшие вынуждены были бежать за море в поисках мест для проживания и средств к существованию, и неудивительно, что значительная их часть выбрала привычные занятия викингов – пиратство, наёмничество и т.п. В частности, многие из них нашли прибежище в портах Нормандии, откуда совершали набеги на Англию⁵.

Завоевательные походы скандинавов конца X–XI вв. часто принимали государственный масштаб и возглавлялись конунгами, но с другой стороны, значительная масса набегов осуществлялась небольшими отрядами пиратствующих вольных предводителей или правителей мелких государств викингов, расположенных на островах Ирландского и Северного морей, в Ирландии, Камберленде.

Так или иначе, походы скандинавов в Англию возобновились, и в итоге вылились в завоевание страны датским королём Свейном Вилобородым и его сыном Кнутом. Среди причин поражений англосаксов следует упомянуть эгоистические, а порой откровенно предательские настроения знати, как высшей, так и локальной. Неоднократно имели место случаи сговора представителей местной элиты с лидерами викингов: в одних случаях это делалось из стремления спасти свою вотчину ценой разграбления викингами соседнего графства или местности, в других – из-за традиционного сепаратизма бывших районов Денло, всегда тяготевших к прежней независимости от уэссекских королей и поддерживавших все нашествия скандинавов, в третьих – из-за нежелания сражаться или из корыстных интересов. В 1009 г. из-за междоусобной распри магнатов Бритрика и Вульфнота фактически погиб английский флот, высланный против датчан. Сказывалось «регионалистское» сознание знати, отождествлявшей свои интересы не столько с абстрактным «отечеством», сколько с собственными владениями, а также преобладание настроений феодальной анархии в среде крупной аристократии, обретшей значительную силу и самостоятельность в ходе войн со скандинавами в X в. и «распоясавшейся» при слабом, безвольном короле. Наконец, стихийные бедствия (голод 1005 г., наводнение 1014 г.) усугубляли этот комплекс проблем, преследовавших Этельреда и его королевство.

«Столь велик был страх перед данами, – повествует летописец, – что никто и думать не мог о том, как изгнать их из страны или защитить её от них»⁶. Этот отрывок даёт представление о той панике и беспомощности, в которой пребывала королевская администрация, не говоря уж о населении. Помимо прочего, датчане захватили церковную столицу Англии – Кентербери – и взяли в заложники архиепископа Эльфги и ряд других церковных иерархов⁷. Раздражённые проволочками с выплатой дани, викинги зверски убили архиепископа, позднее причисленного к лику святых и почитавшегося в Англии как мученика⁸. Хронист сетовал: «Не было предводителя, собравшего бы войско… Когда враги были на юге, армия была на севере, когда они были на востоке – армия на западе… Ни биться с ними толком не могли, ни даже дань вовремя собрать…»⁹.

В 1013 г. начался решающий этап датского завоевания Англии (1013–1017 гг.), характеризовавшийся переходом от тактики пиратских экспедиций датчан к широкомасштабным боевым действиям на территории Англии непосредственно с целью её завоевания. В условиях продолжавшейся бездеятельности и деморализации английских властей Свейн с войском практически беспрепятственно совершил поход через всю Англию, всюду встречая выражение лояльности со стороны местной знати; уже ничто не препятствовало Свейну занять английский престол с соблюдением всех легитимизирующих процедур (коронации, и т.п.), но он внезапно умер 3 февраля 1014 г.¹⁰ Далее последовала вооружённая борьба между Этельредом, а затем его наследником Эдмундом Железнобоким, и сыном Свейна Кнутом, завершившаяся победой Кнута и приходом к власти в Англии датской династии (в его лице). Именно в период краткого затишья между смертью Свейна и дальнейшими военными действиями и увидела свет проповедь Вульфстана – в трагический для страны момент разорения и опустошения её иноземными войсками.

