Георгий Ильич Мирский (1926–2016) – выдающийся историк, политолог и востоковед. В разные годы он работал в Институте мировой экономики и международных отношений Российской академии наук, Московском государственном институте международных отношений, Национальном исследовательском университете «Высшая школа экономики» и других образовательных и научно-исследовательских учреждениях. Г.И. Мирский известен экспертному и академическому сообществу России и зарубежных стран благодаря его исследованиям, посвященным политике на Ближнем Востоке, международному терроризму, религиозным течениям внутри ислама, израильско-палестинскому и другим международным конфликтам в ближневосточном регионе.

Отдельного внимания заслуживает вклад Г.И. Мирского в разграничение категорий, которые ранее хаотично использовались в экспертно-аналитической литературе как взаимозаменяемые. При этом, в одни и те же понятия экспертами вкладывалось совершенно разное содержание, часто противоположные смыслы. Прежде всего, речь идет о таких категориях, как «исламизм», «фундаментализм», «джихадизм», «исламистский экстремизм», «радикализм», «терроризм» и др. Определению границ данных дефиниций Мирский посвятил ряд работ. Так, в 1998 г. в своей статье «Ислам и нация: Ближний Восток и Центральная Азия» Мирский обратил внимание читателей на ряд публикаций известных западных ученых (прежде всего, Даниэля Пайпса и Джона Эспозито), которые постулировали замену субъекта конфронтации с Западом: если раньше боролись с марксизмом и коммунизмом, то теперь угроза для развитого мира виделась уже в исламском фундаментализме1.

Почему это произошло? Как появилась эта угроза?

Исламский мир после пережитой в 1920-х гг. фактической ликвидации халифата (Османской империи) переживал явный упадок в социально-экономической и политической сферах. Противоречия внутри исламской уммы возрастали. А любой политический кризис в мусульманском обществе возрождает историческую память о периодах расцвета исламского мира, отсылает вновь и вновь к ключевому вопросу о причинах снижения роли ислама в международных процессах. Все это и создает прочную основу для развития фундаменталистских настроений. Г.И. Мирский определяет исламский фундаментализм (он считал данную категорию не совсем точной, но она уже прочно вошла в оборот2) как движение за «возврат к “праведному пути”, к устоям веры»3. Хотя религиозный фундаментализм зародился среди суннитов, фундаментализм как политическое движение возник из шиитской ветви ислама4. Развитие фундаментализма в исламе связано с отторжением западного образа жизни, неприятием процесса унификации различных культур под знаменами вестернизации. Для фундаменталистов западный путь развития ассоциируется с империализмом и отрицанием целого набора привычных для мусульман ценностей, а социализм несет в себе материалистические, безбожные идеи и смыслы. Справедливо будет отметить, что подобные взгляды популярны не только среди мусульманского сообщества, но почти во всех развивающихся странах, однако реальный потенциал бросить вызов текущим тенденциям развития миропорядка Мир-ский видел только в исламе, «сконцентрировавшем мощь Востока»5.

Фундаментализм, интерпретируемый Г.И. Мирским в контексте возврата к «подлинному исламу», служит идейной основой исламизма6. При этом исламизм синонимичен радикальному политическому исламу и не является феноменом религиозным7. Речь идет о самоидентификации исламистов в качестве единственной силы, способной сохранить ис-ламскую цивилизацию как таковую. Исламизм Мирский предлагает рас-сматривать не как борьбу бедного Юга и богатого Севера, а скорее как противостояние несправедливости, сохранившейся со времен колониального периода. Описывая современное ему состояние мусульманского общества, Мирский отмечает, что значительная часть населения стран третьего мира ощущает себя «глобальным маргиналом» и представляет собой не что иное, как «транснациональный underclass»8. В данном конкретном случае исламизм есть абсолютно антиимпериалистическое дви-жение. И если политическая деколонизация в историческом процессе привела к созданию независимых государств, а затем стала основой для деколонизации экономической, для обретения экономического суверенитета и самостоятельности, то исламизм имеет своей целью завершить деколонизацию в культурном, духовно-идеологическом поле9.

