Рецензируемый научный труд – часть шеститомного издания всемирной истории, созданного в рамках масштабного проекта Института всеобщей истории РАН, инициированного главным редактором академиком А.О. Чубарьяном. Рассказывая о замысле издания, Л.П. Репина выделяет принципиальные идеи проекта: «Издание должно иметь строго научный характер и давать обновленное представление о мировой истории. Это должна быть всемирная история без европоцентризма, с раскрытием культурно-исторических особенностей развития каждого региона и многовекового процесса расширения, углубления и переплетения связей между народами и культурами, с установкой на сочетание глобально-цивилизационного подхода с антропологическим, придающим истории “человеческое измерение”. Структура издания определяется последовательной комбинацией хронологического и проблемного принципа, с включением разделов компаративного характера. В основу структуры отдельных томов были положены ряды хронологических срезов, позволяющие дать панораму истории народов в их взаимодействии»1. Реализация проекта потребовала длительного времени и творческих усилий большого числа российских ученых разных поколений и эпистемологических ориентаций. Среди авторов – специалисты многих академических институтов и университетов страны. В известном смысле это издание можно рассматривать как коллективный портрет современного профессионального сообщества историков России.
Современный мир, живущий «в полумраке уходящей национальной и возникающей космополитической эпохи» (Ульрих Бек), остро нуждается в обновлении языка и концептуального аппарата. В этих условиях социальные и гуманитарные науки заново осмысливают вечные эпистемологические вопросы. Каков оптимальный статус исторического знания в обществе? В чем заключается специфика исторического познания и его методов? Какой язык необходим для представления человекомерной исторической реальности? Как преодолеть неизбежную идеологическую и социокультурную зависимость познающего и пр. Глобальный подход, позволяя децентрировать взгляд, приглашает историка внимательно отнестись к пространственным ареалам и их населению, обещая дополнительные возможности в исследовании явлений и процессов разных масштабов. Однако этот выигрыш может состояться лишь в том случае, если будут по максимуму учтены новейшие исследования.
Читая пятый том «Всемирной истории», я прежде всего попыталась понять, в чем проявляется новизна этого труда. Как, каким образом, и в какой мере авторскому коллективу увесистого тома (939 с.!) удалось обновить наши представления о мировой истории XIX века.
История XIX века в глобальной перспективе невозможна без размышлений об относительности хронологий. И дело не только в множественности календарных порядков в мире, но и в том, что календарное время не совпадает с качественно разнородным историческим временем. В книге темпоральную матрицу для поиска системы координат в многослойной исторической материи задает концепт долгий XIX век (1789–1914). Условность хронологических границ очевидна. Ю. Остерхаммель, например, писал, что завершение долгого XIX в. «неожиданным падением занавеса в августе 1914 г.» удобно, но не вполне корректно, поскольку «лишь с завершением войны человечество заметило, что оно больше не живет в XIX в.». Начало долгого века событиями Французской революции тоже конвенционально, ибо ее воздействие на современников в их настоящем имело место лишь на Западе2. Конструкционистская природа концепта долгий XIX век компенсируется в книге наличием множества более тонких периодизаций в рамках стран, регионов, континентов, включенных в описания отдельных событий, а также в страноведческих, региональных и тематических очерках.