Датское нашествие сопровождалось значительными жертвами и разрушениями, трудностями, связанными с выплатой викингам дани, размер которой возрастал год от года¹¹. Полтора десятилетия военных действий почти на всей территории страны не могли не нанести ей серьёзного демографического и материального урона. Ежегодные записи хронистов свидетельствуют о крайней разрушительности набегов скандинавов; типичная фраза, характеризующая эти набеги: «Даны повсеместно жгли, убивали, разрушали всё вокруг, как обычно»¹². М. Лоусон видит в этом не банальную варварскую брутальность, а своего рода расчёт: чем больше были жертвы и разрушения, тем больше страх и, соответственно, больше готовность выплатить выкуп, лишь бы поскорее избавиться от незваных гостей, способных продолжать свои деяния в том же духе¹³. Это соответствовало средневековой практике войны, когда вместе с противником уничтожались его деревни, челядь, имущество, скот, посевы, и т.д.

Большие потери пришлись на долю военного сословия тэнов, а также защитников крепостей (бургов). Не зная в точности их число, можно, тем не менее, говорить о том, что они были весьма существенными, особенно в последний период войны; битвы Эдмунда Железнобокого с датчанами отличались исключительной кровопролитностью, а о решающей битве при Эшингдоне (1016) хронист вообще писал, что «вся знать Англии погибла там»¹⁴. Хотя это эмоциональное преувеличение, оно подчёркивает серьёзность потерь. Что же касается прочего населения, то здесь цифры неизвестны, и приходится полагаться лишь на упоминавшиеся выше констатации хронистами крайней разрушительности набегов скандинавов.

Переходя непосредственно к проповеди Вульфстана, надо отметить, что крайне интересным и в своём роде знаковым моментом является обращение Вульфстана к другому памятнику английской традиции историописания – труду кельтского (бриттского) историка Гильдаса «О разорении Британии», посвящённому нашествию англосаксов на Британские острова в V–VI вв., которое протекало в сходных условиях и привело к похожим результатам – разрушению прежней государственности, опустошению страны и переходу власти в руки пришельцев из-за моря. Гильдас Мудрый (Gildas Sapiens) (ок. 490–570) был представителем христианской романо-кельтской культуры. В “De excidio Britanniae” Гильдас с морализаторских позиций осуждает своих соплеменников-бриттов, за грехи которых остров подвергся нашествию англо-саксов. В сочинении приводятся различные сведения об истории Британии, хотя их нелегко различить среди библейских цитат и риторических иносказаний автора. В одном из сохранившихся манускриптов труд Гильдаса называется «Печальной книгой о бедствиях, разорении и завоевании Британии» (“Liber querulus de calamitate, excidio et conquestu Brittaniae”).

Сюжетные и риторические параллели между произведениями Гильдаса и Вульфстана, разделёнными промежутком в несколько столетий, заметны невооружённым глазом – прежде всего потому, что англо-саксонское и датское нашествия протекали по похожему сценарию, имели, по сути, одни и те же результаты и одинаково воспринимались современниками данных событий. Жестокое разорение страны, гибель значительной части властной элиты и населения, переход короны в руки новых хозяев вызывали в сознании людей, особенно церковных интеллектуалов (вроде Гильдаса или Вульфстана), ощущение конца света, Апокалипсиса, когда привычные устои мирной жизни неумолимо рушились, и это требовало какого-то объяснения. Данные реалии как нельзя лучше укладывались в рамки библейского представления о линейном времени, которое неизбежно закончится бедствиями и концом мира, описанными в «Откровении Иоанна Богослова». Естественной прелюдией к этому концу, с точки зрения церковных мыслителей, должна была быть нарастающая деградация христианской нравственности, распространение грехов и всевозможной аморальности, следствием чего, в свою очередь, должен был быть тотальный кризис и упадок общественных институтов и государства. Нельзя не отметить в этой связи, что Вульфстан довольно точно отразил этот мотив, навеянный реальными событиями царствования Этельреда – ослаблением королевской и местной власти, многочисленными случаями трусости и предательства со стороны английских магнатов, уклонявшихся от своих военных обязанностей и фактически продававших страну захватчикам в угоду своим интересам, неспособностью властей организовать эффективную оборону. К сожалению, в нашем распоряжении нет столь же исчерпывающих сведений о состоянии бриттского общества и государственности в период вторжения англо-саксов, ввиду скудной источниковой базы, но напрашивается логичный вывод, что Гильдасу приходилось наблюдать аналогичные явления, поскольку его оценка ситуации абсолютно созвучна проповеди Вульфстана, опираясь, по сути, на одни и те же каноны средневекового историописания.