Для исламского фундаментализма характерны тенденции трансформации в сторону экстремизма и терроризма. Но фундаментализм и терроризм – это не одно и то же: «Можно быть фундаменталистом и в то же время осуждать экстремизм, а тем более терроризм»10. По глубокому убеждению Г.И. Мирского: «Идеологическая непримиримость отнюдь не тождественна насилию… Ислам как таковой не является верованием, которому внутренне присущи экстремистские и тем более террористические интенции»11. Действительно, развитие исламского фундаментализма имеет отношение больше к определенным социально-экономическим процессам, нежели к мусульманской религии. По сути, фундаментализм в исламе есть политическое выражение глубокого социального кризиса, а экстремизм и терроризм черпают свою жизненную силу в бедственном положении населения отсталых и развивающихся стран. Как отмечает Г.И. Мирский: «Исламский радикализм берет свою силу в жгучем ощущении несправедливости, которое испытывают люди в Азии и Африке, особенно в арабском мире»12.

Однако корни этих явлений заключаются не только в экономических причинах, равно как и не в сугубо духовной сфере13. Г.И. Мирский по этому поводу часто цитировал слова аятоллы Хомейни, своеобразно прокомментировавшего ухудшение экономического состояния Ирана после исламской революции: «Мы не для того совершили революцию, чтобы снизить цены на дыни»14. Можно добавить, что исламистский экстремизм и терроризм получили развитие далеко не в самых отсталых по уровню жизни странах – в Египте, Саудовской Аравии, Индонезии15. Скорее, истинные причины лежат в синтезе духовного и экономического – в необходимости реагировать на «длительную эпоху унижения», на глобализацию, итогом которой стало отставание мусульманского мира и в различных областях жизни – и в экономике, и, например, в науке16.

Г.И. Мирский подразделяет фундаментализм на оборонительный и наступательный типы. Именно наступательный фундаментализм представляет собой не что иное, как исламский радикализм. Отличие его, главным образом, заключается в использовании принципа «джихада» как эффективного, часто, единственно возможного способа борьбы и противостояния западному миру, восстановления справедливости, возрождения ислама. Здесь Мирский делает важное замечание относительно того, что никогда в истории мусульмане не объявляли войну христианству, так как это авраамическая религия, а христианские пророки также почитаются и в исламе. Цель джихада – это борьба не с христианским миром, а с коллективным Западом, «декадентским» западным обществом17. Корни ненависти к Западу «носят не религиозный, а культурно-цивилизационный, психологический и геополитический характер»18. «Мусульмане клеймят Запад не за то, что он следует неверной религии – ведь это все же “религия Книги” – а за то, что он не имеет религии вообще. В глазах мусульман западный секуляризм, атеизм, проистекающая из этого аморальность – это гораздо большее зло, чем породившее их христианство»19.

Г.И. Мирский считает, что переживаемый мусульманским обществом кризис – не следствие «отсталости» мусульман в вопросах секуляризации. Отделение религии от государства для мусульман невозможно. Формула «“Богу – Богово, а кесарю – кесарево” мусульманам вообще непонятна»20, – замечает он. При этом мусульмане имеют значительный опыт в построении государства с недекларируемым, но фактическим разделением светской и духовной власти. «Если бы в нем [в исламе – прим. авт.] не происходили процессы секуляризации и модернизации, не было бы и нужды в идее возврата к истокам... гибкость и динамизм этого [мусульманского – прим. авт.] общества недооценивается многими до сих пор»21. Отсюда вытекает то, что фундаментализм возникает в результате неудачного опыта адаптации общества и государства к западной модели. На государственном же уровне результатом таких процессов стала ресакрализация, реисламизация государства, выраженная не всегда в стремлении к теократической трансформации, сколько к показательным «полумерам», которые от правящих элит требовало время. Мирский приводит примеры внесения изменений в конституции Пакистана, Египта, Судана, Йемена с 1973 по 1991 гг.22 Именно несостоятельность светских режимов правления в мусульманских странах стимулировала зарождение исламизма и их реисламизацию23.

Такая реисламизация этих стран представляет собой явление, которое гораздо шире исламизма, скорее исламизм является одним из ее проявлений. Г.И. Мирский критически относился к концепции «возрождения ислама» («Islamic Resurgence», «Islamic Revival») и заявлял, что «Ислам не умирал и поэтому не может возродиться»24. Мы можем говорить о «подъеме самосознания мирового мусульманского сообщества», но не о возрождении ислама25.