Содержательные характеристики XIX столетия отличаются от других многозначной неопределенностью. Чаще всего этот период воспринимают как переходный, подготовивший современность, но простота понятия современность обманчива. Если понимать современность преимущественно как проект модернизации (успешной/неуспешной, завершенной/отложенной), как это сделано в книге, то привычная телеологичность мышления вкупе с идеей развития неизбежно рождает образы становления от простого к сложному. При этом оговорки о разрывах, упадках, отступлениях не помогают развеять убедительность этих образов. Хотя еще Ф. Бродель писал о том, что история движется как испанская процессия: каждый шаг вперед сопровождается двумя шагами назад. Возможны и другие подходы. Так, М. Фуко предложил воспринимать современность не как период с определенными характеристиками, но как установку (одновременно эпистемологическую и этическую) того, кто эту эпоху изучает. Такое восприятие предполагает вдумчивое использование понятия репрезентация, изучение не отвлеченного исторического процесса, а способов мыслить/чувствовать/действовать, свойственных конкретным людям и сообществам. В последние 20 лет обсуждается теория «множественных модерностей»3, но вопрос о том, как ее использовать, работая с историческим материалом в глобальной перспективе, остается открытым. Ясно лишь то, что включение в исторический нарратив «человекомерной реальности» невозможно без широкого антропологического понимания культуры и рефлексивной позиции ученого. В то же время понятие «культурной современности», родившееся в 1860-е гг. в процессе осмысления эстетического разрыва, получило развитие в конкретных исследованиях, предложивших использовать этот термин во множественном числе4. Эти работы связаны с понятием «режима историчности», нового восприятия будущего и лучше всего представлены на материале XIX века в работах по культурной истории.
Наряду с идеей длительности важную роль в реализации концепции тома играет идея асинхронности преобразований в разных частях света. При этом убедительно показано, что выбор инструментов модернизации зависел не только от соотношения экономических укладов, но и от состояния государственных институтов и элит в разных странах.
Разделения мира на Запад и Восток в книге нет. Эта дихотомия проблематизирована уже во Введении, а ее относительность закреплена структурой тома и организацией материала в обобщающих главах. В пространственных терминах долгий XIX век представлен сквозь призму мир-системы, т.е. центра и периферии, в которой наряду с государствами-нациями важную роль играли империи, как континентальные, так и колониальные. Теоретическое введение (В.С. Мирзеханов), насыщенное мыслью и обобщающими характеристиками, обещает акцент на динамичности и разнонаправленности процессов, а также глобальный взгляд на явления, события и действующих лиц с учетом таких новейших подходов к изучению мировой истории, как история цивилизаций, трансферов, а также история транснациональная, связанная и перекрестная (transnational history, histoire croisée, entanged history) (с. 14).
Структура тома выстроена в соответствии с глобальной и локальной перспективами. В первой части «Становление индустриального общества: тенденции глобализации» в восьми проблемных главах описаны важнейшие явления формирующегося индустриального мира: промышленная революция (А.В. Ревякин), экономический рост, демографические сдвиги, массовые миграции (В.С. Мирзеханов, В.А. Мельянцев, С.Б. Вольфсон), социальные процессы (А.А. Эсеров), языки высокой культуры (И.В. Кондаков, В.С. Парсамов), образование и наука (А.Н. Дмитриев, Н.В. Ростиславлева, М.В. Лоскутова), медицина (А.М. Сточник, С.Н. Затравкин), религия и церковь (С.Г. Антоненко), политика и общество (И.П. Таньшина, М.П. Айзенштат).
Связь между локальным и глобальным обеспечивается также содержательным аналитическим разделом «Империи и нации в долгом XIX веке» (А.И. Миллер), выполняющим роль введения в самую большую – вторую часть тома «Мир-система XIX века: империи и нации», а также ее оригинальной структурой. В первом разделе «Европа и мир: тернистый путь к глобальной системе государств», состоящем из десяти глав, материал организован в страноведческом и региональном ключе: «Pax Britannica: Великобритания» (М.П. Айзенштат), «Pax Britannica: Доминионы» (А.А. Эсеров, А.Н. Учаев), «Pax Britannica: Индия» (Л.Б. Алаев), «Франция: от наполеоновского деспотизма к парламентской демократии» (А.В. Ревякин), «Закат испанской империи» (И.Ю. Медников), «Португалия: угасание великой империи» (А.П. Черных), «Нидерланды: маленькая европейская страна–большая колониальная держава» (Г.А. Шатохина-Мордвинцева), «Бельгия: королевство и империя» (А.С. Намазова), «Юго-Восточная Азия» (В.А. Тюрин), «Африка южнее Сахары» (А.С. Ба-лезин). Во втором разделе «Переходный век монархий Запада и Востока: от старого порядка к модерну» представлен «Русский XIX век» (В.С. Пар-самов), «Габсбургкая монархия в XIX веке» (Е.В. Котова), «Османская империя в XIX веке» (С.Ф. Орешкова, М.С. Мейер), «Арабский мир» (Б.В. Долгов, Е.А. Прусская), «Иран под властью династии Каджаров» (А.И. Полищук), «Китай и мир: противоречивые процессы модернизации» (О.Е. Непомнин.). В разделе III «Национальная идея, становление и развитие национальных государств» пять глав: «Япония на пути в «клуб великих держав» (С.Б. Маркарьянц, Э.В. Молодякова), Германия: воплощение национальной мечты» (А.Г. Матвеева), «Италия в XIX веке» (З.П. Яхимович, А.А. Митрофанов), «Северная Европа на пути к благоденствию» (В.В. Рогинский), «Становление национальных государств в Юго-Восточной Европе» (О.Е. Петрунина). В разделе IV «Новые судьбы нового света» три главы: «Западное полушарие: преемственность и перемены» (А.А. Исэров), «США: на пути к могуществу» (Б.М. Шпотов), «Латинская Америка: век независимости» (М.С. Альперович).