Рассмотрим, какие же признаки грядущего конца света выделяет Вульфстан в своей проповеди. Во вступлении к ней содержится сама по себе мысль о скором пришествии Антихриста, хорошо известная ещё по библейскому «Откровению Иоанна Богослова»:

«…Воистину: этот мир приближается к своему концу. И дела в этом мире идут чем дальше, тем хуже, и, должно быть, будут ухудшаться всё быстрее по причине греховных деяний людей день ото дня, пока не придёт Антихрист… Дьявол ведёт этот народ к краху столь долгие годы… Слишком много преступлений царит в стране, и слишком много людей свободно от должного воздаяния, и ежедневно громоздят одно зло на другое, и совершают несправедливости, и многочисленные нарушения закона по всей этой стране…»¹⁵.

Интересным риторическим приёмом является сравнение христиан с язычниками, которые оказываются добродетельнее в рамках своей религии, нежели плохо исполняющие предписания христианской веры англосаксы:

«В языческих землях никто не смеет недовыполнять того, что предписано культом (их) неверных богов; а мы пренебрегаем божеским долгом слишком часто. В языческих землях никто не смеет взять в храме или вне храма то, что принесено (их) неверным богам в качестве жертвы. А мы совсем лишили храмы божьи каких-либо приношений… и слуги божьи повсюду лишены почёта и защиты. Многие говорят, что среди язычников никто не смеет обижать служителей (их) неверных богов так, как это широко делается сейчас по отношению к служителям Бога здесь, где христиане должны соблюдать закон божий и защищать слуг божьих»¹⁶.

Сравнение с язычниками интересно ещё и потому, что датчане ко времени описываемых событий не были окончательно христианизированы. Хотя христианство насаждалось скандинавскими королями начиная с IX в., христианизация была крайне поверхностной, и большинство населения фактически исповедовало двоеверие или обрядоверие. Король Свейн Вилобородый был человеком языческой ментальности (при формальном крещении), и, таким образом, датское войско, вторгшееся в Англию под его началом, не без оснований могло расцениваться англосаксами, как и предшествующие отряды викингов, опустошавшие страну в IX–X вв., в качестве язычников, в отличие от местных англо-скандинавов, пустивших прочные корни на английской земле и более твёрдых в христианской вере. Так или иначе, риторический приём сравнения добродетелей противника с целью укора в адрес своих соотечественников – весьма характерная черта средневековой и даже античной литературы, хорошо известная, например, по «Германии» Тацита.

Идеалом для Вульфстана вполне в духе его времени видится царствование короля Эдгара – «золотой век» мира и спокойствия, разительно контрастирующий с датским разорением: «Истинно глаголю: необходимо искупление, ибо с тех пор, как умер Эдгар, обязанности (людей) перед Богом столь долго уменьшались в каждом районе этой страны, и законы людские попирались столь много»¹⁷.

От упадка в области нравственности и религии Вульфстан переходит к социальным противоречиям, свидетельствующим о приближении «конца времён» и занимающим одно из центральных мест в проповеди. Как и большинство церковных мыслителей той эпохи, он не утруждает себя анализом каких-либо социальных или политических причин этих негативных явлений; напротив, они имеют провиденциалистское обоснование, неотделимое от общего кризиса нравов и веры в обществе, и мотивируются божьим промыслом:

«Вдовы повсюду вынуждены вступать в брак нечестными путями, и слишком многие (из них) доведены до бедности и совершенно унижены; бедняков предают и жестоко с ними обращаются, и многих, невинных, продают во власть иноземцев… Детей порабощают путём жестоких несправедливостей... Права у свободных людей отнимают, а у рабов – уменьшают... Свободные люди не могут ни сохранить свою свободу, ни ехать туда, куда желают, ни распоряжаться своей собственностью, как им хочется; рабы не могут иметь своей собственности, хотя в то же время у них есть повинности в виде тяжёлого труда… Каждый уменьшает свои благотворительные обязанности перед Богом, а то и пренебрегает ими… Несправедливость и беззаконие стали слишком общераспространёнными и слишком милыми людям. Короче говоря, законы божьи ненавидимы, и учение его презираемо; таким образом, все мы часто опозорены гневом божьим… И этот недостаток станет всеобщим… у всего народа, хотя Господь и хранит нас»¹⁸.