Г.И. Мирский считал абсолютно некорректным использование термина «исламский терроризм», остроумно замечая, что его употребление сродни некорректному обозначению колонизации Африки европейцами в XIX в. «христианской колонизацией»26. Ошибкой он считал и использование устойчивого выражения «международный терроризм». С его точки зрения, терроризм представляет собой транснациональную децентрализованную сеть, объединенную общей идеологией и в современном виде является не исламским, а исламистским27. «Всплеск [современного – прим. авт.] террористического исламизма связан с карди-нальными переменами геополитического характера», с окончанием холодной войны, когда с политической карты мира исчез главный субъект конфронтации Соединенных штатов – Советский Союз. При этом «исламистский террор способен ударить чудовищным бумерангом по самому мусульманскому миру»28. Мирский не раз подчеркивал и то, что мы до сих пор неправильно трактуем истиные цели террористов, которые заключаются не в убийстве бóльшего числа людей, а в деморализации общества и разрушении самого общественного уклада с такими его привычными составляющими, как «государство», «универсальные ценности», «демократия» и т.п. Важно осознавать, что исламский мир не приветствует терроризм. Сложно представить, считает Мирский, что мусульмане узнают новости о гибели американцев или европейцев от террористических атак с удовлетворением, однако, они могут и задают совершенно закономерный вопрос: чем же палестинцы или граждане Афганистана, погибающие от действий израильской армии или под ударами американских бомб, отличаются от жителей Нью-Йорка, погибших в результате терактов 2001 года? И Западу еще предстоит научиться отвечать на этот вопрос29.

Наряду с термином «исламский терроризм», по-иному Г.И. Мирский требует рассматривать и термин «джихад», среди общепринятых значений которого: распространение мусульманской веры, защита ислама, включая вооруженную борьбу с его противниками, призыв к добродетели и т.д.30 Главный смысл джихада, подчеркивает Мирский, – «в стремлении следовать воле Бога, идти по указанному им прямому пути, быть добродетельным, совершенным мусульманином»31. В связи с этим, одностороннее и ограниченное понимание джихада как вооруженной борьбы в корне неверно. Использование данного термина в та-ком ключе, наполнение его яркими и агрессивными образами – главный идеологический инструмент экстремистов32. Джихад не может проводиться против гражданских лиц, джихаду предписывается быть начатым только с позволения на то высших духовных лиц и только после предупреждения противника. «Все это полностью нарушается современными джихадистами, …спекулирующими на таком феномене, как мусульманская солидарность»33. Именно поэтому джихадизм, по сути, имеет мало общего с концепцией джихада. Джихадизм определяется Г.И. Мирским как транснациональный исламистский терроризм34.

В целом, ислам представляется Г.И. Мирскому больше чем просто религией, скорее мировозрением. Говоря об «исламской цивилизации» или «исламском мире», мы уже не можем придерживаться территориального фактора, равно как и критерия этнической, национальной идентификации, не можем мы и считать скрепляющими элементами общую культуру и историю или социально-экономическое положение. «Мусульманская солидарность базируется не только на едином вероисповедании, но и на вытекающем из самих устоев ислама мироощущении»35, - абсолютно верно отмечает Мирский. Что касается «исламской угрозы», то Г.И. Мирский ссылается на Д. Эспозито, который на заданный ему вопрос о том, существует ли исламская угроза, ответил: «В известном смысле – да. Точно так же, как существует западная угроза или иудео-христианская угроза»36.


БИБЛИОГРАФИЯ / REFERENCES

Мирский Г.И. "Политический ислам" и западное общество // Полис. Политические исследования. 2002. №. 1. С. 78-86 [Mirskij G.I. "Politicheskij islam" i zapadnoe obshhestvo // Polis. Politicheskie issledovanija. 2002. №. 1. S. 78-86].

Мирский Г.И. Бен Ладен, Аль-Каида и судьба джихадизма //Мировая экономика и международные отношения. 2011. № 12. С. 31-48 [Mirskij G.I. Ben Laden, Al'-Kaida i sud'ba dzhihadizma // Mirovaja jekonomika i mezhdunarodnye otnoshenija. 2011. № 12. S. 31-48].

Мирский Г.И. Возврат в средневековье? // Россия в глобальной политике. 2006. Т. 4. № 5. С. 8-19 [Mirskij G.I. Vozvrat v srednevekov'e? // Rossija v global'noj politike. 2006. T. 4. № 5. S. 8-19].

Мирский Г.И. Ислам и нация: ближний восток и центральная Азия // Полис. Политические исследования. 1998. № 2. С. 77-82 [Mirskij G.I. Islam i nacija: blizhnij vostok i central'naja Azija // Polis. Politicheskie issledovanija. 1998. № 2. S. 77-82].

Мирский Г.И. Ислам, исламизм и современность // Россия и мусульманский мир. 2011. № 12. С. 164-171 [Mirskij G.I. Islam, islamizm i sovremennost' // Rossija i musul'manskij mir. 2011. № 12. S. 164-171].