В традиционных национальных нарративах XIX век описывался как век наций и национализма. Имперские проекты этого периода не связывались со строительством наций. В книге убедительно показана необходимость переосмысления глубинной взаимосвязи национального и имперского. Строительство наций было вплетено в ткань имперских практик как в ядре империй, так и на периферии. Такой подход открывает новые возможности для понимания природы национализма, интеграционных имперских проектов конца века, а также своеобразия первой модерности в целом. Имперские проекты в неевропейских мирах и национальные преобразования в Европе в структуре тома поставлены рядом. Это интересно, но недостаточно для того, чтобы показать, как именно они переплетались, взаимно видоизменяя друг друга. Для реализации этой задачи нужны дополнительные ракурсы и исследовательские приемы, наработанные в современных исследованиях по глобальной истории нового типа5 и пока не вошедшие в конкретные разделы тома.
Третья часть тома «Межгосударственные и международные отношения в XIX – начале XX века», включающая в себя три главы: «Наполеоновские войны и Венская система международных отношений» (В.В. Рогинский), «Международный порядок, войны и дипломатические отношения середины XIX века» (В.В. Рогинский, В.Н. Виноградов), «Мировая политика последней трети XIX – начале XX века» (А.В. Ревякин остается европоцентристской. Интернациональная история излагается здесь в дисциплинарной логике международных отношений с характерными для нее ключевыми темами: дипломатия, войны, геополитика. Как и во многих традиционных исследованиях истории международных отношений, мир здесь предстает как арена столкновения интересов, конфликтов, компромиссов и альянсов между национальными акторами. Между тем интеллектуальные трансформации последних десятилетий, такие культурный и пространственный повороты и связанное с ними обновление социальной истории, привнесли немало нового в это исследовательское поле. Историки обратились к поиску комбинаторных приемов микро- и макроанализа на глобальном и локальном уровнях. В связанной и перекрестной истории интернациональные отношения рассматриваются не только как продукты государственного действия, но и как важные факторы в формировании наций, тесно связанные с трансферами идей, концептов, технологий, материалов, цивилизационных ценностей и пр., а колониальные аспекты международных отношений органично вплетаются в ткань европейской истории. Все, что написано по этой проблематике во введении, задает новый ракурс для осмысления: «становление империй привело к укреплению национального за счет колониального и к их активному сближению»; «переплетение универсализма и национализма, национальных государств и империй...»; «имперская идея и колониальная культура стала частью массовой культуры метрополий» (с. 16–18). Но о массовой культуре метрополий в книге написано очень мало. Кроме того, возникает вопрос: как все это воспринималось в колониях на уровне элит и на уровне масс? Что об этом сообщают постколониальные исследования?