Все это дополняется картинами бедствий войны, отягощёнными стихийными бедствиями, которые пришлись сразу на несколько лет неудачного правления Этельреда:

«Ничто не процветает уже долгое время ни у нас, ни за рубежом… Лишь военное разорение и голод, пожары и кровопролитие почти повсюду, снова и снова. Воровство и убийства, чума, мор и болезни, злоба и ненависть, и ограбление (нас) грабителями… растут налоги, и от бурь частыми стали неурожаи зерна… Теперь часто родич даёт больше иноземцу, чем своему родичу, как и отец – детям, дети – отцу, брат – брату… Никто из нас не распоряжается своей жизнью так, как следовало бы, ни клирики, ни миряне… Слишком уж мы превратили наши желания в законы, и не соблюдаем …законов божьих так, как следовало бы. Ни у кого нет лояльных намерений и уважения по отношению к другим… но почти каждый предаёт и обижает другого словом и делом; и почти каждый бьёт другого в спину постыдными делами и неправедными обвинениями – пусть делает (так) ещё больше, коли сможет… Случается, что раб бежит от господина и, оставив христианскую веру, становится викингом, и после этого происходит схватка между тэном¹⁹ и (этим) рабом, и если раб убивает тэна, то за последнего не уплачивается вергельд его родичам, а если тэн убивает раба, которым он прежде владел, то он должен выплатить за него цену тэна. Глупые, постыдные законы и дани повсюду у нас… Англы полностью разгромлены… и пираты столь сильны… что зачастую в битве один побеждает десятерых (наших), а двое – двадцать… и всё – из-за грехов наших. И часто десяток или дюжина (викингов)… надругаются над женою тэна, или дочерью, или родственницей, а он созерцает это – он, кто прежде считал себя храбрым и сильным… Нынешние несчастья и позор англов – все от гнева божьего. Зачастую два-три викинга обращают в бегство толпы христиан от моря до моря… какой стыд для нас всех, если мы вообще знаем, что такое стыд. А весь этот удар, который мы сейчас претерпеваем, мы искупаем почестями тем, кто нас бьёт. Мы всё платим им (дань), а они каждый день унижают нас – опустошают, жгут, грабят и тащат (награбленное) на корабли. Что же ещё суть эти происшествия, как не гнев божий, ясный и очевидный всему народу?...»²⁰.

Возвращаясь к внутреннему кризису, Вульфстан делает особый акцент на нарушениях лояльности в отношениях между господами и подчинёнными – отношениях, цементировавших феодальное общество. Раннесредневековые государства, в которых вся система власти была построена на личных отношениях нижестоящих и вышестоящих (во главе с самим королём), оставаясь во многом родоплеменной по своему характеру, были тем более уязвимы, чем слабее были личные качества самого вождя и его умение завоёвывать симпатии правящей элиты. Поскольку к Этельреду это определение относится самым прямым образом, можно констатировать, что кризис социальных связей сверху донизу охватил в то время всё английское общество, обретая характер системного. Вот как иллюстрируется этот кризис простыми словами проповеди Вульфстана:

«…Много в стране таких, кто предаёт своих господ разными способами. Величайшее в мире предательство своего господина — это такое, когда человек предаёт душу господина… и когда это ведёт к смерти господина или изгнанию его с родины, и оба этих случая уже произошли в нашей стране: Эдуарда предали и затем убили, а Этельред изгнан из своей страны²¹. Слишком много господ и детей божьих было убито, а вдобавок к тому слишком много невинных людей претерпели разорение… Слишком много христиан было продано за рубеж не так давно, и всё это целиком есть ненависть к Богу… Стыдно говорить о том, что случается повсюду. Ужасно узнавать, как… некоторые на совместные средства покупают женщину и вступают с ней во блудный грех по очереди, как собаки… а потом за деньги продают её — создание божье… во власть врагам. И мы также хорошо знаем преступные случаи… как отец продал иноземцам сына, сын — мать, брат — брата, и так (случается) во всём народе… Многие дают ложные клятвы и нарушают их раз за разом, и ясно, что гнев божий тяжко падёт на нас»²².