Мирский Г.И. Ислам: история и современность // Новая и новейшая история. 2010. № 1. С. 1-39 [Mirskij G.I. Islam: istorija i sovremennost' //Novaja i novejshaja istorija. 2010. № 1. S. 1-39].

Мирский Г.И. Исламизм-третья ступень ракеты деколонизации? // Россия и мусульманский мир. 2009. № 9. С. 175-184 [Mirskij G.I. Islamizm-tret'ja stupen' rakety dekolonizacii? // Rossija i musul'manskij mir. 2009. № 9. S. 175-184].

Мирский Г.И. Исламистский терроризм не сказал последнего слова // Россия и мусульманский мир. 2007. № 2. С. 168-171 [Mirskij G.I. Islamistskij terrorizm ne skazal poslednego slova // Rossija i musul'manskij mir. 2007. № 2. S. 168-171].

Мирский Г.И. Исламская цивилизация в глобализирующемся мире // Россия и мусульманский мир. 2004. № 12. С. 126-144 [Mirskij G.I. Islamskaja civilizacija v globalizirujushhemsja mire // Rossija i musul'manskij mir. 2004. № 12. S. 126-144].

Мирский Г.И. Исламский фундаментализм, сунниты и шииты // Россия и мусульманский мир. 2009. № 1. С. 155-182 [Mirskij G.I. Islamskij fundamentalizm, sunnity i shiity // Rossija i musul'manskij mir. 2009. № 1. S. 155-182].

Мирский Г.И. Кто противостоит цивилизованному миру // Россия и мусульманский мир. 2004. № 11. С. 129-134 [Mirskij G.I. Kto protivostoit civilizovannomu miru // Rossija i musul'manskij mir. 2004. № 11. S. 129-134].

Мирский Г.И. Феномен ИГИЛ // Россия и мусульманский мир. 2015. № 12. С. 151-158 [Mirskij G.I. Fenomen IGIL // Rossija i musul'manskij mir. 2015. № 12. S. 151-158].

Мирский Г.И. Шииты в современном мире // Россия в глобальной политике. 2005. Т. 3. № 6. С. 128-141 [Mirskij G.I. Shiity v sovremennom mire // Rossija v global'noj politike. 2005. T. 3. № 6. S. 128-141].

Esposito J.L. The Islamic Threat: Myth or Reality? NY, Oxford: Oxford University Press. 1992.

Mirskii G.I. "Political Islam" and Western Society // Russian Politics & Law. 2003. Т. 41. № 2. С. 29-44.

Mirskiy G. Islamic Fundamentalism and International Terrorism // Central Asia and the Caucasus. 2001. Т. 6.

Pipes D. “The Muslims Are Coming! The Muslims Are Coming!” // National Review. 1990. Т. 42. № 22. С. 28-31.


  1. Мирский 1998: 78. 

  2. Термин «фундаментализм» своим появлением обязан Всемирной христианской фундаменталистской ассоциации, которая была создана в 1919 г. для защиты исходных положений христианской веры (См.: Мирский 2002: 78). 

  3. Мирский 1998: 78. 

  4. Мирский 2005: 133. 

  5. Мирский 1998: 78. 

  6. Мирский 2002: 81. 

  7. Мирский 2009a: 175, 181. 

  8. Мирский 2006: 10. 

  9. Мирский 2009a: 175. 

  10. Мирский 2010: 10. 

  11. Мирский 1998: 79. 

  12. Мирский 2010: 10. 

  13. Мирский 2009a: 177-178. 

  14. Мирский 2011b: 166. 

  15. Мирский 2010: 15. 

  16. Мирский 2009a: 180. 

  17. Мирский 2004b: 131. 

  18. Мирский 2002: 78. 

  19. Huntington 1997: 213-214. Цит. по: Мирский 2002: 79. 

  20. Мирский 2002: 78. 

  21. Мирский 2004a: 128-129. 

  22. Там же: 129. 

  23. Мирский 2006: 12. 

  24. Мирский 2010: 18. 

  25. См.: Мирский 2011b: 165. 

  26. Mirskiy 2001: 2. 

  27. Мирский 2007: 169. 

  28. Мирский 2009a: 183. 

  29. Mirskiy 2001: 12. 

  30. Там же: 7. 

  31. Мирский 2004a: 136. 

  32. Mirskiy 2001: 7. 

  33. Мирский 2010: 13, 15. 

  34. Мирский 2011a: 31. 

  35. Мирский 2004a: 127. 

  36. Esposito 1992: 82.