Долгий XIX век представлен как воплощение национальной государственности, имперской системности, буржуазного общества, индустриализации, интеллектуальной и технической рационализации, могучей элитарной культуры, инновационного и прогрессистского мышле-ния. XVIII век «врастает в девятнадцатый» и во многом определяет стиль мышления элит и проблемное поле культуры, в которой ключевыми идеями остаются цивилизация, просвещение и прогресс. В то же время новое условное столетие имеет свою специфику, и одно из ее проявлений в Европе – смена цивилизационного ритма: в процессе индустри-ализации/промышленной революции неспешная поступь «конной» цивилизации сменяется динамичной «автомобильной» (Д. Рош.)
Заключение «Мир в XIX веке: исторические итоги и обращенность в будущее» написано ответственным редактором тома В.С. Мирзехановым. Эпохальный характер перемен избранного для изучения периода, представленный на большом конкретном материале, позволяет говорить о «рождении современного мира». Среди наиболее важных свидетельств этого выделяются демографические процессы, технологическая революция, урбанизация, усиление глобальной однородности и стандартизации жизни, территоризация власти, рационализация веры, новые измерения в политике, абсолютное лидерство Европы в межгосударственных отношениях и мировом порядке в целом. Однако сохраняющаяся многовариантность и сложность мира, неоднозначность цивилизационных трансформаций в разных его частях, фундаментальная неустойчивость и неопределенность, осложненная темпоральным ускорением, к концу века привели к Великой войне, которая «сместила систему координат жизни на планете и обозначила новую точку начала XX века» (с. 860).
Многие из этих выводов остаются открытыми, являясь предметом оживленной дискуссии в мировой науке6. Проблематизируется сама возможность выделения XIX века в качестве самостоятельного периода уже потому, что это было сделано в контексте европоцентристской модели мира, и отказаться от нее, как показывает и данный труд, совсем не просто. Отрицается фундаментальная роль этого периода в трансформации всего мира: многие факторы и процессы, о которых идет речь в книге, все-таки затрагивают прежде всего Европу. Например, очерк о культуре посвящен исключительно высокой культуре Европы, при этом говорится, что она повлияла на весь мир (с. 19), хотя в современной науке, в т.ч. в контексте новой глобальной истории, накоплено немало материалов о том, что влияние было взаимным. Имеются специальные исследования, которые показывают, что влияние неевропейских народов на процессы промышленной революции, а также на другие континенты и регионы мира тоже было существенным. Например, старая модель распространения технологий из Европы на периферию в последние годы уступает место более сложным подходам, в которых учитывается и исследуется многогранность взаимных обменов и трансферов, имевших место на практике7. Устойчивое представление о европоцентристском характере межгосударственных отношений в XIX столетии во многом связано с тем, что в истории международных отношений эпохальным трансформациям этого века до недавнего времени не уделялось должного внимания8.
В томе собран и профессионально обработан огромный эмпирический материал. Большая часть авторских текстов хорошо написана, их интересно читать. Однако многие сравнительно новые сюжеты и темы всемирной истории представлены явно недостаточно. Изучение памяти, образов, дискурсивных структур, анализ мифов, сложившихся вокруг исторической памяти, исторические представления ушедшей эпохи, ценностные конфликты в социумах – все это не вошло в книгу. Акцент сделан на традиционной политической, экономической и – в меньшей мере – социальной истории. Последней уделено немного внимания потому, что социологический поворот, судя по текстам как обобщающего характера (см.: «Социальные процессы»), так и страноведческим, не повлиял на узких специалистов по истории отдельных европейских и неевропейских стран. Социальные сдвиги осмысливаются с помощью давно утративших актуальность терминов и понятий, а социальные процессы привычно связываются в детерминистском ключе лишь с экономикой и политикой. Культурная, а значит и антропологическая составляющая этих процессов никак не представлена в томе.
В некоторых главах явно не хватает современного историографического материала. Например, колонизация, как главное воплощение коммуникативных практик европейских и неевропейских народов осмыслена преимущественно в русле традиционной колониальной истории, хотя во введении убедительно обоснована необходимость обращения к постколониальной историографической традиции, существующей уже полвека (с. 18–19). Культурные практики, в том числе коммуникативные, хорошо проявляются в традиционной и обновленной истории трансферов, в исследовательском поле которой находятся идеи и концепты, научные открытия и технологии, информация, управленческие и образовательные навыки и пр. Такая история (так же, как перекрестная и связанная), слабо присутствует в томе и в принципе в настоящее время не может быть представлена в материале, поскольку осмысление этих подходов в отечественной традиции только начинается.