Отметим, что клятвопреступление было тягчайшим преступлением в обществе, где устные договоры и клятвы составляли огромный пласт правового сознания, ещё далеко не вытесненный договорами письменными и имевший магический подтекст, унаследованный из варварского (языческого) прошлого и плавно перешедший в христианское понимание правовых связей между людьми. Нарушение личной лояльности на всех уровнях логически неизбежно вело к краху всю социальную структуру общества и само государство.

Таким образом, военное разорение, стихийные бедствия, социальные проблемы и нравственный упадок в обществе сливаются в один неразделимый комплекс несчастий, который предвещает скорый конец мира. Если сравнить проповедь Вульфстана с «Откровением Иоанна Богослова», служившим образцом апокалиптических пророчеств для средневековых мыслителей, то нельзя не заметить, что автор «Откровения» облекал свои мысли в более расплывчатую форму видений, страшных и величественных, но довольно туманных, тогда как Вульфстан воздействует на предполагаемую аудиторию именно жёсткой констатацией конкретных фактов бедствий, происходящих или уже происшедших недавно у всех на глазах. Несомненно, это должно было найти более живой отклик у современной ему публики, на себе испытавшей описанные бедствия и принимавшей всё это близко к сердцу.

Подводя итоги, Вульфстан в который раз обращается к теме морального падения народа как к главной причине бедствий. При этом, его призывы к «защите» можно понимать двояко: усмотреть в них, с одной стороны, прямой призыв к отпору иноземным захватчикам, что, безусловно, было актуальным, а с другой — к внутреннему самосовершенствованию, улучшению нравов и изживанию всех грехов, которые привели общество к столь гибельному положению дел. При этом проповедник отнюдь не даёт каких-либо гарантий счастливого освобождения от земных, мирских неурядиц, обрушившихся на английский народ, но скорее делает акцент на спасение души, тем самым предполагая важную для любого христианина идею о преодолении грядущего конца света через жизнь вечную, райскую, уготованную праведным душам после Страшного Суда:

«Неудивительно, что с нами происходит несчастье: нам хорошо известно, что слишком много лет люди слишком часто не заботились о том, что они творят словом или делом; этот народ, как кажется, слишком испорчен многочисленными грехами и плохими деяниями – убийствами и другими злодействами, скупостью и алчностью, воровством и грабежами, торговлей людьми и языческими обрядами, предательствами и мошенничествами, нарушениями закона и обманами, нападениями на родичей и… прелюбодеяниями, инцестами и прочими блудными деяниями… Стало так, что повсюду люди стыдятся скорее добродетели, чем злых дел… И поскольку люди так поступают, оскорбляя всё то, что они должны почитать, и ненавидя всё то, что должны любить, это приводит (их) к злым намерениям и делам, словно им не стыдно так грешить… даже против самого Господа… Им стыдно искупить свои греховные деяния, как тем людям из книг, которые из-за своей гордыни не будут защищать себя от несправедливости дотоле, пока уже не смогут это сделать, даже если и захотят… Но давайте же, во имя Господа, сделаем необходимое – защитим себя так убедительно, как только можем, пока мы все не погибли.
Был во времена бриттов историк по имени Гильдас, который писал… как грехами своими они привели в ярость Бога настолько, что он в итоге позволил войскам англов завоевать их землю и разбить бриттов совершенно. И произошло это, по его словам, из-за попрания законов клириками и мирянами…, неправедного суда…, трусости посланников божьих, которые… мычали сквозь (сжатые) челюсти там, где надо было бы кричать во весь голос… Из-за многочисленных грехов, которыми они разрушили свою страну и сами погибли. Но давайте же воспримем из всего этого предупреждение, поскольку нам это нужно… Мы знаем о греховных деяниях англов, и о том же слышали относительно бриттов. Таким образом, нам необходимо задуматься и обратиться… к самому Господу… Давайте же возлюбим Бога и будем следовать законам божьим, и добросовестно выполнять то, что мы обещали, принимая крещение… И будем размышлять почаще о Страшном Суде, на который мы все попадём, и спасём себя от пламени адских мук, и достигнем славы и радостей, уготованных Богом тем, кто претворяет его волю в мире»²³.