Большая часть страноведческих и региональных текстов подчинена жестким информативным и обезличенным требованиям традиционного учебно-энциклопедического жанра. Возможно, это осознанная установка редактора тома, позволившая совместить разные методологические предпочтения авторов. Но у такой установки есть недостатки, проявляющиеся, в частности, в явном дисбалансе в соотношении новых подходов, заявленных во введении/ряде обзорных глав, и содержания значительной части тома. Новая для отечественной традиции организация материалов все же не позволяет нивелировать это несоответствие.
При этом книга воспринимается как свежая и оригинальная. Подготовленный читатель сможет немало узнать не только об истории разных народов, населявших нашу планету в этот период, но и поразмышлять о состоянии отечественной новистики. Менее подготовленный, но интересующийся историческим процессом читатель с удовольствием прочтет многие страницы книги, в т.ч. написанные в соответствии с давно устоявшимися правилами исторической профессии и показывающие, «как было на самом деле». Не исключено, что у этого труда найдется и немало критиков, которые, читая книгу, могут задать «простые» вопросы: Что такое капитализм? Чем мелкая буржуазия отличается от крупной? Почему так мало написано о материальной культуре? Действительно ли культуру и технологии следует противопоставлять? Как изменилось сегодня понимание государства и социума? Почему в основной части тома ничего не написано о ментальности и воображении? Такое вопрошание, без сомнения, станет стимулом для очередного «переписывания» истории, которое собственно и позволяет историческому познанию сохранять свое социальное значение в качестве открытого, принципиально незавершенного осмысления человеческого опыта.
БИБЛИОГРАФИЯ / REFERENCES
Всемирная история: В 6-ти т. / Глав. ред. А.О. Чубарьян. Т. 5. Мир в XIX веке: на пути к индустриальной цивилизации / отв. ред. В.С. Мирзеханов. М.: Наука, 2014. 940 с.
Репина Л.П. Цивилизационная парадигма в старых и новых моделях мировой истории // История и теория цивилизаций: в поисках методологических перспектив / Ред.кол.: Ф.Е. Ажимов (отв. ред.) и др. Владивосток: ДВФУ, 2015.
Vsemirnaya istoriya: V 6-ti t. / Glav. red. A.O. Chubar'yan. T. 5. Mir v XIX veke: na puti k industrial'noi tsivilizatsii / otv. red. V.S. Mirzekhanov. M.: Nauka, 2014. 940 s.
Repina L.P. Tsivilizatsionnaya paradigma v starykh i novykh modelyakh mirovoi istorii // Istoriya i teoriya tsivilizatsii: v poiskakh metodologicheskikh perspektiv / Red. kol.: F.E. Azhimov (otv. red.) et al. Vladivostok: DVFU, 2015.
Boucheron P., Delalande N. Pour une histoire-monde. P.: PUF, 2013.
Buzan B., Lawson G. The Global Transformation: The Nineteenth Century and the Making of Modern International Relations // International Studies Quarterly. 2013. P. 620-634.
Charle Ch. Discordance des temps. Une brève histoire de la modernité.Le temps des idées, Paris, Armand Colin, 2011, 494 p.
Edgerton D. Quoi de neuf? Du role des techniques dans l’histoire globale. P.: Le Seuil. 2013.
Modernity. One, none, ou many? European origins and modernity as a global condition // Daedalus. 2000. P. 130-160.
Osterhammel J. Transformation of the World: a Global History of the Nineteenth Century / Princeton (N.J.), 2014.
Sterns P.N. Rethinking the Long 19th Century in World History: Assessments and Alternatives [2010] // World History Connected. 2012. Vol. 9. Issue 3. URL: yconnected. press.illinois.edu/9.3/forum_stearns.html.