Наконец, поскольку речь зашла о Гильдасе, имеет смысл сравнить, в каких словах кельтский писатель обрисовывает картину, аналогичную сюжету из проповеди Вульфстана, а конкретнее — какие причины грядущего конца он выделяет:

«У нашего народа всегда было в обычае, что он неспособен к отражению иноземных врагов, зато храбр и непобедим в междоусобных войнах… неспособен к миру и правде, зато горазд в злобе и лжи… Ненависть к истине… сейчас разрушает любое добро на (нашем) острове; любовь к лжи… к преступлению вместо доблести, уважение к злобе вместо доброты, любовь к тьме вместо солнца, принятие Сатаны за ангела света.
Королей выбирали… по тому, кто как превзошёл прочих в жестокости, а вскоре после этого избравшие их же и убивали… потому что находили ещё более жестоких. Если кто-то из них был мягче по характеру или как-либо более восприимчив к истине, на него взирали как на разрушителя государства… Они творили всё это вопреки своему спасению, как если бы не было воздаяния (за это свыше). И не только миряне поступали так; даже пастыри господни, должные служить людям примером, проводили своё время в пьянстве… У Британии были короли — но они были тиранами; судьи — неправедными; совершенно вовлечёнными в грабёж и хищения, но всегда невинные были им добычей; при избытке жён подверженными разврату и прелюбодейству; всегда готовыми давать клятвы и столь же часто их нарушать… Они ведут войны, но войны против своих же соотечественников, несправедливые; они строго карают преступников по всей стране, но те, кто сидит с ними за столом, сами — воры… Они обильно раздают пожертвования, но по сравнению с этим из их преступлений можно навалить целую гору; они сидят на троне правосудия, но редко пекутся о справедливом суде; они обижают невинных и убогих, но используют любой случай, чтобы до крайности возвеличить бесчеловечное; гордецы…убийцы, развратники, враги Бога…»²⁴.

Нетрудно заметить, что мотивы катастрофы кельтской Британии перед лицом англосаксонского нашествия у Гильдаса фактически те же, что и в проповеди Вульфстана, хотя, в отличие от последнего, Гильдас в большей степени обличает правящую элиту бриттского общества, уделяя остальным слоям населения буквально пару слов. Упоминание о Сатане у Гильдаса видится отнюдь не случайным, так как именно этот образ тесно связан с представлениями о конце света, Апокалипсисе и последующем Страшном Суде. Стиль повествования Гильдаса отличается от стиля Вульфстана большей красочностью и цветистостью, испытывая очевидное влияние античной традиции, близкой первому по времени гораздо больше, чем второму, а также ввиду разных целей произведений: неизвестно, использовался ли когда-нибудь труд Гильдаса для прочтения в устной форме, в отличие от «Проповеди Волка», жанрово предназначенной для этого. Однако, в обоих случаях хорошо заметно, что идея о грядущем конце мира навеяна текущими реалиями жизни – кризисом государственности, упадком нравов в обществе, социальными противоречиями, и мрачный финал в виде иноземного завоевания и разорения видится закономерной расплатой страны и народа за накопленные неправедными деяниями грехи, искуплением последних. В этом трагизме прослеживается даже некоторая нотка страдальческого злорадства мудреца, который сетует на невнимание глупого, погрязшего в грехах люда к давно предсказывавшимся проблемам в области морали и самого бытия общества и государства.